Читать книгу "Северные волки - Елена Гуйда"

Это был славный поход. Добыча и правда была богатой и легкой. Казалось, храмы распятого бога только и ждали их. И сам этот бог преподнес свои богатства на вытянутых ладонях. И они брали. Резали жрецов, которые назывались монахами, забирали в рабство женщин из таких же храмов. Нагружали драконов и змей золотом, серебром, восковыми свечами и маслом для ламп. Во чрево драконов и змей сгружали мешки с зерном, которого никогда не хватало на суровой Норэгр. И у Хальвдана светились глаза, когда он представлял сколько всего достанется ему, когда они снова войдут во фьорды. Как засияют гордостью глаза матери и вечно недовольного отца. И, наконец, Инглин обратит на него внимания. Он представлял, что преподнесет ей в дар. Какую рабыню отдаст в услужение. И даже почти не вспоминал о том, что сказал ему Хельги. А зря, как оказалось.

Случилось это, когда нагруженные корабли уже возвращались обратно.

— Корабли, — заорал над головой, висящий на мачте Хрольф, — кажется наши. Наших в открытом море быть не могло. Там, где сходятся короли моря верхом на драконах, редко недостает работы валькириям да и Ран расставляет свои сети. И все это понимали. Злились. Злился и Хальвдан. Не хотелось терять добычу, но и бежать… Трусам не место в золотых чертогах Отца Богов.

У ярла Освальда Зверя флот был больше, а корабли легче. На один корабль Ульрика приходилось по два под знаменем Освальда. И все они горели красной стороной шита. И значило это только то, что схватки не миновать.

Дедовская Великанша Битв привычно оттягивала руку, придавая уверенности в себе. Воины Освальда это не служители распятого. И палубы кораблей омоются кровью.

Юный Хальвдан не то чтобы боялся этой схватки. Страх перед битвой вообще неведом тому, кто желает войти однажды в золотые врата Вальхаллы. Просто как-то не хотелось умирать в тот день.

И, тем не менее, едва два корабля вождей сошлись борт к борту, он ринулся в бой одним из первых.

Сегодня Хальвдан уже не смог бы сказать, как так вышло, что он сразил самого Освальда Зверя. Да и тогда не понял, как так сталось. Помнил только, как рухнул просто ему под ноги Ульрик, разрубленный от плеча до самого живота и уже с остекленевшим взглядом. Как летела на него огромная секира Освальда. И дальше… Надрывный крик ворона. Хлопанье черных крыльев. Рычание Зверя. И вот уже не над ним заносят оружие, а он снимает голову Освальду ярлу.

Тогда он и получил прозвище Любимец Богов. Потому как это он не понял, что случилось. Остальные же члены команды дрэкки ярла Освальда и сражавшиеся воины ярла Ульрика видели, как с неба опустился огромный черный ворон. Как впился когтями прямо в перекошенное яростью битвы лицо Освальда. И все они готовы были поклясться хоть молотом Тора, хоть собственным посмертием, что сам Один послал своих слуг присматривать за молодым Хальвданом. Иначе откуда взяться ворону в открытом море? Не иначе это был сам Хугин или Мунин, что служат самому отцу богов. А значит молодому Хальвдану отмеряно гораздо больше удачи, чем кому-либо в подлунном мире. И рядом с таким воином можно не бояться попасть в холодные туманы Великанши Хель.

Оба флота разошлись так, словно и ничего не случилось. Только один дракон из тех, что принадлежали ярлу Освальду, отделился от остальных. На носу его стоял Хальвдан. В тот день третий сын мелкого бонда получил под свою руку свой первый хирд, который признал его хевдингом. Три десятка воинов и кормчий, пусть не полная команда. Но радости Любимца богов не было границ.

— Я верю в то, что норны плетут тебе серебряную нить жизни великого и славного воина, Хальвдан, — сказал тогда еще не кровный брат ему Бьерн. — И я хочу, чтобы мое имя называли рядом с твоим. Когда старики будут рассказывать о подвигах великих героев темными зимними вечерами.

Хотел ли тогда еще мальчишка, получивший свой собственный дрэкки, убив ярла Освальда, чтобы могучий кормчий Бьерн делили с ним и славу, и добычу? Да он и мечтать о таком не мог. Мало кому удавалось подобное в его годы. И он мысленно поклялся, что принесет великую жертву богам по возвращению домой. И обязательно возьмет жреца, предрекшего ему великую удачу, в свой хирд. С тех самых пор Хальвдан всегда верил слову Хельги. И сегодня тоже не сомневался ни минуты. Разве что в том, что девчонка и правда та, о которой говорил жрец.

— Хальвдан, я знаю тебя не первый год, — сказал Бьерн, толкая калитку в один из дворов, — тебя всегда любили боги. И только поэтому смолчу в этот раз.

Хевдинг знал, о чем смолчит его добрый друг. Его кровный брат, с которым они смешали кровь по древнему обычаю. Который прикрывал ему спину и делил пиршественную чашу. Да, он промолчит. И остальные промолчат, веря в его удачу. По крайней мере, в этот раз.

Хальвдан не стал ждать, когда его воины войдут в еще сонные дома и быстрым шагом двинулся к крайнему дому, где встретил ту странную девчушку.

За спиной, послышались первые крики женщин, рык мужчин и злой смех его воинов. Они не станут убивать просто так. Но вот уже месяц, как они не знали женщин…

Черный ворон, размером с взрослого сильного орла, пролетел над головой хевдинга и сел на калитку того самого дома, где он на днях просил воды. Пронзительный крик черной птицы огласил всю округу и Хальвдан улыбнулся. Чутье не обмануло его. Это действительно та девчонка.

С души вождя словно камень свалился. Теперь под его знамя встанет не один корабль. И он станет не просто хевдингом, а ярлом. Ярл Хавльвдан Любимец Богов. Или может даже Конунг. Кто знает, как причудлива пряжа норн?

ГЛАВА 7. Наследие ведьмы

Порой мы сетуем на однообразность и повседневность. Называем свою жизнь скучной и бессмысленной. Мечтаем о приключениях и незабываемых событиях. Грезим переменами. И когда вдруг эти самые перемены стучатся в наш дом, оказывается, что совершенно к ним не готовы.

Вот и Берта была не готова.

Комната ещё тонула в предрассветных сумерках. Тянуло дымом от давно остывшей печи и скреблась мышь в углу, умудрившись отыскать сухарь в этом убогом жилище. Этот звук раздражал настолько, что и без того уже проснувшаяся, Берта не могла сдержаться. А потому подобрала первое попавшее под руку полено и запустила в тот самый угол. Грохот был такой, словно это дом рушится. Даже Гесса зашевелилась под горой облезлых овчин и застонала так, будто это полено угодило по ней.

— Что шумишь? — спросила она непривычно живо.

Берта не сразу ответила. В её душе сквозь толщу дурных предчувствий, впервые за долгое время проскользнул лучик, пусть неоправданной, пусть робкой и едва дышащей, но все же надежды. Надежды на то, что она не останется одна. Что у неё ещё будет время наладить свою жизнь. И в то же время внутренний голос насмехался над ней, повторяя раз за разом, что её надежды так же пусты, как закрома по весне. И все же она спросила, стараясь не выдать голосом и доли своих чувств.

— Тебе вижу уже лучше?

Гесса некоторое время молчала. Только вздыхала, стараясь понять, лучше ли ей на самом деле.