Читать книгу "Не возвращайся - Ульяна Соболева"

— Понимаю…

— Я слышал, у вас сын… будет чем порадовать майора.

Да… будет чем порадовать. Если только он вообще обрадуется и мне, и Антошке. Огнев был скуп на радости, на объятия. А каким он стал сейчас, никто не знает.

— Катя… простите, что я по имени, но вы мне в дочки годитесь.

— Да… ничего, конечно. Можно по имени.

— Вы понимаете, семь лет плена — это очень много. И оставляет свой отпечаток на психике человека, вы должны быть готовы ко всему.

— Я не знаю, к чему я готова. Мне всего несколько часов назад сообщили, что он жив. Я вообще не готова. Мне страшно. Мне не по себе. И… я безумно рада. Очень рада. Все смешалось.

Генерал понимающе кивнул.

— Так бывает. Жизнь настолько удивительна и непредсказуема. Иногда в ней случаются вещи похлеще, чем в самом неправдоподобном бульварном романе.

Зашел водитель с чашкой кофе и с сахарницей.

— Простите, все по-спартански. Вам сегодня нужен отдых. Мы сделали все, чтобы не пронюхали журналисты, сдержали прессу. Официальная встреча будет другой. Мы подготовили для вас номер в гостинице. Остановитесь там на сутки. Завтра будет тяжелый день.

— Я… я не могу так надолго, у меня сын и…

— Ну он же большой мальчик, ему уже почти семь, да?

— Большой… но он особенный ребенок, понимаете? За ним нужен уход и присмотр.

Я отпила кофе, обожгла язык и поставила чашку. Мне вдруг ужасно захотелось сбежать, уехать, забиться в угол, и тут же стало стыдно за свои мысли.

— Сама не знаю, что говорю. Через семь лет вернулся мой муж… а я…

— Я все понимаю. Это неожиданно, это шок, это паника. Договоритесь с кем-то, чтобы побыли с мальчиком. Вы будете нужны майору эти дни и нам тоже. А… вот и машина подъехала.

Я вскочила, опрокинула чашку. Сердце начало колотиться с такой адской силой, что казалось, оно разорвет мне грудную клетку. Со двора слышно, как подъехал автомобиль. Бросилась к окну, не в силах удержаться.

Внизу несколько человек, встречают машину. Я впилась пальцами в холодный подоконник, до боли всматриваясь в полумрак, в подъездную дорожку, освещенную фонарями.

Большая военная машина остановилась неподалеку от входа в здание. Вначале вышли еще военные, затем открыли дверь. Я перестала дышать, мое сердце остановилось, пока он выходил. Вначале увидела ногу в солдатском ботинке и… сумку с красными полосками. В груди все сдавило, оцарапало, как до крови. Я всхлипнула, узнавая эти полоски. Мужчина спрыгнул на асфальт. Свет фонаря выхватил русые волосы, заросшее щетиной лицо, темный свитер и куртку, припорошенную снегом. И мне вдруг стало очень плохо, перед глазами потемнело, и я, кажется, начала падать.

— Сейчас ваш муж войдет сюда, и мы оставим вас наедине. Минут на десять. Потом мы должны с ним поговорить, и вас отвезут в гостиницу. Думаю, мы справимся меньше, чем за час.

Я кивнула, не в силах ответить. Сдавила подоконник ледяными пальцами. Тяжело дыша и пытаясь справиться со слабостью.

— Офицерские жены не падают в обморок, Огнева. Даже по таким случаям.

Дыхание перехватило окончательно. Голова закружилась, и я начала мысленно считать до десяти только в обратном порядке. Так меня учила психолог. Это ведь его голос, да? Был бы не его, я бы так не дрожала. Я бы не чувствовала, как сейчас разорвется мое сердце и будет драть горло от невырвавшихся рыданий. Он подошел ко мне сзади. А мне было страшно взглянуть в его отражение в окне, и я крепко зажмурилась. Это не может быть правдой. Мой муж там… на том военном кладбище, с красивым памятником и выбитой фотографией. А это… иллюзия. Я сплю. Мне снится сон. Хороший, красивый сон, где он вернулся ко мне и… хочет остаться со мной. В его голосе тоска и боль. Она мне близка и невыносимо дорога.

