Читать книгу "Друзская сага - Виталий Каплан"

— Дома, — буркнул Мансур.

— Отлично, тогда вместе подумаем…

— Извини, брат… Ладно, завтра с утра я у тебя…

Оставшись наедине с собой, Мансур задумался:

«В стране невесело, всюду, куда ни ткнись — дерьмо» — ну, кто так не говорит в наше время. Все. Просто не вкладывают конкретного смысла. Что есть, то есть… Евреи оттяпывают землю. Они полвека так делают под благовидными мотивами, и столько же времени друзы в обиде. Отслужил человек в армии, собрался жениться… У евреев как? Расписались, квартирку крохотную сняли, дальше — как получится. У нас жених не обзавёлся собственным домом — кто на него посмотрит! Если у родителей нет земли, кукуй и жди пока до тебя дойдёт очередь. Но места нет, и бывшие солдаты обижены на государство, не решаются их проблемы. Мы что, в Сирии живём, что ли? Страна у нас, как-никак, демократическая. Сказать можно всяко, а вот делать — по закону».

Рядом сверкнула молния, одна, другая. Мансур не обратил внимания, продолжая размышлять о вещах, сущих более, чем гнев небес. Но тут же осознал, что происшествия отраднее, чем летняя гроза, в Израиле не существовало. Последний скудный дождь, нонсенс для синоптиков, где-то в конце апреля. Летом существуют всего два прогноза — жарко и неимоверно жарко. Нескольких жемчужинок небесной влаги можно дождаться не раньше октября, а уж молнии… Сколько их случается за год? На пальцах легко счесть.

Мансур в который раз оказался наружи, и от его взгляда не ускользнул отъезжающий автомобиль.

То, что молниями оказались вспышки фотоаппарата, и отчалившая машина присутствовала по его душу, не вызывало сомнений. Иначе, зачем колесить ночью посреди тускло освещённой деревни в автомобиле с незажжёнными фарами!

Мансур опустился на ступеньки и поник головой:

— Выходит… Слежка? Плюс телефонные звонки! Негодяй точно знал, что творилось в доме Абу Рабии, о чём говорили, что делали…

Поскрежетав зубами, он понял, что лучшее в данный момент решение — пойти спать. Любые попытки проанализировать ситуацию, сейчас, в четыре утра, обречены на неудачу. «Завтра, всё завтра» — последние мысли, промелькнувшие перед тем, как сознание провалилось в мутный сон.

Утром Тафида придиралась по мелочам, и Мансур сплоховал. Следовало приласкать, обнять, поцеловать в шею, но выбитый из колеи вчерашним звонком он неосторожно отмахнулся, пробудив вулкан негодования. Жену Мансур любил, хотя правильней было сказать, крепко уважал. Жениться на девушке из хорошего рода настоял отец. То, что юная друзка не блистала красотой, не входило в соображения при выборе сыну невесты. В сообществе, претендующем на соблюдение традиций, любовь представлялась явлением, если и разрешённым к употреблению, то скорее умозрительно. Искусство в обобщённом смысле, поэзия в сакральном — являлось коконом этому эфемерному чувству. На практике семья по законам предков строилась на благоговении, не на увлечённости. Не везде и не у всех, но как правило. В деревнях, близких к еврейским городам, традиции осыпались, как старая штукатурка, но в горных деревнях они по-прежнему служили фундаментом. Мансур как-то прочитал в одной из «серьёзных» газет, что чувство любви длится около трёх месяцев. Затем уступает место другому, более объемлющему чувству. В кардинальном случае — уважению. В обыденности оно предпочтительней терпимости, снисходительности или привычки.

Тафида тоже любила мужа, хотя, не исключено, с тем же, веками устоявшимся креном. Друзская женщина всегда следила за собой, дом был чист и согрет, дети накормлены и воспитаны в лучших традициях общины. Тафида родилась в глубоко религиозной семье, поэтому выйдя замуж за светского человека, оставалась набожной и верной общинным устоям. Что, впрочем, не мешало мужу вести привычный образ жизни, где пиво и «белое мясо»[10] доставляли такое же удовольствие, как кофе и баранина.

Верующий в друзской общине может жениться на светской девушке, что в религиозной среде евреев и мусульман является табу. Друзы близки к мусульманам только на первый взгляд. Обрезание практикуется сугубо из гигиенических соображений. В Израиле выходной суббота, в Сирии — пятница, в христианских районах Ливана — воскресенье. Друз в зависимости от места проживания решает сам, когда ему работать, когда отдыхать. Дело не в удобстве или желании раствориться среди местного населения, вовсе нет. Друзское общество придерживается тайной доктрины «такийя» — сокрытия подлинных взглядов. Народ, живущий во враждебной среде, может внешне принять её условия. Так, в исламской среде они называют себя мусульманами, обитающие среди христиан, могут утверждать, что они христиане. Религиозные друзы чураются алкогольных напитков, курения и свинины, однако большинство, пренебрегая наставлениями духовного руководства, ведут светскую жизнь.

Тафиде требовалась безделица — капля внимания, и, не случись ночных приключений, Мансур без труда миновал бы подводные камни семейного плавания. Амир, их шестилетний сын, ночью устроил бунт, наотрез отказавшись спать без привычных отцовских баек. В конце концов, Мансур пообещал жене, что нынче вечером непременно займётся мальчиком. Тафида поверила и успокоилась, но от неё не ускользнуло, что муж необычно взволнован. Супруги, прожившие вместе несколько лет, всегда до тонкостей чувствуют изменения в настроении своей половины, часто относя их на собственный счёт.

На столе появились помидоры, лук, чеснок и перец — компоненты «усовершенствованного омлета», но Мансур ограничился домашней лепёшкой с творогом. Когда, наскоро позавтракав, он заявил, что вместо обещанной поездки в Назарет, нужно поспешить к Камилю, Тафида благоразумно промолчала.

Мансур засел в уборной, где жена точно не подслушает, закурил и позвонил другу.

— Камиль?

— Привет… есть новости?

— С утра тихо, но встреча не отменяется.

— Понял, ставлю воду для кофе.

— Еду, брат, спасибо…

Мобильник зазвонил, когда Мансур парковался у дома Камиля. На дисплее снова высветилось: «Неопознанный номер». До вчерашнего вечера в большинстве случаев это означало внезапный вызов на работу. Сейчас от экрана разило катастрофой.

— Раннее утро, Мансур, ты бросаешь семью, чтобы закончить вчерашний разговор? Есть дельное предложение. Пока ситуация не зашла слишком далеко, заводи-ка машину и приезжай ко мне.

— Прежде нужно знать, кто говорит со мной.

— Приезжай, разберёшься… Нагария, улица Герцеля, восемнадцать, квартира восемь. На входе в подъезд домофон, позвони, тебе откроют…

Короткие гудки возвестили, что решение осталось за Мансуром. «Позвонить Камилю? Абу Рабии? Нет, лишнее. Приеду, объяснюсь, и всё. Посмеёмся, как нас приняли за террористов». Почему-то вспомнилось прошлогоднее путешествие с Тафидой к гротам Нагарии, где в извечном споре сходились горы и море. Канатная дорога, захватывающий дыхание спуск. Внизу штормило, и нужно было ждать, пока схлынет вода. Под солнцем на склонах нежились скальные кролики, равнодушные к объективам. И тогда легенда любви, красивая история встреч и расставаний волн с утёсом, казалась единственной правдой в жизни.