Читать книгу "Сергей Бондарчук. Лента жизни - Наталья Бондарчук"

Фёдор Петрович строго отчитывал сына. «Песенку эту дурацкую забудь. Тебе уже пятнадцать лет, пора определяться…» После разборок с родителями озорной Бондя на высоких акациях закрепил толстые верёвки и прыгал, раскачиваясь, с дерева на дерево под визг Валентины. «Господи, – негодовала Татьяна Васильевна, – да что ж это за наказание такое! Ах ты ж, обезьяна африканская! Слезай сейчас же!» На что сын, не спускаясь с дерева, оттопыривал уши и выдвигал нижнюю челюсть. И кричал, как павиан. Прыгал, прыгал, пока не сорвался и не сломал руку. Сергей продолжал играть и в драмкружке своей школы. В выпускном классе ему доверили роль начальника контрразведки в пьесе «Пятёрка». Постановку смотрела вся школа, Валентина и Татьяна Васильевна с дочерью Тамарой. Учителя сидели в первых рядах. Но один из них, преподаватель литературы, стоял за кулисами. И после первой же сцены, там же, за кулисами, сказал Сергею: «У тебя талант».

По окончании школы Сергей заявил родителям: «Хочу быть артистом. Поеду в Москву поступать в театральное училище…» – «Куда-куда? В Москву?» – с иронией спросил отец. «Да, в Москву! При театре Революции есть училище. Театральное».

На некоторое время оставим семью Бондарчуков, чтобы понять положение театрального искусства в СССР. Социальные потрясения, пережитые страной, принесли большие изменения в художественную жизнь. Эмигрировали многие деятели искусства и литературы: И.А. Бунин, А.Н. Толстой, А.И. Куприн, М.И. Цветаева, Ф.И. Шаляпин, С.В. Рахманинов и другие могучие таланты. Но были и те, кто остался на Родине в надежде продолжить свою творческую жизнь. Советскую литературу в тридцатых годах создавали писатели М.А. Шолохов (вышли его «Донские рассказы», «Тихий Дон», которые читали в семье Бондарчуков), А.А. Фадеев (роман «Разгром»), М.И. Пришвин, поэты В.В. Маяковский, Н.Н. Асеев, М.А. Светлов. Все они боролись за преемственность современной культуры рабочего класса с отечественной и мировой классикой. Послереволюционные рабочие и народные театры устраивали антирелигиозные представления. Это были спектакли-карикатуры. Среди участников обязательно были: поп, купец, царь (все непременно с большими животами). Поощрялись рабочие, принёсшие из дома иконы, чтобы прилюдно их сжечь. Популярны стали театральные коллективы «Синяя блуза», или синеблузники. Они выступали в синих блузах, чёрных юбках или брюках, исполняя свои марши:

  Мы синеблузники, мы профсоюзники, Мы не баяны-соловьи — Мы только гайки в великой спайке Одной трудящейся семьи…  

«Синяя блуза» породила тысячи последователей.

