Читать книгу "Папа, спаси меня - Ника Янг"

Чччччёёёёёёрт…

Облизываю кончиком языка верхнюю губу и ощущаю слабый привкус крови во рту. Её крови. Она поранилась из-за меня. Испугалась, что я расскажу всё о нашей порочной связи её обожаемому… О том, в каких мыслимых и немыслимых позах и местах мы предавались любви. Настоящей любви… Горячей… Страстной… А потом она просто взяла и исчезла. Раздавила сердце, которое я отдал ей, в стальном кулаке, и бросила меня… Она. Меня. Бросила. Меня и никогда не бросал, а она бросила…

Мысленно проваливаюсь в прошлое. В тот самый день, когда мы познакомились. Мы с Черепом, старым приятелем, поспорили, прогуливаясь в парке… Были же времена…

— Дикий, а слабо примерную тёлку склеить, а не по девкам доступным шататься? — спросил Череп, толкая меня своим плечом.

— Да легко… Есть на примете?

— Есть. Смотри вон, у фонтана сидит. Чёткая такая девчонка, книжку читает. Сможешь её охмурить?

Я посмотрел в сторону, куда Череп тыкал пальцем. На скамейке сидела красивая девушка с двумя косичками, заплетёнными колосками. Уж я-то был мастером по плетению кос, потому что с самого детства оставался дома с младшей сестрой, помогая матери. Катюха с самыми крутыми причесонами ходила в школу, и все ей завидовали. Вот только последний раз мать закатила мне тако-о-ой скандал, когда я убедил сестру сбрить одну половину головы, а на второй волосы оставить и выкрасить в синий. Катька ревела потом недели две, а мать буквально вымела меня из хаты. До сих пор с ними общаюсь сквозь зубы, но это совсем другая история. На спор мне нужно было очаровать хрупкую девчонку, вид которой буквально кричал о том, что она идеал, недоступный моему бюджету и внутреннему состоянию. Потому что я демон… Тварь, прогнившая изнутри… Сволочь без моралей и принципов… А она… Она чистая и светлая, как ангел.

— Зассал, Дикий? — принялся подначивать Череп.

Нет. Сдавать было не в моих правилах. Я негромко хмыкнул и направился к парнишке, который продавал сахарную вату. Взяв цветную, как он говорил похожую на шапочку единорога — хотя в моём понимании больше на радужную фекалию, потому что всю эту мимишность я ненавидел, — я направился к девчонке.

— Привет, я радужная фек… Тьфу, блин. В общем, вот… Сказали, что это похоже на какую-то модную шапочку единорога…

А единороги вообще носят шапочки?

Девушка подняла на меня взгляд и принялась хлопать ресничками.

— Это мне? — спросила она удивлённо.

— Это самой прекрасной девушке на планете… Если видишь кого-то прекраснее… — я пожал плечами, а она покраснела. — Бери, Малая, и кушай! Должно быть вкусно, зуб даю!

Она принялась благодарить меня, и когда брала палочку, на которой и держалась вся эта единорожья смесь, соприкоснулась своими пальцами с моими. Кажется, в ту секунду нас обоих прошиб удар тока во все двести двадцать, и уже тогда я понял, что она будет моей. Но не ради спора, а потому что я так захотел…

— Эй, Дикий, ну я прочёл всё. В целом нормальный договор. Я только пару пунктов исправил бы. Давай ещё мой юрист посмотрит всё, а потом я тебе вышлю всё? — разрезает мои воспоминания голос Седого.

— Издеваешься? Я ехал сюда хрен знает сколько часов для того, чтобы ты сказал, что всё будет решать какой-то юрист? Седой, так дела не делаются. Решил слиться, так и скажи…

Наверное, я сам решил слиться, потому что завожусь буквально с полоборота. Меня начинает трясти, как бешеного, и я хочу поскорее покинуть место, ставшее для меня своего рода ловушкой. Я больше не могу находиться рядом с ней, но в то же время так далеко. Потому что губам не улыбаться, а целоваться нужно друг с другом.

— Прости, Дикий! Меня всё устраивает, но у меня сейчас большая часть бизнеса на бабле тестя повязана, так что приходится консультироваться с его юристом. Мне нужно придумать, как бабос в твою задумку вывести. Идея стоящая на все сто. Так что ты не горячись. Всё порешаем, брат! Всё сделаем.

Седой начинает трясти задницей, как трясогузка. Конечно, я знаю, что идея стоящая. Конечно, я уверен, что она принесёт миллионы. Конечно, я и не сомневался, что мою бабу он увёл больше ради бабок её отца.

Слышу цокот шпилек, поднимаю взгляд и вижу её. Тоня входит в комнату с подносом в руках. Она с опаской глядит то на меня, то на своего мужа, приближается к журнальному столику и ставит на него чай и какие-то кексы. Терпеть не могу сладкое. И её тоже. Я ненавижу её всем своим естеством, но в то же время не могу бороться с былыми желаниями и с пережитой болью, которые накатывают снова и снова.

— Спасибо, родная! Чё там пацан?

— Спит, — негромко отвечает Малая и косится на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

— Спасибо, родная! Чё там пацан?

— Спит, — негромко отвечает Малая и косится на меня.

Ну, а что я могу тут сказать? Я, конечно, тварь, но не настолько, чтобы рушить семью и забирать у сына отца. Зная Седого, могу голову дать на отсечение, что он кинет её, если выяснит, что я был первым мужчиной Тони, а кто я такой, чтобы рушить семью и решать, кому с кем и как жить? Я успокаиваю себя, отгоняя все мысли о том, чтобы обладать ею, и отворачиваю взгляд в сторону.

— Слушай, Седой, раз уж на то пошло, приглашаю вас с женой на барбекю, если ребёнку полегчает, разумеется. Пригласим ребят всех, соберёмся былой компашкой, но теперь уже семьями.

— Семьями? Дикий, у тебя же нет никого! Сам ведь говорил!

Малая вздрагивает и чуть приоткрывает рот. Хочется впиться в её алые губки и выпить всю её до дна, заставить её испытать всё то, что было между нами раньше, но я решаю сделать кое-что иное — я бью наотмашь своими следующими словами. Бью и смотрю ей прямо в глаза, чтобы прочесть в них боль, которая непременно проступит, когда она услышит то, что я хочу сказать.

— Я сказал, что я холост, но это совсем не означает того, что у меня нет совсем никого! Я выберу из своих девочек самую послушную и приглашу её…

Я вижу, как резко меняется выражение лица Тони. А что она думала? Рассчитывала, что я буду в евнухах ходить, пока она спит непонятно с кем и рожает ему детей.

Откуда-то из комнаты доносится детский плач. Антонина вздрагивает и резко разворачивается. Она уходит, цокая своими длинными шпильками, я смотрю на Седого.