Читать книгу "Рассказы (Сборник) - Алексей Александрович Провоторов"

и бесшумно спланировал над головой Коркранца и скрылся в лесу.

Вот те раз, голубь-сокол, теперь голубь-сова.

Да что тут происходит, нервно подумал Коркранц.

Форточка закрылась, оставив его безо всякого ответа.

Этот парк, ставший лесом, дома, превратившиеся в руины, и люди, которые становились зверьми, складывались для Коркранца в одну мрачную картину. Должно было существовать связующее звено между всем этим, от лося до…

Лось.

Хрустнуло что-то за спиной.

Лось?

Вздохнуло.

Ветер? Или лось?

Тень перекрыла отсвет дальнего дерева. Летучая мышь?

Или голова лося?

Коркранц обернулся.

Лось.

Он стоял в нескольких ярдах позади, огромная горбоносая его башка лоснилась, поблескивал жуткий и внимательный глаз. Квадратные зубы сжимали изжеванную сигарету.

Лось посмотрел на Коркранца и коротким движением головы, кивком, словно спросил, не найдется ли огоньку. Во взгляде читалась пристальная, навязчивая просьба.

Коркранц резко вдохнул, задержал воздух, спиной обтек ствол, медленно помотал головой влево-вправо и вывалился из леса под острый и безжалостный серп луны, не в силах отпустить взглядом мерцающую точку лосиного глаза.

Лось зло, презрительно сплюнул и отступил во тьму.

Коркранц наконец сделал то, чего хотел весь вечер — сорвал с головы шляпу и вытер вспотевшую лысину. Железные зубы его хотели предательски стукнуть, но он могучим усилием свел челюсти. Если лось с человеческими чертами внушает ему страх, то это нормально, в конце концов. Наверное, есть какое-то название этому, эффект кого-нибудь там. Это нормально, повторил Коркранц, и тут понял, что оказался на виду, прямо под окнами брухи.

Прятаться не имело смысла, тем более что брухин совиный голубь ему совсем не понравился, да и идея разделиться представлялась наказателю в свете обстоятельств все менее удачной.

Он поправил плащ, заставил себя повернуться спиной к лесу и поднялся по ступеням уже с привычным, каменным выражением лица.

Ни черный кот, ни сова, ни змея, ни летучая мышь — никто не стерег у входа. Только когда наказатель подошел к двери, то заметил, что вместо верхней ступеньки, на которую он уже собирался встать, лежит черная гладкошерстная собака. Она молча подняла голову и глянула так, что Коркранц отступил назад.

— Ну лай, что ли, — сказал наказатель. Собака промолчала. Коркранц тоже молча протянул руку и взялся за шнурок звонка. Собака низко, глухо, чуть слышно зарычала, так что камень завибрировал, но не поднялась. Наказатель позвонил.

Веласка Имакулада дель Сомоса открыла дверь и загородила собой проход. Она была ниже наказателя почти в два раза, в белой блузе и черной юбке в пол, как полагается достойной женщине.

Волосы брухи были седы и немного вились, глаза — цвета льда, при этом белки чистоты белоснежной, а зрачки — как полыньи во льду над омутом, где водятся твари. Наказатель аж примерз к этим глазам. Даже похолодало, казалось; потянуло из дома стужей, хотя яркий свет из дверей и окон противоречил этому, обещая тепло.

— А я так и думала, что вас двое придет. Заходи, ночь холодная.

Она как-то так поежилась, вздрогнув, как лошадь, всей кожей, что Коркранца самого передернуло. Он отодрал взгляд от ее глаз — ему показалось, что с ощутимым хрустом, — снял шляпу и вошел.

И вроде успел увидеть, как кто-то прикрыл за собой дверь в дальнем конце комнаты за прихожей.

Входная же дверь за ним закрылась безо всякого участия хозяйки, словно от сквозняка; крюк сам упал в проушину. Веласка взяла у него клетку с птицей и подтолкнула его в комнату, едва он снял плащ и шляпу, отметив, что одежда Халле тоже здесь, на вешалке.

Комнату ярко освещали люстры, чуть оплавленные, явно взятые в большом количестве из каких-то пострадавших от пожара руин. В простенках висели картины, тронутые огнем.

Дощатый стол в центре был покрыт куцей скатертью, вокруг в беспорядке стояли на деревянном полу старые, но когда-то дорогие кресла, из разных, впрочем, гарнитуров. Халле нигде не было. Коркранц еще раз глянул на неплотно прикрытую, потертую серую дверь напротив входной.

На столе стояло блюдо с пирожками, судя по всему, с мясом, и кувшин узвара из сухофруктов.

— Угощайся, — тепло сказала Веласка, подталкивая его к столу.

— Благодарю, нет. А где…

— Садись, поешь, не отказывай старой тетке только потому, что про нее плетут небылицы. Чего такому здоровенному мужчине, — это слово бруха произнесла с неподражаемой интонацией, где почтение и издевка слились в противоречивый, но гармоничный тон, — бояться старухиной стряпни? Не из собачатины же я их делаю…

— Спасибо, но…

— Никакого «но», наказатель. Вообще-то я тебя пустила с оружием в дом, а ты в ответ отказываешь мне в праве на простое гостеприимство. Я твоему мозгоеду ни на один вопрос не отвечу, если вы не присядете по-человечески.

Голубь проснулся от яркого света, заурчал, и Веласка сыпанула ему какого-то корма прямо из кармана. Голубь заинтересованно начал клевать.

— Ну вот видишь, птичка твоя принимает угощение, а она чует, от злого человека вовек бы не взяла…

В голосе старой женщины Коркранц услышал обиду и даже растерялся.

— Хорошо, — он уселся за стол, не в кресло, а на старый табурет рядом. — Но я правда, не…

— Да поешь ты! Ну что за человек! — Бруха взяла с потрескавшегося глазированного блюда пирожок и надкусила. — Пирожки как пирожки, с мясом! Мясо — не из этого леса! Не ядовитое!

Коркранц согласился, взял наконец вкусно пахнущий пирожок, откусил и стал жевать. И правда, мясо, специи, лук. И что-то такое еще горьковатое, понял вдруг он. Как будто начинку присыпали мукой из полыни и кровянки, что ли.

Где-то в этот момент Коркранц подумал, что все они совершили ужасные ошибки. Шеф и Солис — свои, Халле — свою, и он, Коркранц, делает свою, очень старательно.

Нужно было выбираться отсюда, и как можно скорее.

Интересно, куда полетел совиный голубь?..

— Ну, нам пора, — твердо сказал Коркранц, вставая из-за стола. — Где Халле?

— Умыться пошел; водички попить, — сказала бруха Веласка масляным голосом. Наказателю представились жирные радужные круги на дурном болоте, под которыми и воды-то не разглядишь.

— Я ему таблеточку дала, — добавила старуха. — А то что-то мутит его, в глазах потемнело.

Коркранц без шляпы как-то очень остро почувствовал холод. По шее, спине, за воротник по позвоночнику.

— Я пойду его позову, — произнесли они одновременно.

Наказатель промедлил секунду и сказал:

— Хорошо.

Бруха кивнула, сощурившись, и бесшумно вышла из комнаты.

Оставшись один, Коркранц встал, отодвигая табурет. Тот, повинуясь своей кособокости, завалился на сторону и упал. Гулко, будто под полом было пусто.

Коркранц отбросил его ногой, переставил стол, расплескав узвар, и сдернул узорчатый коврик с