Читать книгу "Снежная роза - Лулу Тейлор"

— Конечно, не против. Ты устал. — Я оцепенела от напряжения и делаю попытку расслабиться. Не знаю, как долго смогу это выдерживать. — Но… день у тебя… был хорошим?

— Да, типа того. Как обычно. Уйма дел. Во время обеденного перерыва меня поймал Энди, вынужден был пойти с ним в паб. Потом обычные совещания — бюджеты и так далее. — Он вздыхает. — Так что я вымотался. — Он снова меня целует. — Увидимся утром.

— Хорошо, — говорю я. Через пару минут он засыпает, его тело слабо подергивается, погружаясь в дремоту. Я же заснуть не могу. Не теперь, когда я знаю.

Я проснулась в «Райском доме» следующим утром с первыми проблесками зари, пробивающимися сквозь тонкую штору на окне. Окружавшая нас обстановка была серой, но хорошо различимой. У нас огромная, но совсем голая комната. Не думаю, что она была спальней изначально, но теперь здесь стояла чугунная двуспальная кровать со старым полосатым матрасом, который вчера я накрыла нашей простыней. С середины потолка свисала голая лампочка на сером проводе, беленые стены испещряли вмятины; на тех местах, где когда-то висели картины, виднелись серые прямоугольники. Камин тоже был выкрашен в белый цвет. Комната походила на место для натурных съемок изысканного интерьера, главным достоинством которого является крайнее убожество. Здесь есть старый сосновый платяной шкаф с грязным, покрытым пылью зеркалом в дверце и древнее изношенное кресло. По углам комнаты висят гирлянды паутины, вдоль плинтусов валяются пушистые комки пыли. У меня щекочет в носу, и я борюсь с желанием чихнуть.

Хедер еще спит, и я стараюсь не потревожить ее, пока выбираюсь из-под одеяла. Голый пол холодит мне ноги, и я дрожу в своей пижаме. Мои тапочки в какой-то сумке, наверное, по-прежнему в машине. Вчера ночью я принесла с собой только самое необходимое: свой чемодан и чемодан Хедер. У нее маленький лиловый чемоданчик с сиденьем, как у всех детей, и сейчас он открыт. В нем аккуратно сложенная одежда. Ее пижаму я положила сверху, чтобы до нее легко можно было добраться по прибытии, вместе с маленьким розовым клеенчатым несессером, в котором лежат зубная щетка и клубничная зубная паста. На цыпочках я подхожу к своему чемодану, вынимаю джемпер и натягиваю его поверх пижамы. Сразу согревшись, я решаю поискать кухню и посмотреть, что в ней есть. В машине лежит коробка с припасами, но вдруг мне повезет и я найду что-нибудь для чая или кофе? Я тихонько выхожу из комнаты в коридор. Оказавшись во мраке, я удивляюсь тому, что вчера смогла отыскать спальню, хотя мы были такими уставшими. Каким-то образом с помощью простейшего плана дома, предоставленного компанией, я смогла найти ее с первой попытки. Свет, который я включила вчера, горел, но маломощные пыльные лампочки давали лишь минимум освещенности. Это место было и похоже, и не похоже на то, чего я ожидала, разглядывая фотоснимки. Оно больше и запущеннее — я видела, что штукатурка на стенах местами обвалилась, а рейки для картин, которые тянулись вдоль стен, были черными от пыли. Однако все же оно обладало каким-то благородством, которого я ожидала от такого старого здания.

А теперь моя работа — заботиться о нем. Как долго это здание стояло пустым? Почему предыдущие владельцы его покинули?

И, разумеется, кому и зачем оно нужно теперь?

