Читать книгу "Каждый выбирает свой путь - Лиза ТерКерст"

Но ныне, Господи, Ты – Отец наш; мы – глина,

а Ты – образователь наш, и все мы – дело руки Твоей

(Исаи. 64:8).

Не могу ли Я поступить с вами, дом Израилев, подобно горшечнику сему? говорит Господь. Вот, что глина в руке горшечника, то вы в Моей руке, дом Израилев (Иер. 18:6).

Прах не обязательно означает конец. Порой он именно то, что необходимо для нового начала.

Подумайте, каково это, когда кто-то умирает. Как бы хорошо мы ни заботились о себе и о тех, кого любим, как бы мы ни были добры, как бы ни возмужала наша вера, мы не уйдем от реальности, где смерть неизбежна и наши жизни обратятся в прах.

Бытие 3:19 говорит нам, что «прах мы и в прах возвратимся». Это, безусловно, должно заставить нас приостановиться на минуту и задуматься над смыслом этих строк. В конце концов мы все умираем, разлагаемся и превращаемся в прах. Но для тех, кто принял Иисуса Христа как Господа своего, это не конец, а начало трансформации, через которую мы все жаждем пройти.

Физическая смерть для нас единственный способ обрести небесные тела, которые никогда не износятся, не разложатся и не обратятся в прах.

Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа (2-е Кор. 5:1–5).

Вы помните, что Господь говорит в Откровении Иоанна о возрождении Эдема? «И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое» (Откр. 21:5). Смерть – это всего лишь переход в определенное Богом время из нашего сломанного, полного несовершенств мира в новым Дом, о котором мы всю жизнь мечтали. Мы не можем определить, когда это произойдет, но нам не нужно страшиться смерти как конца. Смерть – это новое начало.

Да, в восстановленном Эдеме не будет ни смерти, ни плача. Больше никаких разбитых сердец или перемен обстоятельств. Больше никаких разрушенных жизней. Никакого праха. Какая спасительная мысль: разрушение наших физических тел ведет нас к божественному обновлению, после которого мы больше не станем страдать ни душой, ни телом.

Когда я писала свою последнюю книгу, «Незваные», мне казалось, что я могу поделиться приобретенной за годы мудростью, касающейся того, как справиться с болью, когда нас отвергли. В прошлом Господь в такой мере помогал мне справиться с неприятием меня другими людьми, что я была уверена, что смогу помочь другим. Я представляла, как моя читательница, сидя в печали, начинает чувствовать себя менее одинокой, потому что я рядом с ней. Она могла бы положиться на меня в том отношении, что мои наставления были не заманчивой теорией, а добытой большими усилиями жизненной правдой. Она поняла бы, что я чувствовала всю глубину ее боли, и поверила бы, что есть надежда на исцеление.

Я дописала книгу.

Отдала рукопись редакторам.

Я выполнила запланированное и отметила его галочкой.

Жизнь пошла своим чередом.

А потом я узнала об измене своего мужа. И жизнь, какой я ее знала, остановилась. Все перевернулось вверх ногами, и все лучшее стало осыпаться. Чем больше я пыталась удержать то, что распадалось вокруг меня, тем больше я осознавала, насколько я бессильна.

Как я уже говорила в начале главы, в жизни мне много раз причиняли боль, но никогда – такую сильную.

Все рухнуло. Разбилось, исчезло безвозвратно. Из цельного обратилось в прах. Я забралась в постель. Я хотела, чтобы мир перестал вращаться, чтобы все вокруг остановилось и перестало причинять мне боль. Но из этого ничего не выходило.

Это ужасная правда об испытаниях в нашей жизни. Нам нужно, чтобы мир перестал вращаться. Нам нужна передышка. Нам нужно, чтобы веселье кругом прекратилось, – нам нужно время на то, чтобы справиться с горем. Нам нужно, чтобы люди перестали писать нам, настойчиво чего-то требуя. Нам нужно расчистить свое расписание.

Но мой рабочий график не был заблаговременно составлен с учётом свалившихся на меня перемен. Обязательства, которые я на себя взяла, когда жизнь казалась предсказуемой и цельной, не исчезли по мановению волшебной палочки.

Не исчезла и книга о том, как справляться с отказом. Она должна была выйти через шесть месяцев. Но нужно было сделать одно последнее усилие: перечитать всю рукопись в последний раз.

Я помню, как получила по почте последнюю отредактированную версию. Посылку привезли мне на грузовике, который с грохотом проехал по подъездной дорожке. Курьер бросил посылку у входной двери. Он позвонил в дверь, запрыгнул обратно в грузовик и покатил к следующему адресату.

У него это был просто еще один обычный день. Он и не подозревал, что стал вестником жизни для души, которая была на волоске от гибели.

Я развернула посылку и взглянула на свою книгу, обещавшую помочь всем на свете справиться с теми самыми чувствами, которые теперь разрывали мне сердце. Господь, зачем Ты позволил мне написать эту книгу, зная о беде, тайно надвигавшейся на меня? Я была такой дурой, что выбрала эту тему. Я должна была знать, что меня поразят именно в то самое место, о котором я написала. И Ты мог остановить меня, Боже. Ты мог предотвратить все это.

Я чувствовала себя совершенно опустошенной, когда раскладывала листы на смятом покрывале. Мне нечего было дать людям. И все же мне предстояло явиться перед бушующим миром, как статуя Свободы, обещая свою личную версию новой жизни: «Отдайте мне ваши разбитые сердца, невыполненные обещания, страхи, смешанные со слезами, что готовы пролиться. Я буду светом, что приведет отверженных к божественной надежде»[3].

Когда я завершила «Незваных», мне страшно хотелось рассказать другим людям, как я преодолевала трудности. Но могла ли я говорить об этом, страдая от свежей раны?

Я вглядывалась в напечатанные слова, страница за страницей.

Я хотела, чтобы они исчезли.

Чтобы сама книга исчезла.

Я была отвергнута.

Именно в этот момент.

Да, пожалуй, то, что это произошло именно в такой неподходящий момент, показалось мне жестокой иронией.

Что еще более дико: на протяжении многих месяцев до этой трагедии я слышала, как Господь говорил мне: «Я укажу верный момент. Доверься мне».

И именно это показалось мне очень странным. Выбранный Богом момент лишь усилил во мне сознание собственного бессилия, не зависевшего от того, насколько хорошо я подготовилась к жизненным превратностям. Не имеет значения, насколько хорошо я знаю людей вокруг себя, – я не могу их контролировать. Не имеет значения, насколько верно я следую правилам, насколько хорошо поступаю, когда стремлюсь повиноваться Богу всем сердцем, – я не могу контролировать свою жизнь. Я бессильна перед Богом.