Читать книгу "Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев - Стенли Лейн-Пул"

Несмотря на то что призванием многих властителей империи была только война и они отличались свирепым нравом, ничто так не привлекает в цивилизации Сельджукидов, как то огромное значение, которое они придавали образованию и науке. Несмотря на то что училища существовали в мусульманских странах и прежде, следует признать, что сельджуки в XI–XII вв., прежде всего благодаря влиянию Низама аль-Мулька, улучшили и подняли уровень образования на Востоке на более высокую ступень. Известные медресе Низамия в Багдаде, основанные самим визирем, стали тем средоточием научной деятельности, откуда жажда познания мира распространилась на Персию (Иран), Сирию и Египет. Подобным центром высокого знания стал Университет Азхар (аль-Азхар) в Каире. Среди сельджукских правителей основание нового училища становилось столь же благочестивым поступком, как и возведение мечети или отвоевание города у «неверных». Подобно им могущественные феодалы и представители многочисленных династий, возникших, когда власть Сельджукидов клонилась к закату, обращали особое внимание на вопросы образования, и ко времени Саладина центрами науки и образования стали Дамаск, Алеппо, Баальбек, Хомс, Мосул, Багдад, Каир и другие города. Преподаватели переходили из училища в училище, совсем как наши средневековые ученые странствовали из одного университета в другой. Многие из этих образованных людей и государственных министров (часто они совмещались в одном лице) были потомками тех придворных, что служили сельджукским султанам. Атабек Мосула Занги, несмотря на всю свою энергию и военный талант, вряд ли удержал бы бразды правления своей обширной империи, если бы не помощь его визиря и правой руки Джамала ад-Дина, прозванного аль-Джавад, Щедрый, дед которого устраивал бега леопардов при дворе султана Мелик-шаха. Он удачно руководил работой нескольких правительственных кабинетов, и настолько притягательными были его манеры и искусство вести беседу, что Занги приблизил его к себе и дал ему должность генерального инспектора своего княжества и председателя дивана (государственного совета). Его содержание равнялось десятой части всех взращенных плодов земли, и он тратил его неограниченно на дела благотворительности: щедро жертвовал на нужды паломников в Мекке и Медине, строил акведуки и мечети, содержал ушедших на покой людей. Когда Занги умер, «воздух потрясли рыдания сокрушенных горем» вдов и сирот и бесчисленных бедняков, считавших его своим благодетелем.

Ряды образованных и ученых людей пополнялись из всех частей мусульманского мира. Профессоров из Нишапура с удовольствием слушали в аудиториях Дамаска. Персидские мистики, такие как ас-Сухраварди, встречались с традиционалистами, такими как Ибн Асакир, чьи похороны в 1176 г. посетил сам Саладин. В том же году в Каир приезжает иностранец из Хативы в далекой Андалусии, привлеченный слухами о возрождении там научного знания. Это был Ибн Фирро, сочинивший большую поэму из 1173 стихов на основе хадисов Корана «ради вящей славы Аллаха». Этот кладезь знаний скромно признался, что его память отягощена таким количеством знаний, что под их тяжестью падет верблюд. Тем не менее, когда пришло время выступить перед переполненным слушателями залом, от него так и не услышали ни одного достойного слова. Неудивительно, что кади (духовное лицо, несущее обязанности судьи) аль-Фадиль, правитель Египта при Саладине, дал ему приют в своем доме и похоронил его в своем личном мавзолее. Присутствие таких философов, обладавших холодной мудростью, смягчало порывистый и горячий нрав вождей. Многие из великих воителей этого века находили отдохновение в обществе людей культуры. И хотя победоносный атабек мог воскликнуть, что «звон мечей милее ему музыки сладкоголосых певцов, и встретиться с достойным врагом – большее удовольствие, чем игры с женщиной», все же ему нравилось общаться с мудрым советником аль-Джавадом. Его наследник Нур ад-Дин был предан обществу ученых мужей, поэты и писатели собирались при его дворе, в то время как Саладин находил особое удовольствие в разговорах с известными богословами и важными юристами. Самый кровожадный феодал не мог обойтись без поэта и историка. Ту же картину можно было наблюдать и спустя столетия в эпоху мамлюкских султанов Египта. Какими бы варварами и дикарями они ни выглядели, склонные к кровавым преступлениям и предательству, они любили искусство, поощряли развитие изящной словесности и украсили Каир памятниками изысканной архитектуры. Дело представляется таким образом, что на Востоке насилие может всегда идти рука об руку с культурой и хорошим вкусом, и не один мрачный Саул находил отдохновение после своих подвигов в музыке и пении.

