Онлайн-Книжки » Книги » 📜 Историческая проза » Одна отдельно счастливая жизнь - Виталий Вольф

Читать книгу "Одна отдельно счастливая жизнь - Виталий Вольф"

322
0

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 ... 58
Перейти на страницу:

Московская паника

Вообще-то, вспоминая Москву 1941 года, я думаю, что рядовые люди не очень понимали положение на фронтах. Во всяком случае, до 16 октября, до знаменитой московской паники. Сводки с фронтов по радио были очень короткие и непонятные. Было много музыки, какие-то детские передачи – всё как до войны. На улице было много театральных афиш разных спектаклей, оперетт, концертов. Как будто всё в порядке. К затемнению, тревогам, ежам давно привыкли.

И вдруг в ночь на 16 октября я проснулся от запаха дыма. Что-то горело, я испугался, что пожар. Выглянув в окно, увидел костер во дворе, стоят грузовики, двери военкомата распахнуты и военные быстро бегают туда-сюда. Включил радио – ничего. Выбежал во двор – вижу, военные ставят ящики в грузовики, садятся сами, и машины выезжают на улицу через нашу низкую арку, едва не задевая ее. А посреди двора остаются гореть кучки военкоматовских документов.

Во дворе было уже много соседей, вскоре всех охватил страх – военкомат был пуст. Дворник прошептал мне: “Что-то случилось на фронте, они узнали раньше всех и смылись”.

Время было еще очень раннее, но мы с соседом Михой бросились на улицу. Там поток людей уже шел к Красным воротам, в сторону трех вокзалов. Мы тоже пошли. Когда дошли до Садового, все было забито людьми, машинами, даже подводами. На обочинах люди просто стояли толпой и смотрели на тех, кто уезжал из Москвы с чемоданами и узлами. Кто-то рядом сказал как бы про себя: “Вот умные все драпают, а мы, дураки, стоим и ничего не знаем”. Я это запомнил, но что значит быть умным – тогда не знал. (И не знаю, кажется, до сих пор!)

После нескольких дней паники в Москве стало очень хорошо – совсем пусто, тихо, безлюдно. Машин не было совсем. Зато стояли длинные очереди в магазины и булочные. У меня-то все равно не было ни денег, ни карточек. Дома по вечерам на кухне говорили о каких-то грабежах и волнениях на заводах. Но до меня все это не доходило. Я уже очень скучал по бабушке, и она вскоре приехала и очень расстроилась, какой я худой. “Что мне делать, мне нечем тебя кормить. Хочешь, я тебя в детдом определю?” Я, конечно, совсем не представлял, что это такое. Но бабушку было жалко, я видел, что она очень плоха и слаба. Так что в конце ноября при помощи РОНО я попал в детский дом № 16/64 на Крымской площади, 5. Двухэтажный особнячок во дворе с надписью на фасаде: “Дом Купца Сабашникова”. Там я пробыл до конца лета 1945 года, т. е. всю войну.

В детдом меня привезли две моих соседки по квартире. Они были в своей военной форме, и принимавший меня директор никак не мог понять, кем они мне приходятся. Они очень смеялись и сказали, что просто соседки, что бабушка заболела и они ей помогают. Я был очень горд. Внутрь дома вела широкая лестница, наверху стоял большой бюст Ленина на фоне красных знамен.

Детдом. Первая кровь

В детдоме спальня мальчиков была огромная и светлая, на 120 человек, но мест там не было. В первый день меня положили спать в коридоре. Поставили три кровати – для меня и еще двоих новеньких. Когда все улеглись, мои соседи по койкам стали говорить, что здесь есть обычай всем новеньким устраивать “темную”. Ребята (у одного, толстого и добродушного, фамилия была Батов, другого не помню) очень боялись этой “темной” и не знали, когда ее ждать. Я понял, что они оба слишком домашние и мне нужно их “возглавить”. Стал оглядывать место боя и сообразил, что надо укрепить тыл. Чтобы нас не били поодиночке, мы подвинули кровати в угол и сдвинули их вместе.

