Читать книгу "Хорошие. Плохие. Нормальные - Елена Колина"

узорчатыми кружками (не любила про индейцев, но не оставлять же его на помойке одного), Куприн голубой, пять томов, мой самый любимый том — второй, там «Гранатовый браслет» и «Поединок», а «Яму» не люблю, хотя, конечно, помню наизусть. Мериме салатовый, немного выцвел, корешки украшены черными силуэтами, шесть томов, Есенин, два тома, зеленый с березами. …Все это огромное количество книг я прочитала в детстве. В университете читала то, что нужно было по программе, сейчас, когда учусь в магистратуре, читаю еще меньше. Получается, я все прочитала в детстве!

Если я начинаю что-то убирать или складывать, то не могу прерваться, пока все не станет идеально. Человеку с ОКР невозможно остановиться, пока то, что он начал, не будет сделано идеально. Вот я и металась с книгами взад-вперед, как сосредоточенный бобер, которому нужно до утра закончить запруду.

Было бы логично самое любимое забрать, а не самое любимое оставить на помойке. Зачем мне Брэм, «Жизнь животных», три тома? Зачем мне собрание Джека Лондона, разве я буду перечитывать «Белый клык»?.. Но Джек Лондон сиреневый, как у нас дома. Третий том мне, безусловно, нужен: я люблю «Маленькую хозяйку большого дома». Но кто бы смог взять третий том, а остальные оставить на помойке? Чем «Мартен Иден» хуже «Маленькой хозяйки большого дома», и «Белый клык» тоже кому-то дорог. Герберт Уэллс синий, пятнадцать томов. Уэллса можно было бы оставить, это не мой писатель, но любой, кто читал его «Опыт автобиографии», лучше сам останется на помойке, чем оставит на помойке его собрание сочинений.

Некоторые собрания повторялись, было два Достоевских, серый и коричневый. Зачем мне два Достоевских? Мне и один Достоевский не нужен, не считая, конечно, «Идиота» и «Дневника писателя». Но как выбрать между серым Достоевским и коричневым, кого спасти, а кого оставить на помойке?

Если бы я раньше увидела книги на помойке, я бы подумала «ой, книги» и прошла мимо. А сейчас я подумала «ОЙ, КНИГИ». Раньше смерть, рок, тоска, пучина, все это большое, существовало только в греческой трагедии, а теперь все новости полны страшных цифр: умрут миллионы, а после того как умрут миллионы, мир изменится, это будет новый мир… без моих книг?! …А как же старый мир? Вот эти книги — это наше все, книги и есть мой мир, моя жизнь… Возьмем Ромена Роллана, коричневого, я больше никогда не буду его читать, но я же в детстве любила «Очарованную душу», — а теперь мой мир выбросили на помойку?! …Наверное, у меня случилось временное умопомрачение, в умопомрачении я решила: раз уж наступает конец света, спасу цивилизацию на одной, отдельно взятой помойке. Фейхтвангера спасу, его уже однажды жгли, Ромена Роллана, «Библиотеку приключений» спасу. Жорж Санд, Чехова, Маяковского, Золя. Ну, я шучу, конечно. Почти что шучу. Но разве у других людей не бывает диких мыслей, о которых стыдно рассказать, потому что все решат, что ты псих?

…А сколько там было просто книг, кроме собраний! Книги семидесятых годов, восьмидесятых, девяностых годов, начала двухтысячных. Разве нормальный человек может рассчитывать, что перенесет все это в одиночку и не загнется? От помойки до моей квартиры четыре минуты, с книгами в сумке больше. Два часа пролетели незаметно, и я всего-то перетаскала десятую часть… Чемодан я тоже взяла.

Чемодан, старый, драный, давно уже переставший быть «багажом». Чемодан был открыт, и я чуть не свалилась в него, споткнувшись о рассыпанную рядом «Библиотеку приключений». В чемодане сокровища: «Ночь нежна», «Возвращение в Брайдсхед», «Обещание на рассвете», «Дневники» Чуковского, «Телефонная книжка» Шварца, Искандер, Трифонов, — как будто кто-то специально сложил в чемодан мои любимые книги! На «Ночь нежна» завтракали или обедали — на обложке пятна от варенья или кетчупа. Думаю, у хозяина библиотеки была полка с любимыми книгами, откуда все ссыпали в чемодан. Наши с ним любимые книги совпадают, кроме Гайдара. Там был зеленый четырехтомник Гайдара, наверное, случайно попал с другой полки. Хотя «Голубую чашку» я люблю.

На дне чемодана Дюма! «Граф Монте-Кристо», очень потрепанный, его много раз читали. «Сага о Форсайтах», два больших синих тома, не очень потрепанная. «Мадам Бовари» в другой обложке: у меня была красная, а это серая, на этой обложке мадам Бовари не так красива, как на красной. Я вообще очень дорожу книгами в другой обложке — возникает детская надежда, что в другой обложке все будет по-другому и можно читать как новую. «Песенник» 1961 года. Тоненькая брошюра «Методы кастрации крупного рогатого скота». Должно быть, кто-то подарил хозяину библиотеки эту брошюру ради шутки.

Чемодан был тяжелый, к тому же я не смогла его закрыть. Это была по-настоящему неразрешимая проблема: бросить чемодан исключено, а пихать его ногой и тащить волоком займет несколько часов.

— Что в чемодане? — сказал кто-то за моей спиной.

Это был официант из «Фартука». То есть я оглянулась и увидела, что это официант из «Фартука». Не тот, что пытался забрать у меня бокал, стул и стол, чтобы я поскорей ушла. Тот официант был высокий и с черной бородой, как злодей из одного романа Агаты Кристи, а этот совсем не похож на злодея. Он похож на Себастьяна из «Возвращения в Брайдсхед»: светловолосый, нежный, тонкий, с лицом интеллигентного Петрушки. Красивый, если кому-то нравится чуть женственная красота, с такой нежной кожей, словно вчера впервые побрился. Я заметила, какая у него кожа, потому что мы стояли под фонарем.

— Что с тобой не так? Сидишь в «Фартуке» до упора, ночью шныряешь с чемоданом. Что в чемодане?

— Труп.

Официант из «Фартука» сказал, что после работы зашел в соседний бар, а сейчас шел к памятнику Довлатова: он поклонник Довлатова, использует всякую возможность взглянуть на памятник. И, кстати, его зовут Марат, а я могу называть его Маратиком, как его зовут все. Я сказала, что живу в Довлатовском доме и, кстати, меня зовут Лика.

— Тебе помочь с трупом?

Он пыхтел, задыхался, останавливался перевести дух, но допинал чемодан до подъезда.

— О-о-о, сколько у тебя книг… А почему книги на полу? Любишь читать с пола?

— Книги только что с помойки, не успела разобрать. Хочешь Чехова? У меня два, голубой и зеленый.

— Чехова мне только не хватало. Не страшно тебе тут одной?

— Страшно.

Мы два раза сходили на помойку, принесли книги, но их не становилось меньше. Маратик, вытирая пот со лба, сказал: «Все, больше не могу». И вызвал на помойку такси.

Таксист не захотел ехать с помойки в соседний двор, но Маратик его уговорил.