Читать книгу "Притяжение - Бриттани Ш. Черри"

Джейн нахмурила брови.

— Нет. Не говори глупостей. Его тело — это рукопись, а гроб — это обложка книги.

— Кстати, чертовски дорогая обложка. Не могу поверить: он выбрал тот, что отделан золотом. — Я замолчал и прикусил губу. — Хотя, если задуматься, я легко в это верю. Ты же знала моего отца.

— Сегодня будет очень много людей. Его читатели. Коллеги.

Сотни людей придут проводить в последний путь Кента Рассела.

— Это будет цирк, — простонал я. — Они будут оплакивать его, изображая глубочайшую скорбь, и говорить, что не могут в это поверить. А потом начнут изливать свои истории, свою боль. «Нет, только не Кент, этого не может быть. Он единственный, благодаря кому я решился попробовать себя в писательской деятельности. Пять лет трезвости благодаря этому человеку. Не могу поверить, что он умер. Кент Теодор Рассел. Человек. Отец. Герой. Лауреат Нобелевской премии. Умер. Весь мир будет скорбеть».

— А ты? — спросила Джейн. — Что будешь делать ты?

— Я? — Откинувшись на спинку стула, я скрестил на груди руки. — Буду заканчивать свою рукопись.

— Тебе грустно, что его больше нет? — спросила Джейн, поглаживая живот.

Какое-то время ее вопрос дрейфовал по моему мозгу, после чего я ответил:

— Нет.

Мне хотелось бы скучать по нему.

Любить его.

Ненавидеть.

Хотелось бы забыть его.

Но вместо этого… я не чувствовал НИЧЕГО.

Мне потребовались годы, чтобы научиться ничего не чувствовать к отцу. Чтобы стереть всю боль, которую он причинил мне и тем, кого я больше всего любил. Единственный известный мне способ заглушить боль, это запрятать ее поглубже и забыть все, что когда-то нас связывало. Забыть о том, каким я мечтал его видеть.

И стоило мне спрятать свою боль, я практически забыл, что значит быть самим собой. Перед Джейн я душу не распахивал, а она и не возражала, потому что сама была не особо сентиментальной.

— Ты ответил слишком быстро, — сказала она.

— Самый быстрый ответ всегда самый правдивый.

— Я тоскую по нему, — сказала она печальным голосом, демонстрируя, что огорчена смертью моего отца.

Миллионы людей считали Кента Рассела своим другом — во многом благодаря его сборникам статей, вдохновляющим речам, а также созданному им самим имиджу и имени, которое он продавал всему миру. Я бы, наверное, тоже скучал по нему, если бы не знал, каков был этот человек на самом деле — незримый для остальных за стенами своего дома.

— Ты тоскуешь, потому что никогда по-настоящему его не знала. Хватит раскисать из-за человека, на которого даже время тратить не стоит.

— Нет, — резко ответила она. В голосе ее добавилось страдальческих ноток, а глаза снова начали наполняться слезами, как и на протяжении последних нескольких дней. — Ты не можешь так поступать, Грэм. Не смей обесценивать мою боль. Для меня твой отец был хорошим человеком. Он всегда меня поддерживал, когда ты был холоден ко мне, и заступался за тебя всякий раз, когда я хотела уйти. Так что не говори мне, чтобы я перестала хандрить. Тебе не понять мою печаль, — сказала она, вздрагивая всем телом от волнения и заливаясь слезами.

Я резко вскинул голову, удивленный таким внезапным всплеском эмоций, но затем мой взгляд упал на ее живот. Гормональный сбой.

— Вау, — пробормотал я, слегка остолбенев.

Она выпрямилась.

— Что это было? — немного испуганно спросила Джейн.

— Кажется, у тебя только что случился нервный срыв на почве смерти моего отца.

Джейн вздохнула и застонала.

— Боже, что со мной происходит? Из-за этих гормонов я превратилась непонятно во что. Ненавижу все, что связано с беременностью. Клянусь, после родов мне сделают перевязку труб. — Она встала, вытирая слезы и делая глубокие вдохи в попытке взять себя в руки. — Можешь хотя бы сегодня сделать мне одно-единственное одолжение?

— Какое?

— Можешь притвориться на похоронах, что тебе грустно? Среди людей пойдут ненужные разговоры, если увидят, что ты улыбаешься.

Я бросил на нее притворный печально-хмурый взгляд.

Она закатила глаза.

— Ладно, а теперь повторяй за мной: мой любимый отец, мне будет его очень не хватать.

— Мой папаша-мудак, я совсем по нему не тоскую.

Она хлопнула меня ладонью по груди.

— Достаточно похоже. А теперь иди и одевайся.

Я встал и пошел, не переставая ворчать.

— Ой! А ты заказал цветы для поминальной службы? — крикнула мне вслед Джейн.

Я стянул с себя белую футболку и бросил ее на пол.

— Выбросить на ветер пять тысяч долларов! Потратить деньги на бесполезные растения ради церемонии, которая продлится всего несколько часов.

— Людям понравится, — сказала она мне.

— Люди идиоты, — ответил я, становясь под текущие из душа горячие струи воды, попутно пытаясь придумать надгробную речь человеку, который для многих был героем, а для меня — дьяволом. Я пытался откопать хоть какие-то воспоминания о любви, о мгновениях заботы, секундах его гордости за меня, но на ум ничего не шло. Ничегошеньки. Ни намека на настоящие чувства.

Сердце в моей груди — ожесточенное с его помощью — пребывало в полном оцепенении.

Глава 2

Люси

— Здесь покоится Мари Джой Палмер, дарившая всем любовь, мир и счастье. Такой бесславный конец. Такой неожиданный, безмолвный и мучительный. Я даже представить себе не могла. — Я опустила взгляд на неподвижное тело Мари и вытерла шею маленьким полотенцем. Раннее утреннее солнце светило в окна. Я изо всех сил старалась выровнять дыхание.

— Смерть от горячей йоги. (Примеч.: горячая йога, она же бикрам-йога — это комплекс определенных асан, которые выполняются в прогретом, жарком помещении).

Я засмеялась.

— Тебе придется встать, Мари. Им нужно подготовиться к следующему занятию. — Я протянула руку сестре, лежащей в луже пота. — Пойдем.

— Иди без меня, — театральным тоном сказала Мари, размахивая воображаемым флагом. — Я сдаюсь.

— О, нет. Не надо. Брось. — Я потянула ее за руку, поднимая на ноги, но она начала сопротивляться. — Ты прошла через химиотерапию. Так что горячую йогу точно сможешь пережить.

— Это невыносимо, — захныкала она. — Мне думалось, что йога должна дарить чувство уверенности и умиротворения, но вместо этого из меня выходит ведро пота, а на волосы без отвращения не взглянешь.

Я улыбнулась, глядя на ее вьющиеся, уже до плеч отросшие волосы, завязанные сейчас на макушке. Ремиссия у Мари длится уже около двух лет, и к настоящему моменту мы живем полной жизнью, включая открытый нами цветочный магазин.