— Страшно, правда? — спросил и коснулся моих волос, заплетенных в косу. Провел рукой по макушке, потом по бокам, сжимая голову над ушами, как делал всегда, и наклонился, втягивая мой запах. — Мне самому было страшно… я боялся, что ты начала пахнуть иначе, но это все та же «Черная орхидея». Посмотри на меня, Котенок. Это же яяяя…

Я тоже чувствую его запах. Это аромат дешевого мыла, мужского тела и сигарет. Котенок… так он называл меня еще до свадьбы. Сказал, что по-английски Катя — это Кэт, а Кэт — это кошка. Но я еще не выросла в большую кошку, я маленький котенок. Его котенок. Потом… он перестал меня так называть. Где-то через месяц-два после свадьбы я снова стала просто Катей.

— Посмотри, и станет легче… Помнишь, я говорил тебе, что страхам нужно смотреть прямо в глаза? Я не красавец… это да.

Я оборачивалась очень медленно. Так медленно, что мне самой стало стыдно. Обернулась… а глаза не открыла. Ощутила, как он взял меня за руки. Какой едкий контраст с прощанием… и от этого больно втройне. Я ведь хотела, я мечтала, чтобы эта встреча стала именно такой. Его пальцы горячие, сильные и шершавые, они трогают мои скулы, гладят мою шею и плечи, а потом снова мои щеки. Ощущаются неровности на коже. И я понимаю, что это, наверное, шрамы… следы от ожогов.

— А ты… красивая. Уже не девочка совсем, а взрослая женщина. Но все равно Котенок. Мой маленький, нежный Котенок.

Голос обволакивает и заставляет трястись еще сильнее, всхлипывать и давиться этими всхлипами.

— Открой глаза, Катя.

И я открыла. Серо-зеленые радужки совсем близко, зрачки расширены. Широкие брови, светлые ресницы… нос с горбинкой. Красивое, мужественное, но изможденное лицо поросло густой щетиной. Губы чувственные, мягкие. Да, он красивый.

Но я пячусь назад, отхожу шаг за шагом к окну. Обратно. Меня трясет еще сильнее. Взгляд мечется от лица к широкой груди с выглядывающей тельняшкой из-под выреза свитера, к длинным ногам, к рукам, с закатанными до локтя рукавами и снова к лицу.

Я шумно выдохнула, быстрым шагом обошла его и бросилась прочь из кабинета туда, где слышны голоса, туда, где разговаривает генерал с какими-то людьми. Влетела в кабинет, запыхавшись, облокотившись о дверь. Мужчины дружно обернулись ко мне. В комнате холодно, открыто окно, и они все курят, сбрасывая пепел в массивную железную пепельницу, а меня бросает в жар, и все тело обжигает пожаром.

— Что случилось, Екатерина Олеговна, вам нужна помощь?

— Это не он! Это не мой муж! Это не Сергей! — закричала, лихорадочно, отрицательно дергая головой и глядя сумасшедшим взглядом на мужчин. — Не МОЙ Сергей!

Генерал сделал несколько шагов ко мне и взял меня за плечи.

— Я понимаю, что вам тяжело. Что прошло семь лет и… люди меняются. Особенно в плену. Давайте я вас усажу и принесу холодной воды. Марков, закрой окно, давай сюда стул. А вы разойдитесь пока. Оставьте нас.

Меня усадили на стул, кто-то накинул мне на плечи свой китель. Я смотрела перед собой и… не знаю, что со мной творилось. Я, кажется, сходила с ума.