Читать книгу "На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин"

Возможно, они не идут в сравнение с размахом сегодняшней коррупции, но прегрешений высокопоставленных казнокрадов перед законом было достаточно, чтобы наказать «партийных вырожденцев» показательно жестко.

Пример бурно развивающегося Китая наглядно демонстрирует, что непримиримая позиция правящей партии и общества к преступности в собственных рядах и даже среди высшего партийного руководства оказывает благотворное воздействие на укрепление партийной дисциплины, государственное единство и темпы экономического роста.

Ничего подобного у нас не было сделано. Противоречивая и мелочная натура подкаблучника Горбачева лишь потакала росту центробежных сил. Начались волнения в Нагорном Карабахе, затем вспышки насилия в Грузии, Прибалтике, Узбекистане, далее – везде. Характерно, что первыми жертвами озверевших сепаратистов становились русские мирные жители. Например, внутритаджикской резне между «вовчиками» и «юрчиками»[5] 1992 года предшествовали массовые расправы в Душанбе и других городах над русским населением. В середине февраля 1990 года исламисты буквально растерзали полторы тысячи русских в Душанбе. Женщин под грохот автоматных очередей и гогот насильников заставляли раздеваться и бегать по кругу на площади железнодорожного вокзала.

Эти леденящие кровь истории, о которых упорно молчало российское телевидение «во избежание разжигания межнациональной розни», вы и сейчас можете услышать только от чудом оставшихся в живых русских беженцев, которые в некоторых случаях вот уже почти 30 лет пытаются найти кров, гражданство, сочувствие и поддержку у российских бюрократов. Бесполезно: высокопоставленным «шариковым» с собачьими сердцами было наплевать на геноцид русского народа, брошенного на произвол судьбы Горбачевым и партийной номенклатурой.

На самом деле все межнациональные проблемы, громко заявившие о себе при первом же ослаблении советского режима, тлели десятилетиями, если не дольше. И напряжение между армянами и азербайджанцами в вопросе принадлежности Нагорного Карабаха, и абхазо-грузинская ненависть, и проблема воссоединения осетинского народа имели свою историю, намного более продолжительную, чем история самого Советского Союза.

Эти конфликты носили латентный характер. Любая попытка «раскачать лодку» немедленно пресекалась по партийной линии с помощью репрессивного аппарата КГБ СССР. Когда же эти две головы – КПСС и Комитет госбезопасности – сгнили, погибла и вся рыба.

Единственной силой, которая при предательстве руководства КПСС и безволии КГБ могла выступить против разгрома союзного государства, был русский народ. Да, его элита была либо расстреляна, либо рассеяна в эмиграции в Гражданскую войну 1918–1922 годов. Да, пришедшее ей на смену молодое поколение сильных и смелых советских юношей и девушек полегло на полях Великой Отечественной войны. С той войны молодых людей 1923 года рождения вернулось всего три процента!

Да, современным русским людям пытались отказать в праве гордиться своей нацией. Как сейчас помню, как наша учительница объясняла нам перед встречей с французскими сверстниками, что нельзя называть себя русскими: если спросят, надо говорить, что мы – советские («Nous sommes sovietiques»).

Тем не менее только русские тогда могли сообща выступить в защиту единого государства. Именно поэтому факты атаки на мирных русских жителей в Закавказье, Прибалтике и Средней Азии тщательно скрывались Кремлем (точно так же в свое время Ленин, раскручивая антигосударственные настроения в России в Первую мировую войну, требовал от пролетарской прессы наложить запрет на всякие публикации о немецких зверствах против русских военнопленных). Горбачев и его кремлевский сменщик Борис Ельцин понимали, что правда о катастрофе тысяч вырезанных русских семей может разбудить гнев нации.

Истинный национальный лидер сумел бы опереться на активную моральную поддержку народа. В конце 1980-х годов русские равномерно проживали на всей территории СССР, а значит – могли коллективно выступить в защиту государственного единства. Решительные меры сильного национального лидера были бы поддержаны массой всех народов, желавших сохранить то лучшее, что было в советском строе. Но история не знает сослагательного наклонения. Народный вождь, способный взять на себя всю полноту власти в этот критический момент жизни нации и государства, не появился. Ни на белом коне, ни на броневике, ни в рубище. Господь оставил нас один на один с малодушным политбюро и генсеком с собачьим сердцем в груди. Как писал Михаил Афанасьевич Булгаков в очерке «Киев-город»: «Легендарные времена оборвались, и внезапно, и грозно наступила история…».

Дворянское гнездо

В 1981 году я стоял перед выбором: стать профессиональным спортсменом и поступить в Московский авиационный институт (МАИ), где была классная гандбольная команда (гандболом я занимался профессионально и играл за сборную Москвы), или подать документы в Московский государственный университет. На сторону МАИ меня склонял отец. Он полагал, что авиационный институт, где еще преподавал мой дед Константин Павлович Рогозин, даст мне не только правильное инженерное образование, но и стартовую площадку для блестящей военной карьеры.

Отец всю жизнь посвятил авиации. Окончил с отличием Оренбургское высшее военное авиационное Краснознаменное училище летчиков имени И. С. Полбина (бывшее «первое чкаловское»), был оставлен там летчиком-инструктором. В офицерском клубе познакомился с моей мамой – Тамарой Васильевной Прокофьевой, выпускницей местного мединститута. Там, на Южном Урале, в 1953 году родилась моя старшая сестра Татьяна. Семья переехала в Москву. Сначала жили в старом московском квартале на Тишинке, потом получили квартиру на окраине столицы – в одной из московских новостроек – в Северном Тушино, где отец работал военным представителем Минобороны СССР на Тушинском машиностроительном заводе.

Отец решил связать свою судьбу с военной службой еще в детстве. Когда-то мои дед и бабушка жили рядом со Смоленской площадью, где сейчас находится знаменитое высотное здание российского МИДа. Однако в 1941 году бомба, сброшенная с немецкого бомбардировщика, разрушила их дом.

В 13 лет отец сбежал на фронт. Служил юнгой 9-го Отряда Экспедиции подводных работ особого назначения Днепровской флотилии, в сентябре – октябре 1943 года принимал участие в освобождении Смоленска. Тяжело больного его отправили в тыловой госпиталь, оттуда – домой, к матери, но поскольку жить в Москве было негде, семья эвакуировалась в Сибирь – на Алтай.

Дед Константин Павлович Рогозин (другой мой дед, Василий Ильич Прокофьев, трагически погиб еще в 1935 году, оставив мою маму сиротой в пятилетнем возрасте) с первых дней войны вплоть до 1944 года служил главным инженером на линкоре «Марат». Именно этот прославленный корабль Балтийского флота, подвергаясь постоянным налетам вражеской авиации, своим огнем сдерживал натиск германской армии на подступах к блокадному Ленинграду.

На военной службе состояли многие поколения моих предков. Прапрадед (дед моей бабки Натальи Борисовны – матери отца) Николай Антонович Миткевич-Жолток окончил 3-е Военное Александровское училище в Москве, затем Александровскую военно-юридическую академию в Санкт-Петербурге. Кавалер орденов святых Владимира, Станислава, Анны, а также ордена Белого Орла. Участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 годов и Первой мировой войне. Вернувшись из Маньчжурии, где он