В 1934 году возник Союз писателей СССР под председательством Максима Горького. А.Н. Толстой вернулся на родину и стал работать над романом «Пётр Первый». Вышли фильмы: «Мы из Кронштадта» (реж. Е. Дзиган), «Депутат Балтики» (реж. А. Зархи и И. Хейфиц), «Человек с ружьём» (реж. С. Юткевич), комедии Александрова: «Весёлые ребята», «Цирк», «Волга-Волга». Культура тридцатых годов в СССР переживала своеобразный подъём. Произошла острая дифференциация: для одних, особенно для тех, кто жил в городах, были доступны серьёзные театры, для других – клуб с непременной самодеятельностью на долгие годы стал единственным очагом культуры. Так называемое элитарное искусство, которое было понятно людям достаточно образованным, стало доступным только жителям крупных городов. Учреждения культуры в маленьких городах носили на себе налёт провинциальности и отставали как в оснащении, так и в понимании культуры в целом. В тридцатые годы в театральной среде СССР сложилась особая ситуация. С началом НЭПа в стране началось сокращение числа театров за счёт любительских, непрофессиональных коллективов. Но как раз эти люди считали себя профессиональными актёрами. «Комедиантами», как их с презрением называл Фёдор Бондарчук, посетивший несколько раз ейский театр. Из таких людей состояло множество безработных актёров, любивших выпить и влачивших жалкое существование. Именно в тридцатые годы стали открываться театральные студии. Лидером левого театра стал В.Э. Мейерхольд, принявший революцию. В год рождения Сергея Бондарчука Мейерхольд основывает в Москве театр РСФСР, провозглашая лозунг «Театральный октябрь». Он ставит «Мистерию Буфф» В.В. Маяковского, где соединяет принципы конструктивизма в оформлении спектаклей и биомеханики в актёрском искусстве. Новые герои, через характер которых шло осознание революционных событий, постепенно завоёвывали сердца зрителей. В 1935 году Немирович-Данченко ставит «Врагов» Горького, где блистательно выступили великолепные мхатовские актёры: Н.П. Хмелёв, В.И. Качалов, О.Л. Книппер-Чехова, М.М. Тарханов, А.Н. Грибов. Период тридцатых годов связан с расцветом актёрских школ. Расширяется сеть театрального образования. Татьяна Васильевна Бондарчук любила не только романы, но и с удовольствием брала в ейской библиотеке журналы, среди которых были «Театральная декада» (выходил в 1934−1937 гг.), «Рабочий и театр» (выходил в 1924−1937 гг.) и другие. Именно в этих журналах юный Сергей Бондарчук читал рецензии на главные постановки и спектакли, которые в основном происходили в далёкой и манящей Москве. В журналах печатались популярные статьи о готовящихся постановках в ведущих театрах страны, творческие портреты знаменитых актёров, разбирались спектакли. Появлялись репортажи о работе гримёров, костюмеров. Сергей, помогавший разрисовывать доморощенные декорации в театрах Таганрога и Ейска, с замиранием сердца читал в театральном журнале: «В третьем акте “Спящей красавицы” в течение сорока пяти секунд заколдованный лес превращается во дворец с лестницами и волшебной меблировкой. Это “чудо” – результат специальной сноровки и выучки театральных рабочих». «В артисты хочу пойти, батя! В Москве буду учиться!» Фёдор Петрович настаивал на инженерной профессии, мотивируя это склонностью Сергея ко всякого рода поделкам… Но сын настаивал: «Я буду артистом!» Разъярённый, вспыльчивый до крайности Фёдор Петрович перестал разговаривать с сыном. «Господи, – думала бедная Татьяна Васильевна, – Господи, нашла коса на камень!» Все переживания, связанные с его решением ехать в Москву, Сергей изливал своей верной подруге Валентине Даниленко. Валюша призналась Сергею, что и за неё был сделан выбор родителями, о чём она ему и сообщила: «Я, Серёжа, буду поступать в Краснодарский мединститут. Мне уже и билет купили… Уезжаю я из Ейска». Сергей вглядывался в добрые и такие родные глаза Валентины: «Писать мне будешь?» – «А куда писать, Серёжа?» – «Я, как приеду в Москву, устроюсь… Напишу Тамарке, сестре. А она – тебе весточку подаст». Валентина грустно мотнула головой: «Я ждать буду. Весточки». – «А ты, Валюха, станешь доктором и приедешь ко мне в Москву. Будешь меня лечить… Ну, не только меня». Дети понимали, конечно, что расстаются навсегда, но продолжали верить, что дороги обязательно где-то, когда-то пересекутся. Забегая вперёд, скажу, что так и произошло, но очень не скоро.

«Мама, объясни отцу, что я не смогу без театра, – умолял Сергей Татьяну Васильевну, которая была на стороне сына… – Скажи ему, что если и не даст денег на дорогу, я уеду в Москву без них…» Убедившись, что намерение сына серьёзно, отец наконец смирился и благословил: «Только будь, Сергей, актёром, а не комедиантом!»

Сергей поехал в Москву с другом Толей. Они вместе готовились целый год к Москве: читали журналы, смотрели фильмы. Москва ошеломила. Толпы людей, переполненные трамваи. С Курского вокзала пришли ребята к Никитским Воротам, а потом и к театру Революции. Поглазели на афиши, на портреты вождя… Везде были очереди, длинные и безликие. Москвичи мчались по улицам, ни с кем не здороваясь, бросались в трамваи, суетясь повсюду. «Как мураши, – заметил Толя. – Куда бегут? Зачем?» Друзьям приходилось встать в очередь в общественный туалет и к колонке с водой, чтобы помыть руки. Только квас им понравился да мороженое в вафельном стаканчике. Три мучительных дня ходили они по улицам Москвы. И опять толпы куда-то спешащих людей, которым судьба двух юношей из Ейска была безразлична. И такими же чужими, негостеприимными казались друзьям улицы, огромные здания, украшенные огромными портретами вождя. Ночевали они на скамейках бульвара. В первый вечер, когда зажглись огни в окнах, на фонарях, почувствовали себя в какой-то сказке. Сказке, где не было для них ролей. Полуголодные, бесприютные, они так и не решились переступить порог театрального училища. «На порог училища даже ступить было страшно, – признавался позже Сергей Фёдорович. – Не от неуверенности в своих силах… Это сложнее. Это – от сопоставления себя, своих возможностей с идеалом… Это вечное моё “смогу ли?”». Но Сергей не мог вернуться в Ейск под грозные очи отца и признаться ему в своей трусости, а ведь придётся сказать ему правду.