Читать книгу "Место для нас - Хэрриет Эванс"

«Так похоже на нас с Биллом!» – подумала Карен. Они не умели хорошо «развлекать». По крайней мере дочка Билла привносила в дом немного жизни, хотя была неаккуратна, горласта и прыгуча, как Тигра[11]. Глядя на Люси, Билл улыбался. Когда она гостила у Билла и Карен, к ним начинали заглядывать гости. Девочка потрясающе соединила в себе качества бабушки и дедушки. Как Дэвид, она излучала тепло. Как Марта, она могла сотворить нечто из печеной картошки и упаковки ветчины и превратить это в восхитительный зимний ужин, и потом рекой текло вино, а от шума и смеха дом расцветал, словно пустыня после дождя… Карен купила Сьюзен купоны в салон красоты «Tony & Guy», чтобы извиниться за новогодний конфуз, но Сьюзен жутко обиделась. Если бы в происшествии со Сьюзен была виновата Люси, она бы сделала так, что через несколько секунд все бы уже весело хохотали и выпивали, а Сьюзен Тэлбот ушла бы домой обласканная вниманием и благодарная за бесплатную стрижку.

Потом, когда они легли спать, Карен сердито сказала Биллу: «Не сомневаюсь: у твоих родителей на вечеринке такого ужаса не случилось бы ни за что».

Билл рассмеялся.

«Еще до тебя у нас случилась «Катастрофа летнего праздника».

«Что?»

«О, много лет назад. Наш пес, Хэдли… – Билл улыбнулся, помолчал и добавил: – На самом деле все было ужасно. Но гости остались до трех часов ночи, невзирая на дождь. И даже конгу[12] отплясывали, если мне память не изменяет».

Хотя ей до смерти хотелось узнать, что именно стряслось на том празднике, Карен отвернулась от мужа и сделала вид, будто засыпает. У них была вечеринка, случилось что-то кошмарное, и тем не менее это тоже стало поводом для веселья… Винтеры во всей красе!

Может, тогда их брак и дал трещину… Впрочем, этого, конечно, никто не замечал. Карен ненавидела себя за то, что недолюбливает свекра и свекровь, однако ничего не могла с собой поделать. В конце концов, Винтерфолд – всего лишь усадьба, а не храм. И Винтеры всего лишь семейство.

– Моей свекрови исполняется восемьдесят лет. У нее красивый дом, – сказала Карен маникюрше. – Не так далеко отсюда. И вот… они устраивают семейный праздник.

– Это же хорошо, – спокойно отозвалась Корейли. – Почему вы не хотите к ним ехать?

У Карен на скулах заходили желваки.

– Потому что… мы очень разные. Мне там не по себе.

Карен даже фамилии Корейли не знала, не знала, где она живет, но эти слова было проще сказать ей, чем мужу. Она уже четыре года была замужем за Биллом и знала каждую родинку и веснушку на его стройном теле. Знала, какую он любит яичницу и что он имеет в виду, когда на пятнадцать разных ладов произносит «гм-м-м», а вот как сказать ему об этом – не знала. «Мне там не по себе».

– Не по себе?

Ловкие пальцы Корейли сжали мелкие косточки в кисти руки Карен. Она вздрогнула.

– Будто бы… мне там не место. Ладно, пустяки.

– Вы чувствуете себя глупой с ними рядом. Понимаю. – Корейли взяла со стойки рядом со столиком флакончик с бесцветным лаком для ногтей и встряхнула его.

Карен изумленно уставилась на флакончик.

– Что-то в этом духе.

Карен представила себе, какое было бы лицо у Марты, услышь она ее слова. А знала ли Марта о том, как себя чувствовала Карен? А Билл знал? Или его безумная сестрица, чокнутая Флоренс? Флоренс практически не замечала Карен, словно ее не существовало. Карен еле слышно рассмеялась. Она вспомнила, как они познакомились с Биллом и он сказал ей, что у него есть сестра, изучающая искусствоведение.

