Читать книгу "Африка - Растко Петрович"

простоит на рейде до полуночи, я и два моих молодых знакомца с нашего судна спускаемся в уже переполненную шлюпку, направляющуюся к берегу. Шлюпка вообще не освещена, она окутывает нас облаками ядовитых выхлопных газов, и нам кажется, что мы движемся во мраке уже целую вечность. Даже ночью, в темноте, до чего не дотронешься, рука натыкается на копоть. Причаливаем к своего рода огромному молу, стоящему на столбах и освещённому только качающимися туда-сюда лампами, их свет помогает нам взобраться на мол. За набережной виднеется другое полотно воды, чья ширина ограничена светом молодого месяца. Со всех сторон только и разговоров о том, когда шлюпка вернётся назад. Хозяин шлюпки, негр, сварливо отвечает, что не знает, и ввиду того, что спешит, справляет малую нужду тут же, на наших глазах. Все хохочут.

Набережные не мощёные, не ограждённые, земля хотя и засажена деревьями, но во время дождей, разумеется, превращается в вязкую грязь. Дома по другую сторону набережной деревянные, в стиле бунгало: два этажа, галереи, широкие окна с решётчатыми ставнями, со светом, который во все стороны пробивается сквозь тонкие стены. Нас окружает толпа негров с пус-пусами, стараясь навязать свои услуги. Пус-пус – это тележка на двух колёсах, в которую впрягается человек. Всё это вместе, в ночи, отчасти напоминает мне наши македонские поселения на озёрах, а отчасти китайские города, как их представляют в фильмах. Первое большое здание поблизости, вдали от моря – «Гранд Отель», собравший в своих стенах всех белых, живущих в Конакри. Их в зале с двадцатью-тридцатью столами человек десять-пятнадцать.

Бродим по широким авеню, засаженным огромными гвинейскими сырными деревьями15, которые вечерами напоминают наши липы. Тёплый, приятный запах красных цветов накрывает этот уснувший город с широкими улицами, с красноватой утоптанной землёй и хижинами, крытыми соломой. Бунгало как игрушки, то крохотные, а то огромные, если там правление банка или предприятия. Конакри не только тропический город, чьи здания имеют настолько тонкие стены, что видно всё происходящее внутри, но и город провинциальный, с пышными кронами деревьев, палисадниками и узкими улочками. Крики ночных птиц и обезьян приятны столь же, как привычный нам собачий лай.

Парнишка-негр, ставший нашим проводником, предлагает нам свою хозяйку, которая «почти белая, грудь у неё торчит, волосы короткие, и совсем не старая: всего пятнадцать лет». Она – любовь главного повара, Мадоны, а по крови она из пел – племени пастухов. Самого себя он называет «бриллиантовым», так как умеет «вести беседу», чего другие чёрные, говорит он, не умеют. Христианин.

Нанимаем пус-пус, на нас троих – три пус-пуса, и отправляемся искать самых красивых чёрных конакриек. Известно, какая это честь для негра, для которого ревность вообще не существует в том виде, как у нас, если белый удостоит своим вниманием его жену или дочку. Старые торговцы слоновой костью ни о чём не могли договориться с чёрными вождями племён, если не выказывали свою галантность их дочерям. Они брали к себе королевскую дочь на всё время своего пребывания в племени часто лишь для вида. Так что понятно, почему никто не считает странным или неуместным, когда в дом, где уже почти все заснули, входит сперва один из чёрных гонцов, чтобы выгнать оттуда мужчин, и только после этого заводит нас. Чёрные люди закутываются в плащи, машут нам руками и, смеясь, удаляются в ночь. Красивые заспанные девичьи глаза смотрят на нас обещающе. Наконец мы выбираем один из домов, тот, где живёт девушка с прекрасной обнажённой грудью, мечтательным, почти нежным лицом и дивными длинными руками. Посылаем за ещё двумя-тремя девушками из тех домов, куда уже заглядывали, и вот мы в небольшом помещении, полном и их, и парней, которых поначалу никто не стыдится. Девушки приносят вино, и когда мы отказываемся его пить, пьют сами, болтая друг с другом и из негритянской учтивости делая вид, что они нас больше не замечают. Нужно показать незнакомцам, что те как бы у себя дома и никому не мешают. Они не хотят снимать со своих бёдер платки до тех пор, пока в комнате находится более одного мужчины. Долгие переговоры, споры. Выгоняем парней за дверь. Они внимательны и улыбчивы, однако равнодушны и упрямы. Выходят, входят, забывая о нас и о нашем предупреждении.

Той, самой красивой, наконец становится жарко, и когда уговоры уже начинают нас утомлять, она безо всякого предупреждения сбрасывает своё одеяние и остаётся стоять спокойная и бесстыдная, как озорной мальчишка. Вся она единый мускул, покрытый тёмной блестящей кожей: её долгие и совершенные линии нигде не нарушает ни полнота, ни более выпуклая мышца. Она отлита с первой же попытки и отполирована густым воздухом и горизонтами. Это живая бронза, которая растёт, как растение, и живёт, как зверь, уже четырнадцать лет. Уходит спать, а чтобы показать нам, что она богата и ей дарят подарки, укутывает себя коротким жёлтым атласным платком. Во все глаза гляжу на эту скромную роскошь, о которой мечтали Бодлер и Делакруа.

Они не удивляются, что мы их не хотим. Знают, что пахнут «фруктами», и поэтому пользуются такой парфюмерией, как амбра. Макияж наносят удивительнее, незаметнее и нежнее, чем можно себе представить. Употребление косметики у негров – столь же общая черта, как и чистоплотность. Мать по утрам накладывает макияж на детей, которые ещё не умеют ходить, парень, просыпаясь, чтобы идти на охоту, раскрашивает своего товарища или брата. Нежным голубым цветом обводят и удлиняют глаза, фиолетовыми, сиреневыми тонами оттеняют округлость щёк настолько прозрачно, что скорее заметишь, когда макияжа нет – из-за того, что на лице нет фруктового блеска, – чем когда он есть. Я не говорю о том макияже, который они перенимают от белых. Негритянка с побережья, пользующаяся белой пудрой, выходит замуж за негра, который носит целлулоидный воротничок, и их порочные западные привычки переходят в семью.

Оставляем девочкам пять франков, за что они нам бесконечно благодарны, и, уходя, по ошибке вваливаемся в какую-то комнату, где натыкаемся на нежную сцену молодой брачной пары, брата и снохи красавицы, с которой мы только что расстались. Юноша выскакивает из постели и любезно показывает нам дорогу. Мы по-прежнему уверены в том, что он один из возчиков наших пус-пусов, и силой хотим его впрячь, чтобы не опоздать. Однако выясняется, что настоящие возчики дремлют в стороне. Возвращаемся в порт.

Шлюпка только что причалила, негры, качая фонарями, выгружают камамберы размером с колесо. Морщатся от запаха: всё это съедят белые. У нас есть полчаса до отправления судна. На полпути