Читать книгу "Мормилай. Грёзы проклятых - Журкович Андрей"

— продолжил Антони, закидывая ноги на стол. — Присядь, отдохни… А, впрочем, налейка мне вина!

Кухарка молча отправилась в кладовую, вскоре вернувшись с закупоренной и пыльной бутылкой из тёмного стекла. Достав из буфета хрустальный бокал, она срезала пробку и наполнила его.

— Плесни и себе, — улыбаясь проговорил Антони.

— Это вино слишком дорогое… господин, — прошептала Анна.

— Плесни, я сказал, — велел юноша и в его голосе зазвенело подкатывающее раздражение.

Она повиновалась. Достала из буфета ещё один бокал и наполнила его.

— За моего мормилая, — провозгласил тост Антони. — Пусть его посмертие будет ещё ужаснее, чем жизнь!

Он захохотал, и кухарка вежливо присоединилась, бросив на меня несчастный взгляд. Антони залпом выпил вино, затем встал и сам наполнил свой бокал вновь. Отпив половину, он смахнул алые капли манжетом белоснежной сорочки. Глянув на пятно, он деланно скривил губы.

— Какой же я неряха… Придётся выбросить… Впрочем, ладно. Может отстирают. Надо отдать прачке…

Он медленно расстегнул манжеты, затем пуговицы от шеи к животу. Сняв сорочку, Антони бросил её на стол, рядом с открытой бутылкой вина. Анна была бледна, как мел. Она старательно отводила глаза, но юноша от этого лишь раззадоривался.

— Раздевайся, — скомандовал он.

— Господин, прошу… Не надо.

— Раздевайся, Анна, раздевайся. Чего ты боишься? Я же не стесняюсь тебя, — заявил он, шутливо бросив взгляд на свой голый торс.

Кухарка обречённо сняла передник, а затем начала медленно распутывать завязки на платье. Вдруг Антони налетел на неё, как сумасшедший, схватив за воротник, он рывком порвал платье. Оголённая грудь девушки качнулась прямо перед его лицом, и он тотчас принялся её целовать, покусывая соски.

«Какая же ты тварь».

Анна тихо шептала, что-то вроде «пожалуйста, не надо».

«Молчи, дура! — думал я, бессильно наблюдая за изнасилованием. — Ему этого только и надо. Чтобы ты была маленькая, слабая, чтобы ты плакала».

Антони спустил штаны и принялся совершать известные поступательные движения. Однако, что-то у него не клеилось. Он то и дело останавливался, что-то делал рукой. Затем снова пытался свершить задуманное и, наконец, распсиховался.

— Что ты за баба такая?! — вскричал он. — Не баба, а бревно! А ты ещё! Чего уставился? — вскинулся он уже на меня. — Отвернись, падаль!

Я повиновался, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Мне хотелось кричать и бесноваться. Схватить его за груди и швырнуть о стену. Ледяное спокойствие мертвеца разрывало желание убить. Убить эту чёртову гниду, придушить, раздавить, разорвать на части. Но я не мог сделать ничего.

«Как жаль, что мать не видит, какое чудовище воспитала».

— Аннушка, ты же не хочешь, чтобы я рассердился? — прохрипел Антони, судя по голосу, окончательно рассвирепев.

— Нет, господин, — плача, ответила девушка.

— Тогда поработай губами, а то у нас с тобой не любовь, а непонятно что.

Она повиновалась. Встав на колени и примкнув к его паху. Вскоре Антони созрел, и швырнув кухарку на стол, овладел ею. Ритмично двигая бёдрами, он хрипел от вожделения, а Анна плакала, уже не сдерживаясь и не пытаясь изображать подобострастие.

— Даже не думай забеременеть, — охая на каждый такт, шептал ей Антони. — Если узнаю, что брюхатая, буду пинать твой проклятый живот, пока не выколочу ублюдка! Поняла?!

— Да, господин, — ответила Анна уже совсем тихо, то и дело сотрясаясь от его ударов.

«Я не знаю, как и когда… Но однажды я вырву твоё поганое сердце, — думал я, глядя в отражении окна, как он истязает кухарку. — Не потому, то ты гадкая тварь. Не потому, что позорный насильник. Я сделаю это ради одной лишь цели. Чтобы небо не видело такого гада. Берегись, Антони. Ведь ты глуп, и однажды совершишь ошибку».

Когда он закончил, Анна так и осталась лежать распростёртая на столе. Её глаза незряче смотрели в потолок, а по щекам стекали слёзы. Антони грубо толкнул девушку ногой.

— Вина, — тяжело дыша, велел он.

Она медленно поднялась, даже не пытаясь прикрыть поруганную наготу, наполнила бокал, который опустила перед ним, застыв прямо как я. Антони жадно глотал, а затем смачно рыгнув, рассмеялся.

— Будешь хорошей девочкой, быть может, однажды, я дам тебе выходной.

Анна не ответила, хотя и стоило. Впрочем, юнец пребывал в слишком хорошем настроении. Я осторожно согнул и разогнул пальцы. Рука слушалась.

«Интересно, как это работает, — думал я. — Каковы границы, за которые мне удастся выходить без приказа?».

Я шевельнул плечом, стараясь двигаться так, чтобы он ничего не заметил. Рука снова послушалась.

— Ладно, у тебя тут ещё работы на полночи, — сонно пробормотал Антони. — Сегодня закончишь одна.

Сказав это, он встал и накинул брошенную сорочку на плечо. Я понял, сейчас или будет поздно, пока Антони не сказал ещё что-то.

«Я не смог её защитить. Не смогу никогда, пока он мною владеет. Значит надо гадить. Исподтишка. Так, чтобы он ничего не понял… Ну же! Действуй».

Коротко шагнув к Анне, я с размаху ударил её кулаком в скулу. Девушка, не ожидавшая ничего подобного, рухнула на пол, ударившись плечом об стену. Антони аж подскочил от неожиданности. Я же снова замер, словно ничего не произошло.

— Это что ещё было?! — прошипел он, испуганно глядя на меня. — Замри! — крикнул юноша, для верности схватив амулет некроманта, висящий у него на шее.

Я действительно замер, стараясь изобразить абсолютный ступор, даже не двигая зрачками. Поняв, что мормилай полностью ему подчиняется, Антони выдохнул.

— Видишь, Анна, как мой слуга чувствует настроение хозяина, — протянул он, старательно скрывая дрожь в голосе. — Надо быть послушнее.

Лежащая на полу кухарка что-то тихо всхлипнула. Антони явно растерял уверенность, а потому поспешно ретировался.

— За мной, — бросил он, для верности глянув на меня через плечо.

Я послушно шагал следом. Он привёл меня в оружейную, где я очнулся ранее.

— Ложись, — скомандовал юноша. — Пока не приду, лежать!

Погасив масляные лампады, Антони ушёл. Остался только я, глядя в каменный потолок. У меня внутри зияла пустота, которую теперь робко заполняли мыслеобразы прошедшего вечера. Шли минуты и часы, за окном темень сменялась рассветом. А я думал. Думал о том, как его обмануть.

«Надо быть хитрее, покорнее. Притупить его бдительность».

Несмотря на ужас и подлость увиденного сегодня, я обрёл надежду. Осознал, что надо каждый день прощупывать границы дозволенного, и тогда