«Она весь день просто смотрит на картины? Правда? Такая у нее работа?»

«Да, боюсь, что так», – ответил Билл таким тоном, словно Карен сказала что-то смешное, и она покраснела. Спокойный мужчина, который был – на сколько же? – лет на десять старше ее, до странности красивый и вежливый. Карен хотелось разговаривать с ним только ради того, чтобы слышать его мягкий голос и видеть, как светятся глаза, когда он смотрит на нее. А она при первой же встрече выставила себя дурой.

Забавно было вспоминать об их первой встрече. Тогда Карен подумала: «Он мог бы стать отцом моих детей». Она в одно мгновение со всей полнотой ощутила, что нашла надежного, спокойного, веселого и доброго человека. Только с возрастом Карен ошиблась – Билл оказался старше ее на семнадцать лет, он почти что в отцы ей годился. Он был двадцать лет женат, у него была дочь-подросток. Довольно серьезная ошибка. «И вот теперь мне приходится за это платить, – подумала она. – Я плачу за то, что мне среди них не место».

Карен услышала жужжание мобильного телефона – пришло текстовое сообщение. Она опустила глаза, посмотрела на сумочку. Ее руки были в плену.

– А можно мне покрыть ногти лаком другого цвета? Не хочу бесцветный.

– Отлично. Какой цвет вы хотите?

Корейли указала на стойку у нее за спиной, где многоцветными рядами выстроились бутылочки с лаком, похожие на конфеты. Карен кивнула.

– «Пятая авеню», пожалуйста. Третий с конца.

Корейли обернулась и взяла с полки третью бутылочку с краю. Повернула к себе донышком.

– Точно, «Пятая авеню». А вы как догадались?

– Просто знаю, – пожала плечами Карен.

– Яркий, сексуально-красный цвет. – Корейли притянула к себе тонкую загорелую руку Карен и отвинтила колпачок флакончика с лаком. – Куда-то собираетесь вечером?

– Нет, – ответила Карен. – Останемся дома.

– Ага! – улыбнулась Корейли. – Хотите хорошо выглядеть, да? Вечерок с муженьком.

– Что-то вроде того. – Карен вымученно улыбнулась.

Флоренс

– О господи, – пробормотала Флоренс Винтер, торопливо шагая по улице и на ходу засовывая приглашение во вместительную, но туго набитую соломенную сумку. – Что же это значит?

Она расстроилась. Приглашение упало на холодные плитки пола в прихожей, когда она пила кофе. Много лет назад ее брат Билл шутил: мол, она потому поехала учиться в Италию, чтобы там пить кофе, сколько душе угодно. Вскоре он шутить на эту тему прекратил – ведь Флоренс жила в Италии уже двадцать лет. К тому ж теперь во Флоренции повсюду встречались либо пабы наподобие ирландских – итальянцы на них просто помешались, либо безликие пиццерии, обслуживающие непрерывно вращающуюся карусель японских, американских, французских и немецких туристов. Где выпить приличный кофе?

Флоренс уже не так комплексовала из-за того, что самыми ужасными туристами зачастую оказывались англичане. Они были то жирными и раздраженными из-за того, что им приходится находиться в этой битком набитой культурой, но почти лишенной развлечений дыре, то, наоборот, отчаянно пытались выставить себя итальянцами. При этом они размахивали руками, тараторили что-то типа «grazie mille,», «il conto» и «por favore»[13], будто вот это и превращало их в итальянцев и будто каждый официант не говорил по-английски, потому что теперь без этого никак было не обойтись. Флоренс было то стыдно за свою родину, то печально за мир, в котором она обитала. Благородный цветок Возрождения, прекрасная Флоренция превращалась в город-призрак, в историко-тематический парк, наполненный стаями посетителей, которых подгоняли вперед розовые зонтики и микрофоны. И все же она любила Флоренцию всем сердцем.