Читать книгу "Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни"

Кристи смущенно улыбнулся:

– Пайпер.

– Пайпер, вот именно! Ты решил затащить его в дом и посмотреть, не захочет ли он поужинать с нами в столовой. Ха! Вспоминаешь? Ну давай же, пей.

Джеффри попытался силой вложить стакан в руку Кристи, но тот поставил его на стол и вновь взял свою шляпу.

– Извини, но мне нужно идти.

– Что? Но почему?

– У меня назначена встреча с представителями прихожан и с церковным старостой; я уже дважды ее откладывал. Мы встречаемся у меня в доме. Зачтем будет вечерняя служба.

– Но ты же только что сказал, что остаешься.

– Я думал, тебе может понадобиться моя профессиональная помощь, – объяснил Кристи, снова ощутив неловкость. – Слово пастыря.

– Так ты думал, – Джеффри запрокинул голову и прямо-таки взвыл от хохота, – что мне потребуется духовное утешение!

Кровь бросилась в лицо Кристи. Он не мог поднять глаз на миссис Верлен, но постоянно ощущал на себе ее пристальный изучающий взгляд; ей явно было интересно исследовать такой забавный и редкостный экземпляр обитателя английского захолустья, как приходский священник, о котором она до сих пор могла знать только по книгам.

– По пути домой я поговорю с доктором Гесселиусом, – сказал он, стараясь, чтобы его голос не выдал обиды. – В приходе есть несколько женщин, которые обмоют и обрядят тело, так что тебе ни о чем не придется беспокоиться самому.

– О, – вскричал Джеффри, притворяясь сконфуженным, – я доставляю тебе беспокойство! Мне так неловко…

– Ничего страшного.

В этот момент Кристи понял, что Джеффри сильно пьян. Миссис Верлен повернулась к ним спиной и стала смотреть в окно, по-видимому, не прислушиваясь к разговору.

– Приходи завтра вечером ужинать, – порывисто предложил Джеффри. – Здесь ведь найдется повар, не так ли? Или Энни нам что-нибудь соорудит, она же большая мастерица по этой части, ведь правда, любимая?

– Прошу прощения, – быстро возразил Кристи, – но я уже приглашен.

– Вот как? – Непроизвольно в голосе Джеффри прозвучала обида. – Ну, значит, в другой раз.

– Заходи как-нибудь ко мне в дом викария.

Кристи протянул ему руку.

– К тебе в дом викария? – повторил Джеффри тусклым голосом, как бы забыв, о чем только что шла речь. Потом вдруг глаза его прояснились. – Да, я, конечно, приду! Ты ведь меня угостишь, не так ли? Все как в старые времена, только на сей раз в кабинете твоего отца за этим чудовищным письменным столом сидеть будешь ты – вот здорово! И ты мне нальешь той испанской мадеры, которой он любил потчевать посетителей.

Его лицо выражало неестественное оживление, голос звучал слишком громко. Он обхватил Кристи за плечи и поволок его к двери.

Кристи задержался. Энни повернулась к нему.

Он произнес официальным тоном:

– Было приятно познакомиться с вами, леди д’Обрэ.

Это, казалось, ее позабавило:

– Благодарю вас за визит, преподобный Моррелл. Это было так любезно с вашей стороны. Надеюсь…

– Слушай-ка, – прервал ее муж, – ты же не думаешь, что Энни станет бродить по округе, навещая больных фермеров и все такое? Жена лорда и прочая чушь… – Он рассмеялся. – Но, дорогая, ведь это же страшно смешно! Леди Щедрость[2]из Уикерли. О, это просто бесподобно. Я много лет гадал, в чем твое истинное призвание, и вот теперь мы его нашли наконец!

