Читать книгу "Милосердные - Федерико Андахази"

Джону Полидори не понадобилось особо рыться в памяти, чтобы вспомнить самое уродливое существо, какое ему пришлось увидеть за свою жизнь. Незнакомка как будто подглядела его самые тягостные воспоминания. Полидори с содроганием вспомнил один из самых мучительных эпизодов своей короткой жизни. Перед ним предстал зловонный AbnormalCircus, глухие подвалы которого были удостоены жуткой чести стать подмостками чудовищного парада: крохотные карлики с горбами, подобными горам, когти вместо ногтей, пустые провалы глазниц, ампутированные или просто от рождения отсутствующие руки и ноги, звериное рычание, дикий хохот, глухие стоны, душераздирающий плач, невиданные болезни, несоразмерно огромные головы, мольбы о помощи. Наполовину прирученные – одни из них покорившиеся кнуту и ремням, другие, продолжавшие бунтовать против цепей и кандалов, – они двигались под грубые окрики и жестокие удары своих «укротителей», вырядившихся в ливреи с золочеными пуговицами. Они шли беспорядочной гурьбой по узкому, вонючему коридору, который вел в подземелье. Эти двадцать пять freaks, привезенные со всех частей света в смрадных, тесных трюмах самых грязных кораблей, были заточены в подвалы AbnormalCircus, чтобы впоследствии пойти с молотка на публичных торгах. А для того, чтобы окончательно лишить их малейшего сходства с людьми, их одели и раскрасили самым экстравагантным образом. Доктор Грин именно там проводил в качестве «обязательной практики» свое последнее занятие по патологии. Как утверждал сей кровожадный ученый муж, ежегодные торги, проводившиеся в AbnormalCircus, представляли собой неповторимый каталог жизненных форм, уникальную возможность напрямую наблюдать pathos, недоступную в обыденной клинической практике. Джон Полидори помнил, как доктор Грин с видом «лабораторного» экспериментатора-аукциониста выставил перед аудиторией насмерть перепуганную женщину, в которой было не больше полуметра росту. Вместо глаз у нее было два мертвых белых шара, сквозь которые никогда не проникал свет. Чтобы доказать полную слепоту «пациентки», профессор достал и зажег спичку перед самым ее лицом. Женщина не обнаружила никаких рефлексов, пока пламя не приблизилось к коже. Тогда она скорчилась от боли и издала гортанный звук, глухой стон, исходивший, казалось, из глубин пещеры. Доктор Грин пояснил, что, если «пациентка» и слепа, то явно обладает тактильными рефлексами. В подтверждение своих слов он сразу же взял перо, с которого еще свисала капелька чернил, и вонзил его в подушечку одного из ее пальцев – спина «пациентки» изогнулась дугой, а левая нога задрожала. Маэстро объяснил, что нервы кончиков пальцев напрямую связаны с ножными. Чернила смешались с кровью. Женщина мотала головой справа налево, как если бы имела представление о грехе и милосердии и вопрошала – за какое преступление несет подобное наказание; и, судя по ужасу, застывшему на ее лице, молила о пощаде. Доктор Грин задался вопросом, что в настоящий момент может переживать «пациентка», принимая во внимание ее слепоту, глухоту и немоту. Он посоветовал поразмыслить над этой загадкой своим перепуганным ученикам. В этот самый момент раздался глухой, замогильный голос, источник которого был неясен из-за полутьмы, царившей в подземелье:

– Устами скольких немых говорят с нами мертвецы из глубин своих могил?

Доктор Грин обернулся и, никого не увидев, поднял свечу и сделал несколько шагов. Из темноты выступила огромная фигура. Громоздкое, гороподобное тело венчала несоизмеримо маленькая голова. Лицо несло отпечаток безмятежной и безграничной тоски. Щиколотка была опутана толстой цепью, к которой крепился железный шар.

Профессор Грин невозмутимо начал описывать специфику пафоса неожиданного явления. Вдруг исполин протянул руку, и череп профессора Грина скрылся под гигантской ладонью. Изумленные ученики увидели, как чудовище подняло тело профессора, отвело руку в сторону, затем разжало пальцы – и маэстро рухнул замертво. Нежданный гость прошествовал среди впавших в оцепенение студентов, подошел к женщине, с материнской нежностью взял ее на руки, переступил через корчившегося в судорогах доктора Грина и снова скрылся во тьме.

7

Я уже говорила, что являюсь лишь одной третью чудовища. Похоже, все качества поделены между нами в обратной пропорции. Громкой славе сестер противостоит моя полная безвестность. Их несравненной красоте – моя безмерная уродливость. Их фривольной глупости – невыносимое бремя ума, который преследует меня наподобие болезни (и не подумайте, что это последнее замечание продиктовано гордыней, поскольку вижу в том не достоинство, но скорее его противоположность). А их чрезмерную болтливость – граничащую с грубостью, потому что порой кажется, что они просто не в состоянии не перебить любого собеседника, – уравновешивает моя вынужденная немота.Если имнедостает деликатности, то я слишком предаюсь угрызениям совести, как если бы была вынуждена взять на себя весь груз их жестоких преступлений, будто мне мало собственного раскаяния, а ведь – теперь пробил час исповеди – я отнюдь не считаю себя невиновной.

Мой дорогой доктор, Вы первым узнали о моем существовании; и если бы познакомились со мной лучше и сравнили с моими сестрами, то, возможно, пришли бы к заключению, что в мире наподобие богатства накоплено определенное количество красоты, которая, как и все остальное, распределена несправедливо. За каждый участок чистой, нежной, благоухающей кожи моих сестер, за каждую из их стянутых пор, я вынуждена расплачиваться непроходящими нарывами, жировиками, фурункулами и зловонными язвами. За каждый их белокурый, витой волосок я могу рассчитаться своими серыми, траченными мышами лохмами, сквозь которые просвечивает сальная кожа, покрытая струпьями. С тех пор, как мы научились говорить, они всегда проявляли склонность высказываться одинаково, что заставляло предполагатьи сходствоих мыслей, еслитак можно назвать то, что движет их языками.

То, о чем я поведаю Вам далее, несмотря на всю свою скабрезность, не имеет иной цели, нежели оберечь Вас. Вы, наверное, сейчас спросите себя, от кого. Скажу сразу: от моих сестер и, конечно же, от меня самой. Вы, несомненно, зададите себе и другой вопрос: от чего Вас надо оберегать.

Дорогой др. Полидори, не думайте, что моя чудовищность состоит исключительно в чрезмерном уродстве. Нет. Я осведомлена о Ваших широких познаниях. И Вам, конечно, известно, что есть люди, которые существуют за счет потребления «части» себе подобных, даже если при этом идут на убийство. Знаете мрачную историю о графине Батори, которая, как говорят, чтобы сохранить молодость, пила кровь своих жертв. Возможно, именно этим графиня оправдывала извращенное удовольствие, которое она получала при виде крови своих молодых служанок, равно как и смертельные пытки, которым она их подвергала.