Читать книгу "Бездомыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин"

хоть и наглый, а трус.

Прикончить бы его, да нельзя. Хоть и чешутся руки свернуть ему шею, а проблем у меня сейчас и так выше крыши. Не о мести надо думать, а о том, как побыстрее с Муна удрать. Скорее бы уже эта дурацкая учёба закончилась.

* * *

Под ногами остатки почти высохших луж. Солнце жарит сегодня совсем по-весеннему. И не верится, что недавно город заметала та памятная ночная вьюга. Того и гляди, зелень отовсюду полезет. Не удивительно, что лёд в проливе ещё позавчера полностью вскрылся, и вчера на Большую землю сбегал первый в этом году паром.

Туда-то отвёз он охотников — самые нетерпеливые отправились за «подснежниками». Выходящий из спячки зверь слаб, и многие не прочь подождать, раньше срока занимая удобные для охоты места. А вот обратно на остров паром, говорят, доставил просто кучу торгового люда с товарами. Отец Леонарда, встречающий сына у школы, сказал, что едва всех желающих взяли на борт — столько народу скопилось. На перепутье оно всегда так. Санный путь зимой лёгок, вот и набиваются в форт все, кто приехал под тающий лёд, когда своим ходом пролив пересекать уже страшно, а по воде ещё рано.

Свобода… Иду и на радостях тихо насвистываю весеннюю припевку про тающий снег. Не скажу, что учился я зря — всё ж теперь, и читать, писать умею, и с со счётом ещё больше дружу, и другого полезного всякого кучу узнал, и с оружием нынче чуток управляюсь получше, и друзей обрёл новых, а всё равно в целом мукой та школа была. Второй раз не пошёл бы. Да и не светит теперь.

Лео с батей сразу на повозке уехал, Лымарь с Растом свернули три перекрёстка назад, а с Микитой мы распрощались пару минут всего как. Мой дом дальше всего от храма, на другом конце города. Но прогулка приятная.

Зайти что ли, бумагу свою сразу подправить? Долей-то у меня теперь сильно поболе, чем написано там. Хотя… Вдруг на Фате не принято троерост свой показывать? А вдруг принято? Да и до Фата того ещё пилить и пилить. Лучше сделаю.

До ворот невелик крюк — там бесплатно мне числа поправят. Зашёл, очередь на десяток минут отстоял. Теперь моей бумагой можно смело людей пугать. Пятьдесят пять долей крепи, шестьдесят две силы, а в ловкости, так и вовсе, за сотню перевалил — сто шесть там долей у меня. Кто бы сказал год назад, что возвышусь так сильно, никогда не поверил бы. Богатырь настоящий. И одарённый к тому же. Ещё бы свой новый дар пробудить как-нибудь…

Вот уже и моя Ткацкая улица. Кроме младших все сейчас на работе, но Лина всяко должна воротившемуся домой мужику стол накрыть. Знает, что сегодня мой выпуск. Завтрак был давно, а обедом накормить учеников на дорожку в школе почему-то не захотели. Ну и ладно — достала уже их казённая жрачка. Вейкиных щей навернуть бы сейчас…

Так… Кого-то сейчас наругаю. Наружная дверь не заперта. Разулся в прихожке, шапку с курткой на крюк. Пахнет вкусно из горницы. Напекли мне чего-то.

— А вот и братишка ваш, — толкнув дверь, шагаю я внутрь.

И тут же, сбитый с ног, лечу на пол.

— Бросай нож! А то шею сопле сверну!

Дверь, через которую я только что вошёл, уже захлопнута. Её закрывает собой здоровяк с длинным кинжалом в руке. Ещё двое вооружённых мужиков стерегут окна и выход во двор. Видно, прятались за накрытом длинной скатёркой столом. Четвёртый у лестницы держит Зуйку и Важика. Пятый, тот, что орёт, зажал шею Фоки рукой, а в другой сжимает короткий и узкий меч. Этот у печки. Судя по богатой одежде — хотя остальные тоже далеко не оборванцы — этот у них за главного.

— Хорошо, хорошо, — роняю я на пол нож, который успел прежде выхватить в кувырке из ножен на поясе. — Отпустите малых. Дети здесь ни причём.

— Понял? Да? — скалится главарь, напоминающий мне лицом… — Думал, Яшка мой тебя испугается? Одарённый он… Тьфу! Смерд убогий! Зимородовых пугать… Отродясь среди нас трусов не было!

— Раз не трусы, детей отпусти, — перебил я не то Яшкиного отца, не то брата.

