Читать книгу "Московское царство. Процессы колонизации XV— XVII вв. - Дмитрий Михайлович"

Разумеется, средневековая Русь постоянно контактировала со странами Востока: торговала, воевала, вела дипломатические игры. Использовала арабский дирхем как принимаемую повсюду валюту. Строила брачные комбинации со знатными родами половцев. И все же осознавала себя общностью совершенно неазиатской.

Да и где, когда Русь могла набраться восточного опыта в политике, экономике, культуре? Не от Хазарского каганата, разрушенного Русью и исчезнувшего достаточно рано, чтобы хоть какие-то элементы его влияния могли сохраняться на русской почве. Подавно не от безгосударственных кочевых народов, которых Русь либо отражала от своих границ, либо нанимала на службу.

Остается Орда. Значительная часть Руси на протяжении двух с половиной веков находилась в зависимости от Орды – зависимости разной степени тяжести. Вынужденное соседство сделало обязательными постоянные плотные контакты. И вопрос о влиянии Орды на Русь вызывал и по сию пору вызывает споры.

Попробуем разобраться.

Что, собственно, Россия взяла у Орды? Именно взяла, адаптировала к своим условиям, использовала достаточно долго, чтобы всякому непредвзятому наблюдателю стало ясно: вот этот институт государственности и вот эта форма жизни общества – плод осознанного заимствования.

Во-первых, почта. Ямская гоньба, весьма быстрая и эффективная, несомненно, взята у ордынцев, которые сами заимствовали ее в китайской государственной культуре.

Во-вторых, деньги. Со второй половины XIV столетия Северо-Восточная Русь (прежде всего Нижний Новгород и Москва) начинает выпускать серебряный данг (деньгу) или, если угодно, измельчавший вариант дирхема, ходивший на колоссальных просторах Орды как основное платежное средство. В общении с Крымским ханством Московская Русь усвоила иное название все той же монеты: акче. Московская монета со времен Дмитрия Донского до времен Ивана III несла надписи на арабском языке или хотя бы подражания арабским надписям; технологически она изготавливалась точно так же, как ордынские данги и аспры генуэзской Каффы. И как бы не каффинские монетарии обслуживали долгое время и крымских Гиреев, и московских Рюриковичей. Деньга (данг) составляла две полушки, одну вторую копейки и одну шестую алтына. Впрочем, до Петра I Московское царство не чеканило ничего крупнее копейки по номиналу, а на алтыны только считало (за исключением неудавшейся и быстро свернутой реформы Алексея Михайловича). Зато алтын, явно взятый как счетная единица из той же Орды, звучит во всяком счетном документе XV–XVI веков с изрядным заходом в век XVIII. До разрушения Большой Орды московская деньга-данг близко соответствовала по весу ордынской монете, затем какое-то время не то чтобы соответствовала, скорее недалеко расходилась с крымскими акче. Впоследствии две экономики – крымская и российская – пошли разными путями: монеты русской чеканки очень долго и с хорошей стабильностью выдерживали вес и пробу, крымские же – «худели». Монеты Ивана Грозного, Бориса Годунова и первых Романовых по внешнему виду – восточные, татарские, но со времен Елены Глинской монетная система России развивается самостоятельно, безо всякой оглядки на юг или восток.

