Читать книгу "Магия - не для оборотней. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин"

длины, что я едва мог за них подергать. Оцарапала мне щеку, и тут же смазала рану какой-то вонючей мазью («Это чтобы не загноилась»). Заехала кулаком мне по скуле.

От первого удара я уклонился, но Мираша сказала:

— Не дергайся! Так надо. В любой момент можешь вылечиться обращением.

Удар у нее оказался неожиданно сильным — для хрупкой старой женщины.

— Замечательно. К утру опухнет. То, что надо. А теперь переодевайся.

Старуха бросила к моим ногам халат из грубой ткани. Старый, потертый, но чистый.

— Штаны не забудь снять, — сказала она. — Крестьяне их не носят.

* * *

Еще только начинало светать, а мы уже тряслись на скрипучей телеге в направлении города.

Мираша уселась рядом с возницей. О чем-то щебетала, чему-то удивлялась. Изображала городскую жительницу из соседнего королевства (а может она таковой и являлась?).

Я разлегся на прикрытых соломой досках. Положил под голову котомку старухи, в которую та спрятала и мою одежду, и свой меч. Морщил нос от запаха тухлых овощей, что шел от телеги, прислушивался к голосам спутников.

Облака перед моими газами прыгали из стороны в сторону, убаюкивая: лошадь шагала неторопливо, колеса то и дело проваливались в ямки.

Уснул я быстро.

Но спал чутко.

* * *

К городу мы приехали на закате. Мираша расплатилась с возницей. Вновь вручила мне свою сумку.

Через ворота мы успели пройти до темноты: на ночь их запирали, путникам приходилось искать ночлег на постоялом дворе и в конюшне, что прижимались к деревянной стене города снаружи. Те потому и ютились у ворот — поджидали припозднившихся и брали с них за ночлег втридорога.

Город, почти безлюдный зимой, уже ожил. С появлением на деревьях листвы вернулись добытчики — те, кто собирал в ночном Лесу растения, охотился там на животных. Холодные месяцы эти люди пережидали в родных селениях. А ближе к лету возвращались в наши края — на промысел.

Теперь до самой зимы городские таверны и бордели вновь обзаведутся клиентурой: щедрой, живущей как последний день. Часто так и было — Лес хоть и богат на чудеса, но опасен. Особенно для людей.

Зимой Лес свои чудеса прятал. Диковинные растения, появлявшиеся там по ночам в теплые месяцы, становились невидимыми, скрытыми под глубокими сугробами. Мелкие животные (их называли — «ночные звери», водились такие только в нашем Лесу) до весны уходили в самую чащу, доступ к которой охраняли Звери — лесные сторожа. Лишь охотники продолжали находить добычу, справлялись с ней, объединяясь в большие стаи.

Тушки лесных хищников и крупных копытных, пусть и грозных, но уступавших Зверю-королю Леса в силе и ловкости, охотники приносили в город на протяжении всех зимних месяцев. За счет этого мы и жили: охотились, сдавали добычу скупщикам в городских лавках. Те увозили ее в центральные королевства и Селенскую Империю — продавали там алхимикам и магам.

Шагая по застеленному досками тротуару, я морщился, вдыхая городские запахи. Как могут люди жить среди такого зловония? Не очень-то мне хотелось наслаждаться этими ароматами до утра.

Но на мое предложение переночевать у костра за городом, старуха ответила, что она не глупая девочка, чтобы ночевать с кавалером под кустом. Сказала, что снимает в местном трактире комнату. Без труда оплатит там и вторую — для меня.

Я пожал плечами. Спорить не стал. Если у Мираши водятся лишние деньги, почему я должен запрещать их тратить? Лично у меня в кармане спрятанных в котомку штанов лежало всего семь монет — этого едва ли хватит, чтобы заплатить за ужин и ночлег в трактире.

Первым делом мы, как положено, посетили городской храм. Оставили дары на алтарях покровителя охотников Васаира и богини любви Сионоры — их охотники вспоминали чаще, чем других богов. Получили от служителя Сионоры зеленый листок липы — на удачу.

И лишь потом старуха повела меня к трактиру — тому самому, где несколько дней назад мы с приятелями отмечали начало взрослой жизни.

Она не обманула: ночевал я под крышей, в комнате. Один! Непривычно спать, не слыша ни чужого дыхания, ни бормотания и плача маленького племянника, ни скрежета в траве насекомых, ни шелеста листвы. Нет, с улицы и из трактира доносились звуки — приглушенные, далекие. Мне они не мешали. Напротив: лишь они успокаивали, когда я просыпался и осматривал пустую комнату, встревоженный царившей здесь тишиной.

* * *

Утром, после завтрака, который оплатила Мираша, я отправился в городскую лабораторию. В этот раз я знал, кого и где мне там искать. И что делать.

Лысый подслеповатый толстячок заграбастал мои пять монет. Как и в прошлый раз, проткнул мне палец, смочил моей кровью палочку, записал на клочке бумаги мое имя и название деревни, где я якобы живу.

— Все, иди уже, — сказал он мне, продолжая позевывать.

— Сегодня и завтра я буду в трактире «Уши Зверя», — сказал я. — Посылайте за мной туда.

Толстяк нахмурился.

Сказал:

— Ага. Сам прибегу! Отработаю твои монеты. Как же вы мне все надоели за эти годы! Зачем я только соблазнился на деньги и приехал сюда?! Премии, говорите?! За кого?! Сплошные пустышки! И ладно бы так и продолжалось! Год-два и, глядишь, махнули бы на эту дыру рукой. И вернулся бы я к цивилизованной жизни. Так нет! Получите! Нашелся один! И кто?! Звереныш! Чтоб ему пусто было! Чтоб у него… Что стал, убогий? Чего уши развесил? Вали уже в свои «Уши»! Пошел вон, я сказал!

* * *

Посыльный из лаборатории постучался в дверь моей комнаты в полдень. Потребовал мое пропускное письмо. Почти без запинок прочитал его вслух, долго разглядывал меня, проверяя, соответствую ли я указанному в письме описанию.

Глядя на его строгое лицо, я захотел посмотреть на свое отражение. Что не так? Волосы не черные? Или глаза за ночь изменили цвет?

— Вжиклий, — сказал мужчина, — это ва… тебе.

Вручил мне клочок бумаги.

И громким шепотом добавил:

— Грамоте обучен? Могу растолковать тебе, что там написано. За две монеты.

— Не надо, — сказал я. — Разберусь.

— Там ооочень важное сообщение, — сказал мужчина.

Поднял вверх указательный палец.

— И срочное.

Я развернул бумагу. Пробежался глазами по неровным строчкам.

Мужчина ухмыльнулся.

— Две монеты, — сказал он. — И я тебе помогу.

— Не нужно, — сказал я. — Сам разберусь.

Кажется, посыльный обиделся.

Он скривил губы, обронил: «Деревенщина».

И удалился.

Его место в