Читать книгу "Трактир «Ямайка». Моя кузина Рейчел. Козел отпущения - Дафна дю Морье"

приезжала к нам в Хелфорд.

Женщина продолжала трогать девушку, разглаживая ее одежду и ощупывая ее, и вдруг прижалась к Мэри, уткнула голову в ее плечо и начала плакать, громко и судорожно всхлипывая.

— А ну прекрати! — зарычал ее муж. — Разве так встречают гостей? С чего это ты раскудахталась, дурища? Ты что, не видишь, девчонке надо поужинать? Отведи ее на кухню и дай ей бекона и чего-нибудь выпить.

Он нагнулся и закинул на плечо сундук Мэри, как будто тот ничего не весил.

— Я отнесу вещи в ее комнату, — сказал он, — и если на столе не окажется ужина к тому времени, когда я вернусь, тебе будет из-за чего поплакать; и тебе тоже, если захочешь, — добавил он, приблизив свое лицо к лицу Мэри и приложив огромный палец к ее губам. — Ты как, ручная или кусаешься?

И снова его смех загремел до самой крыши. Дядюшка с грохотом поднимался по лестнице с сундуком на плече.

Тетя Пейшенс взяла себя в руки. Она предприняла отчаянное усилие и улыбнулась, поправляя жидкие локоны знакомым жестом, который Мэри смутно помнила, а затем, нервно моргая и гримасничая, повела племянницу еще в один мрачный коридор, а оттуда в кухню, которая была освещена тремя свечами; в очаге тлел торф.

— Ты не должна обижаться на дядю Джосса, — сказала тетушка совсем другим тоном, почти заискивающим; так забитая собака, постоянной жестокостью приученная к полному повиновению, несмотря на все пинки и ругань, будет драться за своего хозяина, как тигр. — Знаешь, твоему дяде нужно потакать; он всегда все делает по-своему, и те, кто его не знает, сначала могут его не понять. Он очень хороший муж и всегда был таким со дня нашей свадьбы.

Хозяйка механически хлопотала на кухне: двигалась туда-сюда по каменному полу, накрывала на стол, доставала хлеб, сыр и сковородку из большого буфета за деревянной перегородкой. Мэри скорчилась у огня в безнадежной попытке согреть озябшие пальцы.

Кухня была полна торфяного дыма. Он поднимался до самого потолка, заползал в углы и висел в воздухе прозрачным голубоватым облаком. Дым щипал Мэри глаза, забирался в ноздри, оседал на языке.

— Тебе понравится дядя Джосс, ты скоро привыкнешь к его странностям, — продолжала тетя. — Он хороший человек и очень храбрый. Его в округе все знают и уважают. Никто и слова дурного не скажет про Джосса Мерлина. У нас здесь собирается большое общество. Тут не всегда так тихо, как сейчас. Знаешь, это ведь оживленная дорога. Почтовые кареты ездят каждый день. И все помещики очень любезны с нами, очень любезны. Вот как раз вчера сюда заглянул один сосед, и я испекла ему пирог, который он забрал с собой. «Миссис Мерлин, — сказал он, — вы единственная женщина в Корнуолле, которая умеет печь пироги». Вот так прямо и сказал. И даже сам сквайр мистер Бассат из Норт-Хилла, которому принадлежат все земли в округе, — он тут на днях проезжал мимо по дороге, во вторник это было, — так он снял шляпу. «Доброе утро, сударыня», — сказал сквайр и поклонился мне с лошади. Говорят, в свое время он был большой повеса. А тут как раз выходит Джосс из конюшни, он там чинил колесо у двуколки. «Как жизнь, мистер Бассат?» — говорит. «Полнокровна, как ты, Джосс», — отвечает сквайр, и оба расхохотались.

Мэри что-то пробормотала в ответ на эту речь, но ей было больно и страшно смотреть, как, рассказывая, тетя Пейшенс прячет от нее глаза, да и сама по себе эта скороговорка вызывала подозрения. Хозяйка была похожа на ребенка, который сам себе рассказывает истории, теша себя своими выдумками. Мэри было жаль видеть тетю в подобной роли, и ей хотелось, чтобы та поскорее замолчала, потому что этот словесный поток пугал больше, чем слезы. За дверью послышались шаги, и с замиранием сердца Мэри поняла, что Джосс Мерлин уже спустился и, вполне возможно, слушал болтовню жены.

Тетя Пейшенс тоже его услышала; она побледнела и судорожно задвигала ртом. Хозяин вошел и остановился, переводя взгляд с одной женщины на другую.

— Что, уже раскудахтались? — спросил он. Ни смеха, ни улыбки, глаза его сузились. — Быстро же ты перестаешь плакать, если можно поговорить. Я тебя слышал, глупая трещотка, — кулдык, кулдык, кулдык, как индейка. Думаешь, твоя драгоценная племянница поверила хоть единому слову? Да ты и ребенка не одурачила бы, не то что такую девицу.

Дядюшка оттащил от стены стул и грохнул им об пол, а затем сел, и стул заскрипел под его тяжестью. Потом хозяин взял хлеб, отрезал себе толстый ломоть и густо намазал его жиром. Он запихнул хлеб в рот, так что жир потек у него по подбородку, и жестом пригласил Мэри к столу.

— Тебе нужно поесть, я вижу, — сказал трактирщик, аккуратно отрезал ей тонкий кусочек хлеба, разделил на четыре части и намазал маслом.

Все это дядя проделал весьма изящно, совсем не так, как для себя. В этом внезапном переходе от животной грубости к утонченной заботливости было что-то пугающее. Как будто в пальцах этого человека скрывалась какая-то сила, превращавшая эти культи в ловких и угодливых слуг. Если бы он отрезал ломоть хлеба и швырнул Мэри в лицо, она бы не так испугалась; это соответствовало бы ее ожиданиям. Но переход к любезности, быстрые и изящные движения рук оказались неожиданным и зловещим открытием, потому что это было внезапно и странно. Гостья тихо поблагодарила хозяина и принялась за еду.

Тетя, которая ни слова не сказала с тех пор, как вошел ее муж, жарила над огнем бекон. Все молчали. Мэри чувствовала, что Джосс Мерлин наблюдает за женой через стол; она слышала, как позади нее тетя возится со сковородой, неловко схватив за горячую ручку. Через минуту она ее уронила и огорченно вскрикнула. Мэри поднялась с места, чтобы помочь, но Джосс грозно велел ей сесть.

— Одной дуры вполне хватит, куда уж тут две! — заорал он. — Сиди, а твоя тетка пусть уберет, что она там напакостила. Не впервой. — Он откинулся на спинку стула и стал ковырять пальцами в зубах. — Что будешь пить? — спросил он. — Бренди, вино или эль? Ты здесь скорее умрешь от голода, чем от жажды. У нас в «Ямайке» глотка не пересохнет.

И Джосс засмеялся, подмигнув племяннице, и показал язык.

— Я выпью чашку чая, если можно, — сказала Мэри. — Я не привыкла к крепким напиткам, да и к вину тоже.

— Да ну? Впрочем, тебе же хуже. Можешь сегодня выпить чая, но, ей-богу, через месяц-другой тебе захочется бренди.

Дядя