Ее щеки слегка порозовели. Только это, да еще крепко стиснутые на поясе руки выдавали ее волнение. Но Кристи вдруг почувствовал неожиданное удовлетворение и облегчение: наконец-то прекрасная леди д’Обрэ хоть чем-то выдала себя. Она мгновенно овладела собой и распрощалась с ним самым прохладным и спокойным образом. Он отвесил ей короткий поклон, пока Джеффри хихикал, наблюдая за ними. Она быстро отвернулась, и последнее, что он увидел, был его нетронутый стакан шерри, который она схватила и, не отрываясь, осушила до дна. Потом ее всю передернуло, как если бы она выпила яд.

3

Линтон-Грейт-холл 7 апреля 1854

Сегодня Джеффри похоронил своего отца. Похоронил, но не оплакал. В его глазах читалось явное удовлетворение и ни намека на скорбь. Я вспоминаю, как мало внимания уделял мне мой собственный отец. Я всегда это знала, но любила его со слепой, нерассуждающей страстью, которая теперь меня изумляет. Кто была эта девочка? Куда подевался весь ее пыл и обожание? Все сгорело вместе с другими детскими мечтами и заблуждениями. Сейчас я даже представить себе не могу, что когда-то жила теми чувствами.

Мне остается только гадать – наверняка я ничего не знаю, – за что Джеффри так ненавидел Эдуарда Верлена. Он мне ничего никогда не рассказывал, считая, что это не моего ума дело. Старик не давал ему денег – вот все, что мне известно. Помню одно-единственное письмо от него, которое я получила после той бесконечной зимы в Холборне, когда Джеффри исчез, а от выселения из квартиры и голода меня отделяли только последние четыре фунта и шесть шиллингов. Там было сказано:

«Не пишите мне больше никогда, миссис Верлен. Финансовые затруднения Джеффри не интересуют меня вот уже многие годы, а до его женитьбы мне вообще нет никакого дела. По моему глубокому убеждению, вы девушка крайне неумная, ибо в противном случае устроили бы себе постель как можно дальше от спальни моего сына. Но раз уж вы решили делить с ним ложе, могу только пожелать вам удачи. Впрочем, я очень сомневаюсь, что вам удастся выжить, либо добиться успеха. Во всяком случае, не рассчитывайте ни на какую помощь с моей стороны».

«Крайне неумная девушка» – точнее не скажешь, особенно если мерить отсутствие ума излишком доверчивости и оптимизма. Взяв их за точку отсчета, можно сказать, что сейчас, в свои зрелые годы, я достигла вершин мудрости.

Толпа скорбящих на похоронах лорда д’Обрэ была, мягко говоря, не густа. Большинство из тех, кто все-таки пришел, явились, надо полагать, не попрощаться со старым виконтом, а поглазеть на нового. Львиную долю рыданий внесла миссис Фрут: ее слез хватило на всех собравшихся. Но не следует смеяться над ней; ее горе искренне и не менее достойно уважения оттого, что никто его с нею не разделяет. Архангел (преподобный Моррелл; шуточное прозвище, которое Джеффри дал своему другу, запало мне в память, потому что он действительно похож на Михаила или Гавриила с какой-нибудь картины эпохи Возрождения, а еще точнее, с одного из офортов Блейка[3]) – так вот, Архангел провел заупокойную службу, и, когда пришло время сказать похвальное слово о покойном, эту непосильную задачу – отыскать в жизни и характере усопшего хоть что-то положительное – он решил замечательным способом: битых полчаса проговорил об английской традиции почтения, которое община испытывает к крупным деревенским землевладельцам вообще. При этом ни слова не было произнесено о почтении к данному конкретному сквайру. Короткая церемония на церковном кладбище могла бы даже показаться трогательной, если бы Джеффри не проявлял так явно своего нетерпения. Поэтому его преподобию пришлось скомкать свою речь про «прах к праху». Закончив ее, он любезно пригласил нас на чай к себе в домик викария. Никто из пришедших на похороны к нам не присоединился. Джеффри, ясное дело, пожелал чего-нибудь покрепче чая и в экипаже отправил меня домой одну. Насколько я могу судить, именно сейчас они с Архангелом накачиваются бренди с содовой, поминая старые добрые времена.