Читать книгу "За стеклом - Наталья Нестерова"

Когда Лена спросила подругу, применяет ли та полученные знания в личной жизни с Родионом, Алла справедливо напомнила, что от нее муж пока не уходил. Это была истинная правда.

За чтение Лена принялась поздно вечером, лежа в покинутой супругом постели. «В первой главе вы познакомитесь с интимной жизнью мужчин, вторая посвящена половой деятельности женщин», — обещало предисловие.

«Надо же, — удивилась Лена, — а я думала, это вместе происходит».

Книгу она читала до рассвета, пока не перевернула последнюю страницу. Временами вскакивала и лихорадочно маршировала по комнате, испытывая настоятельную потребность в присутствии мужа. Некоторые откровения, напротив, вызывали у нее такое отвращение, что боялась навсегда потерять половое влечение. До одних премудростей, как оказалось, они с Володей дошли безо всякой теоретической подготовки, а другие ухищрения не только не приходили им в голову, но и представлялись Лене абсолютно тошнотворными.

Печальный вывод, который напрашивался сам собой после прочтения книги, заключался в том, что все человеческие желания, стремления идут вовсе не от сознания, то есть от головы, а гнездятся у человечества ниже пояса. Итог был тем более грустен, что Лена оказывалась мутантом — она жила сердцем. После без малого двадцатилетней замужней жизни эти самые желания стояли у Лены на десятом месте — после стремления хорошо накормить, одеть, обстирать семью, выучить детей и даже вырастить волосы на Володиной макушке.

Алла была совершенно права, и книга доказывала с сокрушительной безапелляционностью, что основной инстинкт, то есть секс, правит миром.

Лена без энтузиазма думала о том, что для сохранения семьи ей придется купить призывное эротичное белье или плясать перед мужем в чем мать родила.

ВЫЖИГАНИЕ ПО ДЕРЕВУ

Если бы Володя услышал толкование Аллой Воробейчиковой своего ухода, он бы только хмыкнул: «Мура!» Но и своего четкого объяснения у него не было. Хотя имелся десяток причин, которые побуждали треснуть кулаком по столу или хлопнуть дверью — не важно где.

От природы Володя был вспыльчив и гневлив. Но его природу, после женитьбы и окончания института, неутомимо давили! Молодым специалистом не очень-то эмоции распустишь.

А потом, когда в начальники выбился, в подчинении оказались женщины — от восемнадцати до шестидесяти. Спускать на них собак, хоть и заслуженно, — не по-мужски.

На Лене злость срывать — как над младенцем куражиться. Только рот откроет, у нее глаза как полушки, да еще слезами затягиваются. «Володенька, не обижайся! Как ты хочешь? Мы так и сделаем. Только не кричи! Когда ты кричишь, я ничего не слышу!»

Только Ленка так могла: брякнуть глупость, но глупость по смыслу понятную и даже единственно точную. Но ведь додуматься! «Когда ты кричишь, я ничего не слышу!»

Володя нашел выход в творчестве, близком к художественному. Раскалился до белого каления — волю в кулак зажмет, язык прикусит и достает с антресолей прибор для выжигания по дереву, доску, на которой расчерчен в клеточках портрет любимого поэта, оригинал — фото из старого журнала «Огонек» — рядом стоит и аккуратно наносит точки горячим жалом. Три дня выжигает, творит, и злость проходит. Лена и дети знают: когда папа выжигает, к нему лучше не подходить. Сейчас, то есть уже полгода, Володя работал над портретом Блока. А на стене в гостиной висел большой портрет Пушкина. Восемнадцать лет семейной жизни — не фунт изюма.

Но в этот раз до выжигания дело не дошло, хотя с утра все складывалось против Володи.

Мастер цеха вписал в калькуляцию ошибочные параметры заказываемой детали. Две линии остановились, потому что слесарям не с чем было к станкам подходить. А зарплату им плати! Новые заготовки обещают через неделю.

Начальник цеха, главный инженер, замдиректора — все отметились, все Володю обматерили. А Володя мастеру только кулак показал: тот сам отлично понимает, что наделал, только что на коленях не стоит.

На улице поскользнулся, на шпагат поехал, брюки треснули в самом неподходящем месте — на заднице. До дома приставным шагом, развернувшись к стене, семенил.

Опять-таки лысина! Проклятие его жизни!

Теперь мода на бритых, каждый второй под нолик стрижется. А Ленка ему упорно средства от облысения покупает! Отвращает ее лысина.

Правильно! Ему тоже с детства запало: «Что я, лысый?», то есть убогий и никчемный. Родные детки не отстают от мамочки, обсуждают рекламу пересадки волос по телевизору.

— Из донорской зоны берут? — Настя критически смотрит на затылок отца. — Если у тебя отсюда пересадить, то получится редкий одуванчик по всей голове.

— Папа, — дергает себя за вихры сын, — а хочешь мои?

Не по нраву им лысый папа!

Чтобы отслеживать процесс выпадения волос или, напротив, эффективности применяемых средств, Володя втайне от всех лысину измерял. Не сантиметром, конечно. Была у него веревочка с узелками, прятал в кармане халата. Нет веревочки! Ленка халат постирала, а веревочку, наверное, выкинула. Все против него!

Пришел домой, открыл дверь своим ключом. Лены нет, дети бьются смертным боем.

Не стал разбираться, кто прав, кто виноват, кто у кого что украл, за шкирки схватил и приподнял над полом. Ногами в воздухе дрыгают и продолжают обзываться. Слегка стукнул их лбами, гаркнул:

— Молчать!

— Ну папа! — вырвалась Настя. — Не разберешься, а руки распускаешь! Как Держиморда!

Петька ему за спину шмыгнул и захихикал:

— Ой, пап! У тебя брюки порвались и трусы видно. Розовые!

Никто его не уважает! Включая детей! И он тысячу раз просил жену не покупать белье идиотских расцветок! Как же! «Такая симпатичная клеточка!» — мысленно передразнил Володя жену.

Дальше — хуже. Пришла Лена и всучила ему очередное средство от облысения. Думал: в ванной успокоюсь, а после ужина прибор для выжигания достану. Не получилось! Веревочка с узелками пропала, и Иванова заявилась, дров в костер подбросила. Вот баба!

На три разделить — все толстушками будут.

Как она сказала? «Рога выводишь?» Сволочь!

Володя дошел до крайней точки кипения.

Ему хотелось, как пьяному буяну, крушить все вокруг или совершить какой-нибудь прежде немыслимый поступок. Крушить — это напугать жену и детей. Он выбрал немыслимый поступок. Схватил чемодан, бросил в него первые попавшиеся вещи и хлопнул дверью.

Приехал к давнему, с институтских времен другу Гене Лидину, обладателю комнаты в коммунальной квартире, полученной после развода с женой. На расспросы Володя отвечал односложно: заткнись! пошел к черту! не твое дело!

— Бунт на семейном корабле? — прятал усмешку Гена. — Прибор для выжигания сломался?

— В глаз хочешь?

— Совсем не хочу! Но могу предложить бутылку пива и колбасу «Докторскую», сто граммов. От сердца, то бишь от завтрака, отнимаю. Хлеб кончился, есть пряники, свежие, в прошлом году купленные.