Читать книгу "Час отплытия - Мануэл Феррейра"

Ньо Мошиньо и еще какой-то старик призывали людей к спокойствию. Но кто их слушал? Ветер неистовствовал, парусник метался из стороны в сторону, разъяренные волны захлестывали палубу, деревянная обшивка скрипела, и в памяти людей оживали мрачные истории кораблекрушений, о которых так любили рассказывать теплыми вечерами на Сан-Николау. Даже когда шторм утих и качка почти прекратилась, Шика Миранда не могла преодолеть страх и дурные предчувствия.

Пассажиры все еще были охвачены беспокойством, когда на палубе появился капитан. Во рту у него дымилась трубка, рукава рубашки были засучены, глаза лучились доброй улыбкой, держался он уверенно, и это сразу придало всем мужества.

— Не унывайте, земляки! Буря миновала.

— Все уже позади, капитан?

— Конечно. Теперь до Сан-Висенти рукой подать.

— Нам еще долго плыть?

— Сан-Висенти совсем близко. Еще часа три, и мы в гавани. Крепитесь.

И, отдав приказания рулевому, капитан пошел дальше. Его сердечные слова придали людям сил и уверенности. Душевный человек этот капитан Фонсека Морайс, что и говорить, хороший он парень — и парусником управляет мастерски, и с пассажирами ладить умеет, как никто другой.

5

Вы только поглядите на ее исхудалое лицо, жизнь в ней еле теплится! Время от времени женщина обращается с каким-нибудь вопросом к Шике Миранде. Где же он видел это лицо? Наверное, они с ней уже встречались прежде, а может, она просто очень похожа на кого-то из его знакомых? Откуда она? Из Праи[6] или с острова Брава? С острова Сал или с Санту-Антана? А может, вовсе и не оттуда. Может быть, она тоже с Сан-Висенти. Из квартала Понта-ду-Сол, где он провел детство. Как бы то ни было, ее вид вызывает у Шико Афонсо сострадание. Что такое голод, ему хорошо известно. Впрочем, у Шико нет особой охоты углубляться в подобные воспоминания. С детских лет он мечтал об иной, более насыщенной событиями жизни. И когда отец, мелкий землевладелец с Санту-Антана, послал его после окончания начальной школы на Сан-Висенти учиться в лицее, поручив заботам уже немолодой тетки Жоаны, жены ньо Раймундо, Шико Афонсо уже рисовал в воображении радужные картины. Но мечты — одно, а то, что мы получаем от жизни, — совсем другое. Наступил, вызванный продолжительной засухой, кризис сороковых годов, тетка умерла, и вскоре он бросил ученье. Шико привык на Сан-Висенти к разгульной жизни, к пирушкам с приятелями, к серенадам, которые они каждый вечер пели под окнами у любимых, и ему было страшно возвращаться на родной остров, откуда приходили вести о голоде и нищете, о том, что его родным день ото дня жить становится все труднее.

Ему пришлось заняться контрабандой. Он привык ночевать на пристани, есть, где придется, жидкую кашупу — ее называли кашупой бедняков и раздавали как милостыню. Вместе с другими бездомными парнями он ночевал на задворках открытой эстрады, что на Новой площади, там у них размещалась «штаб-квартира». Рано утром Шико уходил куда глаза глядят, то стянет, что плохо лежит, то затеет скандал… Это представлялось ему своего рода геройством. А когда жара особенно донимала и ночи сулили заманчивые приключения, он метался по пристани, охваченный жаждой любви, а потом, улегшись где-нибудь у перевернутого старого бота и глядя на звезды, предавался под немолчный рокот моря самым пылким и необузданным мечтам.

Шико терпеливо выстаивал длинную очередь, чтобы получить немного кашупы, которая еще оставалась в котлах, после того как покормят солдат португальской армии. У него уже начали расти усы, и ему было стыдно стоять с котелком в руках среди голодных женщин и детей, на которых с любопытством поглядывали солдаты. Нацеленные на толпу фотоаппараты вызывали у него нестерпимое раздражение. Как-то раз — для Шико, в общем-то, это не явилось неожиданностью — дежурный сержант спросил его, неужели не совестно ожидать подачки вместе с детворой. Лучше бы нашел себе работу — вон какие мускулы накачал! С того дня Шико Афонсо никогда больше не осмеливался присоединиться к толпе, что устремлялась к котлу с остатками солдатских харчей. Шико решил стать чистильщиком сапог. Сначала работа казалась ему невыносимой. Но мало-помалу он притерпелся. Товарищи по лицею — Сегинья, Филипе, Фиальо — тоже работали чистильщиками.

Однажды капитан Фонсека, у которого он на пристани попросил сигарету, сказал ему:

— По-моему, я тебя знаю, парень. Ты ведь сын ньо Фелисберто с Санту-Антана?

— Ну и что с того?

История Шико Афонсо мало чем отличалась от множества подобных историй, но капитана Фонсеку она растрогала.

— А вот что: хочешь пойти матросом на мой «Покоритель моря»?

Что за вопрос! И Шико стал моряком.

Нередко его одолевала тоска. Может быть, он скучал по прежним беззаботным дням на Сан-Висенти, тосковал по друзьям, азартным играм и пивнушкам. Но шли дни, и в конце концов Шико привык к новой жизни. Корабль стал его домом, и одна мечта, по крайней мере хоть одна, уже сбылась — он купил гитару.

Но гитарой дело не ограничилось. Шико Афонсо осуществил и другую мечту, куда более приятную. Вы спросите: разве может быть что-нибудь приятнее гитары? Ведь на гитаре играют морны, а с ними людям не так тяжело переносить страдания. Гитара — лучший друг в час печали. И все-таки для полного счастья гитары мало. Сбылась и другая заветная мечта Шико, и это наполнило его душу ликованием. Он теперь уже не ходит степенно, как все, а носится сломя голову, не в силах сдержать радости.

Однажды в предзакатный час он сидел на палубе, поглядывая на скалистые утесы острова Санта-Лузия и наслаждаясь покоем, как вдруг почувствовал, что в душе у него зарождается своя морна, готовая вот-вот соскользнуть с тонких струп его неразлучной спутницы гитары. И действительно, через мгновение в чистом вечернем воздухе, словно незаметно прилетев откуда-то издалека, негромко зазвучала морна.

Глаза твои, о Шандинья,

нежней предрассветного неба.

Они чаруют, как солнце,

блестит в них моря волна.

Взбудораженный, неудовлетворенный своими стихами, он запутался в собственных мыслях, впрочем, сейчас он думал лишь о глазах Шандиньи, его маленькой Шандиньи. И на Шико нахлынули воспоминания.

Вот он увидел ее впервые. А может быть, просто впервые обратил на нее внимание? Ему приглянулась ее стройная фигурка, черные глаза. Кто же она такая? — Это дочка ньо Эдуардиньо. — Какого ньо Эдуардиньо? — Да ты что, парень, с луны свалился? Кто не знает ньо Эдуардиньо с Мадейры?! Мать ее звали Биа да Консейсао, она была с острова Боавишта. — А сама Шандинья родилась на Сан-Висенти? — Вроде