— Да кому эти щенки безродные нужны! — фыркнул Зимородов страший. — Пшла отсюда, сопля! — отпихнул он заплаканную Фоку, когда в моё плечо вцепилась лапа шагнувшего ко мне здоровяка. — Дорох, запри их в сарае.

Державший Важика и Зуйку мужик, кивнул и потащил заревевших малых к выходу во двор. Видать, когда я входил, они им рты зажимали. Заметили из окна загодя и подготовились к встрече. Давайте, давайте — уводите детей. Кабы не боялся за них, уже давно бы выпустил беса. Ло вас живо уделает.

— Чего повеселел, крысёныш? — медленно двинулся ко мне Зимородов, поигрывая своим тощим мечом. — На дар свой надеешься? Или даже дары, если не соврал Яшке. Так зря. Среди нас совершенно случайно затесался душитель. Не ожидал, да?

Налётчики дружно загоготали. Хитёр Яшкин батя. Или всё-таки брат? Ещё одна сильная лапа вцепилась в моё второе плечо. Держат крепко — едва ли сам вырвусь.

— Отец бы тебе язык выдрал и в сраку засунул, я же просто прикончу — я добрый.

Яшкин брат — теперь у меня в этом не осталось сомнений — направил на меня свой клинок. Ну, что он там возится⁈ В смысле, не этот урод, а который малых в дверь сарая запихивает. Мне всё видно через окно — занавески распахнуты.

— Деньги есть! Много денег! Откуплюсь! Пощади!

Ужас даже не нужно придумывать. Не успеть могу беса выпустить. Нельзя малышнёй рисковать!

— Ты гляди, как запел, — довольно осклабился Зимородов. — Что ты знаешь про деньги, убогий? Про много особенно. Да мы золотом срём.

Но клинок опустил. Жадность даже богатым не чужда. А мне только и надо, что времени лишнего чуть.

— Десять золотых! Моя доля с хозяина леса! Всё отдам! Пощади только!

Ну всё! Опустился засов. Заперший малых Дорох возвращается в дом. Пусть зайдёт, и…

— Всего червонец? — усмехается Яшкин брат. — Не интересно. Подумай ещё.

— Сделано. Засранцы в сарае.

Исполнивший приказ Дорох заходит в дом и даже — какой молодец — прикрывает за собой дверь.

Давай, Ло!

Рывок вперёд — и, оттолкнувшись ногой от груди Яшкиного брата, моё тело кувыркается через голову, выкручиваясь из державших меня рук. Перекат по полу. Подхваченный с досок нож сквозь пробитый сапог впивается Зимородову в ногу. Тот орёт и пыряет меня сверху вниз клинком в грудь.

Боли нет. Да и раны нет. Видно, меня защитили те самые, согнанные в кучу незримые чешуйки, про которые рассказывал бес. Зато есть захват руки и хитрый рывок. В полуприседе Ло умудряется провернуться вокруг себя, не выпуская запястье противника. Тот визжит ещё пуще и роняет свой узкий меч.

Рядом с ухом пролетает кинжал одного из врагов, что держали меня. Бес как будто спиной тоже видит. Не глядя, машет куда-то назад подхваченным клинком Зимородова, а сам уже ныряет под стол.

Кувырок. Сдёрнутая со стола скатерть летит в набегающего Дороха. Ло заскакивает на лавку. Два шага по ней — и прыжок. Оттолкнувшись от стены, взлетает под потолок. Взмах мечом. Брызги крови — и, схватившись за рассечённое горло, ещё один недруг с хрипом валится на пол. Первый, от которого Ло отмахнулся чуть раньше, с точно такой же раной уже корчится в предсмертных судорогах подле Яшкиного брата, что, хромая, пятится к двери.

— Да прикончите уже ублюдка!

Но во множественном числе обращаться тут не к кому. Третий воин, чьё сердце бес пронзил в молниеносном выпаде, сползает вниз вдоль стены. Потративший же лишнее мгновение на борьбу со скатертью Дорох замер с вылупленными глазами и, похоже, решает для себя в данный миг — нападать ему на оказавшегося мастером боя мальчишку или дёргать отсюда?

В итоге он выбирает второе и бросается обратно, к ведущей во двор двери. Поздно. Подхватив оброненный одним из трупов кинжал, Ло метает его в спину труса. Клинок, делая два оборота, входит Дороху под лопатку.

— Куда?

Бес в прыжке достаёт Зимородова, уже выскочившего было в прихожку. Чётко за раненную стопу ухватил. Дёргает окровавленный сапог на себя. Яшкин брат падает и пытается лягнуть Ло другой ногой, но само собой не попадает. Бес пришпиливает врага к полу ударом в бедро. Прошивший плоть