В-третьих, Россия переняла довольно много из военного дела Орды. Рыцарско-варяжская организация военных сил Руси приказала долго жить в огне столкновений с ордынцами. В Новгороде она несколько подзадержалась, и ее окончательно похоронила Шелонь. На ее место пришли тактика и вооружение, взятые у наиболее могущественного и опасного противника – ордынцев. Ратники Ивана III снаряжены легче своих предков из конца XIV и начала XV века, ратники Ивана Грозного – еще легче. Тяжелый рыцарский доспех, бурно развивавшийся тогда в Западной Европе, для России оказался вещью совершенно ненужной. Главное оружие русского дворянина-конника – лук. К нему могут прилагаться сабля, топорик, сулица, булава, кинжал, но лук все же на первом месте. В XVII веке иностранцы, видя, с каким старанием знатные юноши упражняются с луком, начинают видеть в лучной стрельбе нечто вроде русского национального вида спорта. Но этот «спорт» был вбит в самую глубину русского военного обычая после того, как оказалось, что тяжелая дружинная конница уступает в бою коннице легкой, сплошь вооруженной луками. Впоследствии лук, конечно, отошел на второй план, вытесненный огнестрельным оружием, но в XV и XVI веках его используют в Московском царстве повсеместно, да и в XVII столетии еще от него не отказываются. Конный боец в массе своей сидит на неприхотливой низкорослой ногайской лошадке, коих Москва закупала в огромных количествах. Тактика полевой армии России от Ивана III до Михаила Федоровича в очень значительной степени напоминает ордынскую: действия «жалящие», в рассыпном строю, стремительные передвижения, разорение неприятельских областей, нежелание рисковать в «прямом деле», то есть в рубке на саблях, стремление измотать противника, нанести ему максимальный урон издалека, навязать ему маневренную схватку, всюду выдерживая выгодную для себя дистанцию, бить в лоб только наверняка или же когда иных вариантов не осталось. Разница с Ордой и Крымским ханством по части тактики состоит прежде всего в том, что Московское царство пошло по пути раннего насыщения воинства ручным огнестрельным оружием, а также массированного использования артиллерии в походах. Стрельцы давали в битвах с теми же крымцами очень серьезный козырь. А полевая и осадная артиллерия вообще стали довольно быстро излюбленным родом войск, без которого Москва просто не мыслила ведения боевых действий.

В-четвертых, Московская Русь надолго влилась в громадную систему восточной торговли, на протяжении долгого времени контролировавшейся Золотой Ордой и ее «потомками». Отсюда – освоение способов организации восточной торговли и пристрастие к использованию престижных восточных товаров (например, кольчуг, шлемов, клинков, изготовленных турками или персами). Отсюда же – массовое заимствование слов из тюркской речи, в том числе слов чисто бытовых, связанных с названиями товаров или с организацией повседневной жизни в тех местах, где русские постоянно контактировали с ордынцами. А это либо торговля, либо та же война.

Остальное – по мелочам. Возможно, столбцовое делопроизводство в московских приказах, но это на уровне гипотезы. Бумага пришла с Востока, то есть опять-таки через Орду, постепенно вытеснив из числа письменных принадлежностей дорогой пергамент. Завоевывая Сибирь, русский человек, естественно, учился у аборигена многим бытовым нюансам по части еды, одежды, передвижения. Шапку Мономаха некоторые считают восточным шлемом. Но это тоже на уровне гипотезы: ее точно так же могли изготовить в одном из государств византийского мира.

В главном Россия не столько училась у Орды, сколько решительным образом отворачивалась от ее опыта.

Прежде всего и самое главное: ни Русь Владимирская, ни Русь Московская, ни Московское царство не были странами ислама. В России XV–XVII веков ислам существовал на задворках. Его исповедовали завоеванные восточные народы: татары, черемисы, ногайцы и т. п. либо чингизиды, перешедшие на службу к московским государям, но сохранившие веру предков. Никто из них не играл ведущей роли ни в культурном, ни в политическом, ни в экономическом пространстве страны.

Летописи доносят глухие, краткие известия о попытке исламизации Владимирской Руси во второй половине XIII века, в самую тяжелую пору ордынского ига. Ее предприняли откупщики ордынской дани, мусульмане-«бесермены», очевидно, из Средней Азии. Под 1262 годом летопись сообщает: «Избави Бог от лютого томления бесурменского люди Ростовьския земли. Вложи ярость в сердца крестьяном, не терпящее насилиа бесермен, всташа вечем, изгнаша их из городов из Ростова, из Володимеря, из Суждаля, из Ярославля. Откупляху бо и оканьнии бесурмене дань Татарьскую и от того великую пагубу творяху, роботяще резы… Того же лета убиша Изосима преступника; тот бе мних, образом точию, сотоне сосуд, бе бо пианица и студословец, празднословец и кощунникъ, конечне отвержеся Христа и бысть бесерменинъ, вступи в прелесть лжаго пророка Махмета; бе тогда приехал титям (посол, доверенное лицо. – Авт.) на Русь от царя Татарскаго, именем Кутлубий, зол сын бесерменин, того поспехом окаанныи лишеник творяше христианом великую досаду, и кресту, и святым церквам. Егда же люди на врагы своя восташа на бесермены и прогнаша их, а иных избиша, тогда и сего беззаконника убиша в городе Ярославли. Бе бо тело его ядь псом и вороном».