Эпоха сельджуков имела далеко идущие последствия, но сама династия просуществовала недолго. Меньше чем за полвека после того, как они пришли в Персию (Иран) завоевателями, большое государство, которое они вознамерились создать и сохранить, раскололось на части. Три сельджукских правителя самодержавно властвовали один за другим, не опасаясь соперничества и мятежа; но когда в 1092 г. умер Мелик-шах, разразилась междоусобная война между его сыновьями и состоялся раздел империи. Одни Сельджукиды продолжали царствовать в Нишапуре, Исфахане и Кермане; другие – в Дамаске и Алеппо, и третьи – в Анатолии (Малой Азии). Но они стали отдельными частями некогда единого мощного целого и не могли больше сопротивляться напору сил, стремившихся разрушить господство Сельджуков извне и изнутри. Их падение стало неизбежным следствием их феодальной организации; они были подорваны собственными петардами. Рабы, которых они завозили ради своей защиты, их же и погубили, и большие фьефы, созданные для защиты империи, как оказалось, стали главным источником опасности. Основной дефект европейского феодализма присутствовал также и в системе, организованной Сельджукидами. Раб был обязан работать на господина, вассал был в подчинении у своего сеньора. Но их преданность и обязанность работать не распространялась на иного господина. Если какой-либо вассал считал, что у него достаточно сил выступить против своего сеньора, то, в свою очередь, его вассалы, его слуги и рабы следовали за ним. Они не были обязаны своей службой сеньору. Вассал также не приносил присягу своему сеньору, аналогичную той, что приносилась суверену. Иногда у вассала просыпалось чувство лояльности, которое заставляло его оставить взбунтовавшегося сеньора и перейти на сторону короля. По мере того, как власть суверена слабела, это чувство уже больше не возникало, и крупные феодалы были в состоянии создать свое собственное независимое государство со своими вассалами. Когда империя распадалась, воевавшие полководцы становились независимыми правителями. Мамлюки, одерживавшие победы в интересах своих правителей, становились регентами или губернаторами (атабеками), и делегированные им права они меняли на полноценные права правителя, становясь наследственными властителями.

В XII в. большая часть Сельджукской империи оказалась под управлением мамлюков, которые преобразовали свои фьефы в независимые государства. В Иране и за рекой Окс (Амударья) основателем могучих династий становился кравчий и мажордом. И рабы этих рабов образовали небольшие княжества на границах владений их господина. Таким образом, раб становился распорядителем наследия своего господина и после его смерти получал верховную власть в Дамаске. Так, Занги, основатель династии атабеков Мосула, был сыном раба Мелик-шаха. Ортукиды и другие местные династии Месопотамии имели схожее происхождение. Однако вести свою родословную от раба не считалось зазорным. На Востоке отношение к рабу было зачастую лучше, чем к сыну, а быть рабом Мелик-шаха давало право на особое уважение. Крупные вассалы-рабы Сельджукидов пользовались уважением и почетом, как и любой бастард средневековой аристократии. Когда они наследовали верховную власть, то передавали своим потомкам традиции своих бывших господ. Атабеки Сирии и Месопотамии вели цивилизационную работу, начатую мудрым визирем Мелик-шаха (Низамом аль-Мульком). Внутренние распри помешали ей продолжаться и дальше, но основное препятствие для нее в XII в. представляли крестоносцы.