Читать книгу "Ночь падших ангелов - Дарья Кожевникова"

Когда Ланы не было рядом, ее нежное личико часто вставало у него перед глазами, а мысленно произнесенное имя заставляло сердце Романа биться быстрее. И даже ее брошюры не вызывали у него такого отвращения, какого следовало бы ожидать от человека его натуры. Так же, как и Ланочкины религиозные речи. Правда, тут Роман жульничал: он старался уловить только суть ее проповедей, чтобы не ответить невпопад, если Ланочка о чем-то спросит. А на самом деле наслаждался отведенным ему часом, слушал ее нежный голосок, смотрел в ее глаза, такие чистые и глубокие. Иногда по-доброму подтрунивал над ней, любуясь ее смущением, изредка сопровождавшимся робкой улыбкой, которую она тут же старалась погасить. И все больше утверждался в мысли, что такая, как она, даже цветок-то сорвать за грех посчитает.

Думая об этом, на одной встрече, прямо во время Ланиной проповеди, Роман решился взять ее за руку. Нежно, осторожно расправил на своей грубой ладони другой рукой ее тонкие пальчики. Она умолкла, затрепетала. Потом робко начала его убеждать, что не надо этого делать, но все же не отнимала руки. Хотя он не удерживал, а просто держал ее в своей ладони. А затем сам ее отпустил, после того как, глядя ей в глаза, коснулся этих трепетных пальчиков своими губами. Нежно сжимая, вернул ее худенькую лапку на прежнее место, откуда взял. Накрыл своей ладонью, погладил, после чего сделал над собой усилие, разрывая этот контакт. После этого они минут десять сидели рядом, и она все никак не решалась заговорить. А когда заговорила, в ее голосе слышались слезы:

— Ты больше так не должен делать, брат Роман!

— Ланочка, малыш! Разве я тебя хоть чем-то обидел?

— Сестра Лана! — голос ее подрагивал, но звучал строго.

— Ну да, сестра! — Роман обреченно вздохнул. — Но тогда задам вопрос по-другому: разве я сделал хоть что-то, что не было бы позволено брату?

— Ты сам знаешь, что нет. Но разве твои помыслы были при этом так же чисты, как дела?

— Представь себе, да! Да! — твердо повторил он, отвечая на ее недоверчивый взгляд исподлобья. Действительно, все, чего бы ему сейчас хотелось, — это сгрести ее в охапку и без всякой задней мысли просто прижать к себе. Защитить, согреть, успокоить ее, всю такую трепетную и диковатую. И замереть с ней, как замер бы человек, к которому на ладонь вдруг доверчиво села птичка. И, кажется, Ланочка сумела угадать по его лицу все его мысли, потому что ее замершее личико вдруг словно оттаяло, посветлело, а потом она снова смутилась сильнее прежнего. Потупилась, давая Ромке возможность украдкой любоваться собой. Мог ли он, заправский Казанова на великолепном байке, когда-то хотя бы представить себе, что, став несколькими годами старше, будет сидеть рядом с девушкой, как школьник, посмев за все это время ей только руку поцеловать? Да потом еще и оправдываться за это? — Лануська, прошу тебя, не обижайся, малыш!

— Я не обижаюсь, — ответила она, глядя куда-то в сторону. — Но ты всегда должен помнить, что я принадлежу только Богу! А ты, если решил познать Его учение, не должен посягать при этом на то, что принадлежит Ему. Особенно теперь. Есть день и свет, есть ночь и тьма, и всему свое время.

Он не совсем понял смысл ее речей, в которых угадывалось нечто завуалированное, но послушно буркнул:

— Хорошо, я больше не буду!

