Читать книгу "1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал - Вячеслав Никонов"

Ключевский был прав, утверждая: «В гнезде наиболее гонимого Борисом боярства с Романовыми во главе, по всей вероятности, и была высижена мысль о самозванце. Винили поляков, что они его подстроили; но он был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве».

Но и роль «польской печки» ни в коем случае не следует преуменьшать. В начале XVII века на сцене истории решался вопрос: какая страна станет великой державой Центральной и Восточной Европы. Претендентов было трое — Польша, Швеция и Россия. Причем Россия выглядела наиболее слабым претендентом — и по численности населения, и по экономическим параметрам, и по военной мощи. В Смутное время вполне мог реализоваться сценарий интеграции России в европейскую систему через превращение в польскую или шведскую провинцию.

Польские монархи и шляхта на протяжении веков претендовали на всю территорию бывшей Киевской Руси. В этом они неизменно пользовались поддержкой Ватикана, никогда не оставлявшего попыток упразднить Православную Церковь. К началу XVII века под властью Польши и Литвы уже оказались земли по правому берегу Днепра, а также Черниговщина, Полтавщина и Запорожье. Жителям Юго-Западной Руси внушалось, что земли, которые теперь называются Украиной и Белоруссией, никогда не принадлежали Руси, и Россия не имеет к ним ни малейшего отношения.

Когда в книге пойдет речь о польских или польско-литовских войсках, то эти термины будут относиться к войскам Речи Посполитой, которая объединяла Польшу, Литву, Украину, Белоруссию. Поэтому в отрядах интервентов были не только этнические поляки, но и литовцы, белорусы, украинцы, наемники едва ли не из всей Западной Европы и даже русские. В религиозном отношении свою волю диктовали католики, но немало было и православных, и протестантов. Речь Посполитая имела очень серьезные виды на Россию, которые должен был помочь реализовать Лжедмитрий II.

Чтобы не быть заподозренным в антипольских измышлениях, предоставлю слово многолетнему директору Библиотеки Конгресса США Джеймсу Биллингтону: «Польша Сигизмунда III являлась авангардом европейской контрреформации… Сигизмунд фактически превратил свое королевство в позднейший оплот испанских фанатиков-крестоносцев — ордена иезуитов Игнатия Лойолы… Орден иезуитов долго пытался заинтересовать Ватикан возможностью частично восполнить на Востоке потери, понесенные в результате развития протестантства в Западной и Северной Европе. Но к началу столетия иезуиты преуспели в подчинении восточноевропейской политики Ватикана интересам тесного рабочего партнерства с польским Сигизмундом III. Поскольку Сигизмунд установил полный контроль над Литвой и заявил серьезные притязания на Швецию, постольку он, естественно, предстал истинным поборником католицизма в Северо-Восточной Европе; к тому же он укрепил свои отношения с Римом двумя успешными габсбургскими браками… Использовав сумбурные надежды Московии на то, что „настоящий царь“ еще где-нибудь отыщется, иезуиты помогли полякам в свите претендента на престол Дмитрия прийти к власти».

В отношении личности Лжедмитрия I до сих пор нет полной ясности. Ограничусь выводом автора последних жизнеописаний Лжедмитрия I Вячеслава Козлякова (у которого можно прочесть и обо всех других версиях): «Многие хотели бы узнать, на самом ли деле самозванец был Григорием Отрепьевым. Однако похоже, что тайна происхождения царя Дмитрия Ивановича навсегда останется неразгаданной. Самозваному царевичу поверили на слово и приняли все детали его рассказа о чудесном спасении как достоверные.

Тот, кого называли Григорием Отрепьевым, скорее всего, им и был».

Профессор Фордхэмского университета Оскар Халецки рассказывал о начале интриги. «Его завораживающая история началась на самом деле в Польше, где он нашел себе убежище в 1603 году и преуспел в том, что разбудил к себе интерес и короля, и папского нунция, так как обещал сотрудничество с Польшей и религиозное объединение с Римом, если ему будет оказана помощь в осуществлении его целей. Он действительно внушил к себе достаточно доверия, чтобы получить любую официальную помощь. Когда на следующий год Лжедмитрий вторгся в Россию, это произошло лишь с ограниченным участием отдельных польских магнатов, включая некатоликов и противников королевской власти, а также некоторого числа украинских казаков, взволнованных такой авантюрой и последовавших примеру русских донских казаков, которые тоже восстали против Москвы».

Авантюра с продвижением Лжедмитрия I на русский престол была затеяна в Польше не только иезуитами, но и как инициатива некоторых крупных магнатов во главе с Мнишеками. Они во многом и профинансировали поход Лжедмитрия, к которому присоединились и силы внутрироссийской Смуты.

Борис Годунов объявил о мобилизации всего дворянского ополчения, как только узнал о первых успехах самозванца. Но дальше… «Разрядный приказ получил распоряжение собрать полки в течение двух недель, — писал Скрынников. — Царское повеление было повторено трижды, но выполнить его не удалось. Потребовалось не менее двух месяцев, чтобы вызвать дворян из их сельских усадеб в места формирования армии. Осенняя распутица затрудняла мобилизацию… Дворянское ополчение не привыкло вести войну в зимних условиях, среди заснеженных лесов и полей… После утомительной зимней кампании царские полки стали таять. Не спрашивая „отпуска“ у воевод, дворяне толпами разъезжались по своим поместьям».

Самозваный царевич Дмитрий побеждал только потому, что, как казалось многим, у него было преимущество «прирожденности». «Воскресший» Дмитрий стал могильщиком и самого Бориса Годунова, и спокойствия в России. Чего хотели русские люди? «Ясного государственного порядка, нарушенного воцарением Бориса Годунова и особенно голодом, „межениной“ начала века, благочестиво воспринятыми как наказание за собственные грехи и „за безумное молчание всего мира“ перед грехами царей… Но, главное, людям, как всегда, хотелось правды. И они соблазнились легким ответом, явлением на свет царевича Дмитрия, который олицетворял саму преемственность с понятным прошлым и грозил покончить с выборным царем Борисом Годуновым, отодвинувшим от царской власти Рюриковичей», — отмечает Козляков.

В разгар схватки с нашествием самозванца 13 апреля 1605 года Борис Годунов внезапно умер. Боярская дума и население Москвы принесли присягу на имя 16-летнего наследника Федора Годунова и его матери. Казна раздала людям много денег на помин души Бориса, была объявлена всеобщая амнистия. Но это не добавило Годуновым шансов удержаться на троне. Заполнившая Думу родня Бориса не имела ни авторитета, ни поддержки, а около Федора не оказалось никого, кто мог бы твердой рукой удержать штурвал власти. В семье Годуновых царили страх и растерянность. Она теряла почву под ногами и все больше отступала перед призраком законного царя.

Федор даже не успеет короноваться на царство, а дела самозванца резко пошли в гору. Крестьяне, холопы, посадские люди, бежавшие на южные окраины и пополнявшие казачьи станицы, рассчитывали, вступив в ряды самозванца, вернуться вольными людьми. Восстание казаков и стрельцов в Цареве-Борисове привело к крушению системы обороны южной границы. Власть Лжедмитрия признали Оскол, Воронеж, Белгород, Елец, Ливны. Новый воевода Басманов со всем войском перешел на сторону Дмитрия. Его признавали подлинным царем боярские роды, и самозванец начал триумфальное шествие к Москве.