Читать книгу "В цветах ночи - Эльма Зеленжар"

как раз напротив письменного стола. Большую часть дня оно будет в тени, как и положено картине из Вечной Ночи.

— И вот еще. — Лирда передала ему в руки туго набитый мешок. — Аванс за ваши услуги.

Терций раскрыл мешок и увидел там рассыпь онтейских монет и несколько крупных драгоценных камней. Очень щедро, но ценности жгли руки. Хотелось отказать, да нельзя.

— Благодарю госпожу, — ответил Терций.

Когда эльфы убрались из кабинета, он задержался, зажег свечу и пригляделся к полотну. Картина пестрела мельчайшими деталями. На фоне — темная громада укутанной тенью Карамаргосы, а на переднем плане — храм. Терций прищурился, разглядывая фигуру убийцы. В его руках блестел кривой церемониальный кинжал дроу. Терций нахмурился. Чтобы ноквулил попал в руки людям? Эльфы сочли бы это кощунством. Или под плащом все-таки скрывается дроу, дела которого пытаются замять соплеменники? Снизу раздался какой-то шум. Терций затушил свечу и поспешил спуститься в гостиную.

Источником шума оказались Амико с Лирдой.

— Я не раб, — сказал мальчик. — Разве это вежливо с порога называть кого-то рабом?

Девушка рассмеялась:

— Забавный! Тебя хозяин научил так говорить? У госпожи Эльвалы есть ручной спруг. Он тоже чирикает по приказу и подает лапку.

— Чирикает? Уважаемая, я не животное. Придержите при себе неудачные сравнения.

— Дерзкий! Скажи, ты правда мальчик, или вас создают скопцами?

— Госпожа Лирда, выбранная вами тема для обсуждения не принята в приличном обществе и выставляет вас в крайне неприглядном свете. Но если вы хотите поговорить на злободневные темы, то почему бы нам не обсудить ваше место в иерархии посольства?

— Дерзкий! — вновь повторила Лирда, а затем, заметив Терция на лестнице, сказала ему: — Ваш гомункул слишком много себе позволяет.

Странно, но в ее голосе не было недовольства. Похоже, ее даже забавляла дерзость Амико.

— Я воспитал его, как своего компаньона и собеседника, — ответил Веласко. — Мне скучно разговаривать с теми, кто не способен ни слова сказать поперек. Мне очень жаль, если он оскорбил вас. Приношу свои извинения.

— Слышал? — кинула Лирда гомункулу. — Хозяин приносит за тебя извинения. Тебе не стыдно?

Амико невозмутимо ответил:

— Стыд — проявление души. Жрецы учат, что у гомункулов нет души.

Терций едва успел подавить смешок. Мало ли как могла это расценить эльфийка. Хищно улыбнувшись, Лирда сказала Терцию:

— Господин Веласко, вашему гомункулу просто необходима жесткая рука. Могу подрядиться к вам в помощь. Отлично владею плетью и розгами, а если проколоть ему нос и вставить цепь…

— Кхм, спасибо, но не надо.

— Как знаете. Есть что передать госпоже Эльвале?

— Нет. Если появятся новости, я передам их через Иззе.

Эльфийка поморщилась в отвращении:

— Как знаете. Я еще по хозяйству могу. Буду куда лучше ваших нерасторопных тараканих. Дрожат там, за стенкой. Жалкие создания!

Вот это уже грубость!

— Боюсь, Лирда, у вас возникнут проблемы с походом на рынок. Меня вполне устраивает служба Сильвий, но спасибо, что предложили.

Она простодушно пожала плечами:

— Как хотите. Тогда я пойду, пока солнце не встало.

Выпроводив темных эльфов восвояси, Амико еще несколько секунд смотрел на запертую дверь, а потом сказал:

— Ясного солнышка им в спину.

— Амико! — Терций ударил его перчаткой по макушке. — Видать, я и правда тебя разбаловал. Говоришь что попало.

— Я говорю точно в цель.

Терций покачал головой. Амико, как и все гомункулы, не способен ослушаться приказа хозяина, но в остальном он вел себя очень вольно, это верно. На фоне других гомункулов могло броситься в глаза, а там не избежать неудобных вопросов. Выходя на улицу, Терций распорядился:

— Амико, никому не груби.

— А разве я кому-нибудь грублю? Я веду вежливую интеллектуальную дискуссию.

«Воспитал на свою голову», — вздохнул Веласко.

Они пошли по просыпающемуся городу, и Терция не покидало неприятное ощущение слежки. Он периодически оглядывался через плечо в тщетной попытке определить, кто же так настырно его преследует. В конце концов он успокоил себя, что это, должно быть, Иззе. Тот же обещал следовать за ним тенью. Терций заставил себя шагать бодрее. Грязное золото темных эльфов звенело в мошне. Если уж на что его и тратить, то на благополучие близких, а услуги алхимиков стоят недешево.

Процесс обновления гомункула — это тоже своего рода театр, полный света и радужных бликов из огромных магических призм. Обнаженный Амико погрузился в огромную емкость, полную блестящей жидкости. Радужный свет от призм заставил воду лихорадочно искриться, а потом в бак ударила молния, рассыпая гроздья крошечных белых солнц. Запах озона и соли, дым от воды. Кожа гомункула засверкала чешуей форели. В глазах искра магической энергии. Спустя несколько дней всполохи погаснут, вернув ему нормальный облик, но еще несколько дней он будет сверкать, словно украшенная драгоценными камнями брошь.

На обратном пути их застал колокольный звон. Громада Собора Святого Мельхиора Заступника напоминала Терцию выбеленный морской солью мыс на Лебо. Выточенная из мрамора фигура Великого Ткача в кольце бронзовых статуй молитвенно сложила все шесть рук. На одной из статуй Великий Ткач прял нить судьбы каждого человека, вплетая в гобелен мира. На другой он обрезал нить, на третьей — преподносил святому Мельхиору книгу законов. На барельефах, которыми были украшены стены собора, он благословлял джаалдаров и дарил им новый мир. Над воротами в храм красовалась лучшая картина: Великий Ткач открывает перед людьми дверь, сотканную из нитей лучшей судьбы. Когда-нибудь те, кто был верен ему, ступят в обещанную землю и встретятся там со всеми праведными мертвецами.

Терций остановился прямо напротив ворот, в которые текли прихожане. Он, как и любой онтеец, с детства ходил в храм, исправно жертвовал налог веры, соблюдал праздники и посты, но путешествия и знакомство с чужими верованиями убавили его религиозный пыл. Он стал много думать о том, что богатые храмы слишком уж контрастируют с бедными кварталами Карамаргосы. Когда-то он был наивен или достаточно глуп, чтобы говорить об этом вслух, и ему еще повезло, что дело не дошло до казни. Этого было достаточно, чтобы изгнать из королевства.

— Господин, не желаете ли пойти в храм?