Да, с ней надо действовать очень деликатно, если только он не хочет ее спугнуть! Она ведь не такая, как все, она сектантка с промытыми кем-то мозгами и засаженными туда тараканами. И если он хочет их оттуда изгнать со временем, то начинать надо очень издалека, вслепую нащупывая брод на этом неверном пути. Ведь, например, когда он однажды попытался пригласить ее с этой скамейки к себе домой, просто на чашку чая, желая в процессе еще хоть чем-то накормить это хрупкое существо, она среагировала на это так, как будто ей пощечину закатили. Отшатнулась, лицо побелело. И ему в очередной раз пришлось ее убеждать, что ничего дурного у него и в мыслях при этом не было. Вообще, ни единой греховной думы!

Вроде она ему поверила. Успокоилась, но повторно он пока не смел ее приглашать, даже на этот вот несчастный, отведенный для него час.

Ну как вот ее понять, этого воробья?! Вроде и тянется к нему — даже свои пальчики не стала из его ладони выдергивать, пуская в ход лишь слова — и в то же время словно его боится. И кто их только выдумал, эти чертовы секты?! Вроде законом их уже не раз запрещали, и что? Впрочем, насколько Айка уже успела выяснить, именно эта секта позиционировала себя как, ни много ни мало, «научное сообщество, изучающее и внедряющее методики здорового подхода к физическому и духовному образу жизни». Или что-то вроде того. Звучало очень солидно! А главное, со стороны закона не подкопаешься! Особенно если организаторам секты уже удалось с «божьей помощью» дополнительно договориться с представителями законной власти.

Да, в ОВД их города многих сменили после того, как раскрылась история с «гладиаторскими боями», но ведь коррупция — вещь практически неистребимая. И порой честность или пугливость очередного чиновника зависит лишь от суммы, которую ему предложили за закрытые глаза. Денег же у этой секты должно хватать, в том числе и на взятки, иначе для чего бы ее было организовывать, если не для прибыли? Точно уж не ради того, чтобы спасать этот мир! В такое могли верить только Ланочка и ей подобные. Но Роман в их число не входил.

— Брат Роман, — между тем тихо окликнула Ланочка. — Мне скоро уходить. Готов ли ты продолжить нашу беседу или нам лучше ее отложить до следующей встречи?

— А если я попрошу отложить, ты не уйдешь прямо сейчас? Можешь просто посидеть со мной рядом эти оставшиеся минуты?

— Зачем? — она снова как-то вся напряглась.

— Просто так. Просто потому, что мне очень хорошо, когда ты рядом. Не пытайся снова искать в этом моем желании какой-то подвох, его нет! Я никак не могу понять, почему тебе так трудно в это поверить. — Заметив, что его слова снова чем-то ее смущают, он отвернулся и бросил взгляд на солнечный диск, сулящий ему скорую разлуку с этой дикой девчушкой.

По мере того, как солнце все ближе склонялось к горизонту, его заслоняли высокие кроны растущих поблизости старых ясеней. И при этом казалось, сам воздух начинал темнеть, сгущаясь перед грядущими сумерками. От этой агонии уходящего дня на душе становилось то ли тоскливо, то ли тревожно. И не только у него — у Ланочки тоже.

Он понял, что их мысли созвучны, сразу, как только снова повернулся к ней и увидел ее широко распахнутые глаза, в которых отражались лучи скрывающегося за ветками солнца. Почувствовав, что он на нее смотрит, она тоже перевела взгляд на него. Их глаза встретились, и по ощущениям это вдруг оказалось даже сильнее, чем недавнее соприкосновение рук. Ланочка побледнела, дыхание у нее сбилось, но, как под гипнозом, она продолжала смотреть Роману в глаза. А он, безжалостно подавив в себе вдруг вспыхнувшее желание поцеловать ее, тихо сказал:

— Давай с тобой просто помолчим и посмотрим на солнце. На то, как оно уходит, прямо как ты от меня каждый раз. Ты тоже не любишь закат, да? Я его с некоторых пор терпеть не могу, хотя им и невозможно не любоваться. Он прекрасен. Но неспособен ранить лишь тогда, когда за ним наблюдаешь не в одиночку.