Читать книгу "Красный дом - Роз Уоткинс"

понимаю, что Пегги тяжело дышит, ее кожа покраснела и покрылась пятнами. Может, все дело в розовом отсвете от болота, свет от которого попадает в эту комнату через рифленое стекло старых окон, но я думаю, что все-таки дело не в болоте, а в ней.

– Я хочу снова что-то делать, – объявляет она. – Пока не стало слишком поздно. Я так мало пожила. Я не думала, что это растянется так надолго. Я отказалась от всего. Двадцать лет! Посмотри на меня, посмотри, какой я стала. Отекшие ноги, морщинистое лицо.

Меня совершенно не волнуют отекшие ноги и морщинистые лица. Я всегда за несовершенства. Мне нравятся люди с родимыми пятнами на лице, с искривленными позвоночниками, кривыми ногами, старики, у которых кожа напоминает выжженную землю. Все это – подарок для меня. Но мне грустно из-за того, что она потеряла. Ее жизнь тоже была разрушена этим парнем – мужчиной, – которого она, похоже, обожает, несмотря на то что он сделал.

Я слышу какой-то шум за спиной и подпрыгиваю.

– Что это?

– Вероятно, просто ветер, – отвечает Пегги. – Но, может, стоит проверить двери и окна?

– О боже, я не могу допустить, чтобы меня видели.

Подростки приезжают к Красному дому, чтобы продемонстрировать, какие они смелые, подначивают друг друга, снимают глупые ролики и выкладывают их в «Тик-Ток». Пегги приходится на них кричать и грозить, что выпустит змей Джозефа.

Я отпускаю руку Пегги и плотно задергиваю шторы, затем бегу проверить все окна на первом этаже и дверь черного хода, через которую из кухни можно попасть во двор, к старым овчарням.

Там никого нет.

Я возвращаюсь и слышу, что Пегги прибавила громкость. Она снова меня хватает и начинает вальсировать. Выходит у нас не очень. Джозеф напоминает ядро, а мы – электроны. Он выглядит еще более неподвижным из-за нашего движения. Он издает стон, словно напоминая нам, что он все еще жив.

Пегги отпускает меня и подходит к Джозефу, изменяет положение его руки, чтобы кисть больше не была скручена и не тянулась к лицу. Локоть и запястье свело спазмом, а выглядит это так, словно он пытался выцарапать себе глаза.

– Ну вот. Теперь он хорошо выглядит, – говорит она, я ловлю ее взгляд, и она все понимает. Ничего «хорошего» тут нет. Я понимаю, что любовь из моих воспоминаний ушла, мышечная память больше ничего не подсказывает. Я чувствую только грусть из-за того, что Пегги потратила свою жизнь на уход за ним.

Она опускается на один из двух современных стульев, стоящих у окна. Как и все предметы в этой комнате, их подбирали с учетом того, чтобы их можно было легко мыть и дезинфицировать, чтобы Джозеф не подхватил инфекцию, ведь инфекции убивают таких людей. Я усаживаюсь на второй стул.

Пегги кивает на Джозефа.

– Он неплохо выглядит, правда?

– М-м, – неопределенно произношу я.

Он на самом деле выглядит моложе своего возраста. Но ведь ему не нужно оплачивать счета, сдавать экзамены, угождать начальству и покупателям. Пегги любит его по-настоящему, бескорыстно и безоговорочно, и терпеливо ухаживает за ним каждый день. Я никогда не понимала, как так можно после того, что он сделал. Каждый раз, когда я видела его, будучи ребенком, меня изнутри разрывали противоречивые эмоции. Пегги тоже так себя чувствует все время? Но как только я пыталась затронуть эту тему, она просто замолкала.

– Почему ты так его любишь? – вырывается у меня. – После того, что он сделал?

Мы впервые за долгие годы говорим о Джозефе. Боюсь, заканчивается то время, когда я притворялась, что его просто не существует.

На этот раз Пегги мне отвечает. Без промедлений.

– В этом нет никакой тайны, – говорит она. – Семья – это все. Нужно делать все необходимое. И я верю в прощение. Двадцать лет назад он совершил ужасную, на самом деле ужасную ошибку, но, боже праведный, он за нее заплатил. Кто я такая, чтобы сейчас его судить? Никто из нас не идеален.

Ну, это правда. Никто из нас не идеален. Но ее ответ не кажется мне правдивым. Она ответила слишком быстро, словно отрепетировала его заранее. Интересно, это просто инстинкт? Может, она так долго любила его до трагедии, что просто не смогла прекратить его любить и после?

Глаза Джозефа резко поворачиваются в моем направлении, и у меня все внутри холодеет. Кажется, что он в сознании. Но Пегги ведь добилась, чтобы после аварии к нему подключали электроды и проводили радиооблучение, пытаясь что-то обнаружить у него в мозгу. Там не было ничего.

Когда я раньше приезжала сюда, я обычно разговаривала с Джозефом. Я могла сказать что угодно, ведь его я не могла ни шокировать, ни разочаровать. Мне нравилось с ним разговаривать, даже несмотря на возникавшие при этом чувства. По крайней мере, тогда никто не пытался анализировать мои эмоции, я могла позволить им прибывать и убывать, как приливам. А то, что он сделал, было таким жутким, таким катастрофичным, что казалось почти нереальным, в особенности после того, как бабушка Пегги стала игнорировать случившееся. И только когда я повзрослела, факты закрепились у меня в сознании, и я больше не могла справляться с противоречивыми эмоциями, которые он вызывал.

Очевидно, что в первые дни после аварии полиции очень хотелось допросить Джозефа. Они хотели, чтобы дело передали в суд, хотели обвинительный приговор. Очень утомительно, если ваш убийца даже не приходит в себя и не воспринимает вопросы. Они думали, что он может и симулировать. Был один тип, который два года симулировал кому, чтобы не пойти под суд за мошенничество. Полиция поймала его, когда он оставил в компьютере фотографии с отдыха, на которых они с женой в «Леголенде»[2], что, как по мне, показало отсутствие последовательности в действиях этого мужчины. В нашем случае полиция в конце концов признала, что Джозеф ни в какой «Леголенд» не поедет и судебного процесса над убийцей тоже не будет. Я так и не решила, хорошо это или плохо. Дядя Грегори и тетя Делла говорили, что хорошо. Трагедия нашей семьи не будет выставляться напоказ. Но иногда у меня возникало ощущение, что смерть моих родителей и маленького брата ничего не значила.

Боковым зрением я замечаю какое-то движение и понимаю, что с Пегги что-то не так. Она наклонилась вперед на стуле. Глаза у нее широко раскрыты, лицо неподвижно. Я тянусь к ней, чтобы помочь, но не успеваю ее подхватить, и она соскальзывает со стула на пол.

* * *

Пегги сидит за кухонным столом,