В эту ночь ничего не случилось, хотя мы ждали и не спали. На вторую ночь кто-то пришел нас предупредить, и мы спешно стали готовиться. Я говорю: “Давайте в подушки положим что-то потяжелее, чтобы уж вдарить так вдарить!” Положили в подушки наши ботинки, еще туда же, для плотности, шапки-ушанки и всё это узлом завязали, попробовали друг на друге.

Ощутив в руках оружие, мы повеселели и стали ждать, сидя в темноте. Вскоре в конце коридора что-то зашевелилось, и смотрим – человек пять-шесть крадутся, согнувшись, бесшумно, в нашу сторону, в руках – растянутое одеяло. Мы вскочили на ноги, схватили свои подушки и, как только враги приблизились, осторожно вглядываясь, – обрушились на них сверху, с двух сторон. Нападавшие были смяты в две минуты. От неожиданности они попадали на пол, и мы их же одеяло на них набросили, соскочили со своих кроватей и стали лупить подушками изо всех сил, чтобы добить окончательно. Те стали орать из-под одеяла: “Вы чего, вы чего! Оборзели, что ли! Больно же!” В конце коридора появился директор, Алексей Семенович, зажегся свет. Директор, видимо, ситуацию сразу понял, закричал в спальню: “Зарубин, Фролов, ко мне!” и загородил собой пути отступления. Прибежали еще трое здоровых ребят – как я потом понял, это были главные “блатные”. Директор сказал: “Всех в карцер; новенькие, останьтесь, сядьте, успокойтесь”. Мы сели на свои кровати. Алексей Семенович говорит: “Ну, Зарубин, разберись по-своему”. И ушел. Зарубин, высокий парень с темными волосами, говорит: “Не растерялись, молодцы. Но драться надо было простыми подушками, а башмаки класть – не по правилам. Но на первый раз прощаю”. Тут он увидел, что Батов прокусил себе губу и кровь течет по лицу, говорит: “Фрол, возьми у девок аптечку”. Тот ушел и вернулся с заспанной девчонкой, которая стала мыть Батову лицо и мазать зеленкой. Зарубин сказал: “Всё, ребята, больше вас никто не тронет. Но завтра все трое отдаете свой ужин. Пока, спокойной ночи”.

Конечно, первые дни было очень тоскливо. Я с грустью вспоминал оладьи из картофельных очисток и гороховые супы своих “кормилиц”. К тому же нас сразу предупредили, что директор бьет детей.

Всего в детдоме было две сотни человек, половина – девочки. Учились все в 588-й школе в Теплом переулке. Рядом был большой военный госпиталь, за ним – фабрика “Красная роза”. В школу все детдомовские шли большой гурьбой, так как надо было проходить через узкие ворота, где всегда нас поджидали “домашние”, чтобы подраться. И эти стычки были почти каждый день. Дрались жестоко, но были и свои правила: лежачего не бить, двое дерутся, третий не лезь! После очередной драки все мирно шли в школу. Кроме вечных драк с “домашними” за эту голодную зиму вспомнить и нечего, кроме разве того, что мне дали прозвище Булка. Оно так прилипло ко мне (на все годы), что даже учителя иногда вызывали меня не по фамилии, а просто: “Булка, к доске”.

Наша Метростроевская

Однажды, где-то в 1942 году, глубокой заснеженной зимой, когда вся наша Крымская площадь утопала в сугробах, меня из детдома послали в какую-то поликлинику или диспансер сдать кровь. Поскольку я был еще мал, отправили вместе с мальчиком постарше, по фамилии Байбеков. Он мне сказал, что “туда” обычно идут втроем-вчетвером, для безопасности, потому что надо пройти целую улицу, а диспансер только в конце, у метро “Дворец Советов”. Я удивился: чего бояться? Байбеков сказал, на этой улице живут одни “огольцы” и запросто могут побить, или раздеть, или бритвой “пописать”. Чтобы ничего не случилось, надо знать “правила”, а улица – Метростроевская, так ее зовут. Правда, наша воспитательница Евгения Васильевна говорит по-своему: “Остоженка”.

1 ... 5 6 7 ... 58
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Одна отдельно счастливая жизнь - Виталий Вольф», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Одна отдельно счастливая жизнь - Виталий Вольф"