Я смотрю на поэтажный план, который прихватила с собой, выходя из спальни. Нижний этаж занимают большие комнаты для приемов в центре и еще десятки комнат меньшего размера. Наша спальня, должно быть, когда-то имела иное назначение — возможно, это была небольшая гостиная или кабинет. Я разбираюсь со своим местоположением — где-то в восточной части дома, — и вскоре мне удается найти дорогу в вестибюль, через который мы прошли прошлой ночью. Он внушительных размеров, с каменным полом в черно-белую шашечку и лестничной площадкой высоко над ним. В дальнем левом углу к ней тянется дубовая, в готическом стиле лестница. Массивная дверь напротив меня ведет в западную часть дома, я прохожу через нее и вхожу в новый коридор, вдоль которого видны закрытые двери. Одна дверь все же приоткрыта, я заглядываю внутрь и вижу большую столовую с окнами, выходящими на переднюю подъездную дорогу. Стены насыщенного бирюзового цвета, лепнина белая, а деревянный пол истерт. Посередине огромный старый стол с покрытой пылью столешницей, вокруг штук шестнадцать старых стульев. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как кто-то ел за этим столом?

Это место кажется таким заброшенным.

Я так мало знаю об этом доме. Компания не сообщила мне почти ничего, кроме того, что он уже некоторое время пустует. Не то чтобы он разваливался. Он просто грязный, и в нем стоит затхлый запах, который поселяется в пустых домах. Неудивительно, что они хотят, чтобы в доме кто-то был. Со всеми своими многочисленными комнатами это райская гавань для самовольных поселенцев. Я смотрю на стол.

Странно, что здесь что-то осталось. Хотела бы я знать, почему отсюда забрали все, кроме стола и стульев? И кто выбрал для стен такой цвет? Он просто удивительный.

Я уже собираюсь выйти, когда что-то привлекает мой взгляд. По обе стороны облицованного серым мрамором камина с мутным зеркалом наверху располагаются сводчатые альковы со встроенными полками. В ближайшем к окну алькове на одной из верхних полок стоит какой-то небольшой предмет. Из любопытства я обхожу огромный стол, пока не оказываюсь прямо перед альковом. Теперь я его вижу, хотя он стоит слишком высоко, чтобы дотянуться, и задвинут в глубину так, что его почти не видно. Это мраморный бюстик, около двенадцати сантиметров высотой, очень красивой маленькой девочки, ее голова слегка повернута в сторону, глаза закрыты, волосы сзади собраны в пучок. Губы сложены в милую полуулыбку, а на плече сидит птичка с раскрытыми крыльями и смотрит на ее лицо. Глядя на бюстик, я почти слышу веселое птичье пение и вздох восхищения девочки, слушающей его. Но… эти закрытые глаза, белые щеки и неподвижность внезапно меня отпугивают, и я поворачиваюсь и выбегаю из комнаты, закрывая за собой дверь. У меня колотится сердце, а дыхание становится поверхностным и отрывистым.

«Не будь глупой», — решительно говорю я себе, стоя в коридоре. Я ни в коем случае не должна позволять себе пугаться. Последнее, чего мне хочется, это начать бояться этого места, где нас только двое.

Это всего лишь дом. Пустой дом. Все иное, что ты привносишь сюда, является только плодом твоего воображения.

Глубоко дыша, чтобы успокоиться, я сверяюсь с планом и направляюсь в сторону кухни.

Кухня, как и остальные помещения дома, заросла пылью и грязью. Очевидно, ее никогда не модернизировали, разве что установили старую газовую плиту с открытым грилем, расположенным на высоте глаз. Она стоит на выступе в кладке для дымохода, на том месте, откуда, по-видимому, убрали печь гораздо большей величины, и выглядит поэтому слишком маленькой. Рядом с ней всунут маленький холодильник, шнур от которого тянется к ближайшей розетке на рабочем столе. Пол покрыт узорчатым винилом, вероятно, чтобы скрыть оригинальный каменный пол, но настоящая прелесть — в открытых деревянных полках, идущих по стенам помещения в форме буквы Г, и высоких окнах в дальней стене, за которыми видна масса зеленой растительности. Полки старомодные, и нет сомнения, что когда-то на них стояли кастрюли, сковороды, миски и прочая кухонная утварь. На дальней стене полки покрыты толстым деревом со множеством царапин, на другой стене — мрамором. Верхние почти пустые, не считая небольшой стопки разнородной фарфоровой посуды — тарелки, миски, чашки и блюдца с разными цветочными узорами. Огромная выщербленная раковина с двумя чашами увенчана старинным нагревателем с ржавым краном для горячей воды.