Читать книгу "Последняя картина Сары де Вос - Доминик Смит"

Он говорит:

– Предлагаю распаковать вещи и выпить по бокалу вина. Идет?

Он кладет свой чемодан на кровать, поднимает крышку. В шелковых внутренностях чемодана все именно так, как, по догадкам Элли, должно быть у богатых: множество тщательно организованных отделений, безбедная жизнь, разложенная по кармашкам на молнии. Шитые на заказ рубашки, брюки, носки, пара итальянских туфель, кожаный несессер с принадлежностями для бритья. Джейк разворачивает желтый кашемировый свитер и достает бутылку старого красного вина, однако Элли по-прежнему смотрит в тайное нутро чемодана. Ее собственный чемодан чуть напоминает тот продавленный зеленый саквояж, в котором мать хранит свое переложенное нафталином свадебное платье. Джейк уходит в ванную взять с раковины два стаканчика, потом открывает бутылку штопором, который привез с собой. Элли почти уверена, что для штопора в чемодане есть отдельный кармашек.

Она кладет свой чемодан на другую кровать, но не открывает. Джейк протягивает ей стакан. Даже самый этот жест – то, что они пьют бургундское десятилетней выдержки из стаканов для воды, – кажется отрепетированным, как будто он уже делал это прежде. Может быть, богатые именно поэтому так хорошо умеют себя принижать, думает Элли. Потому что это подчеркивает безупречность их одежды, домов и жизни.

Они садятся в глубокие кресла у камина и потягивают вино.

– Развести огонь? – спрашивает Джейк.

– Не надо пока. Может, стоит прогуляться перед обедом.

Она выпила вино чересчур быстро, и теперь оно шумит в ушах.

– Надеюсь, ничего страшного, что я снял один номер на двоих. Все остальные были уже забронированы.

– Я повешу одеяло в качестве перегородки, – говорит Элли, гадая, был ли сегодняшний поцелуй заранее запланированным шагом, подводящим к тому, что они будут ночевать в одном номере.

– Я могу лечь в ванной.

– Буду глубоко признательна.

Джейк смотрит в стакан и улыбается, прежде чем отпить глоток.

Они пытаются говорить про обед и вечерние развлечения в Олбани, но разговор не клеится, надолго повисает молчание. Элли гадает, как ему удастся хоть сколько-нибудь изящно встать с глубокого кресла на низких ножках. Он подойдет к ней со стаканом в руке и, возможно, подержит ее бокал, прежде чем наклонится поцеловать. У писателей те же проблемы, думает она. У Диккенса, Остин, у всех, кто был с тех пор. Как ввести людей в комнату и вывести из комнаты, как усадить в кресло и поднять с кресла. У художников этой проблемы нет. Элли знает, что они с Джейком шли к этому несколько месяцев, обмениваясь взглядами и намеками, – но сейчас на нее накатывает паника.

Когда он наконец встает (на середине второго стакана), то никак не маскирует свои намерения. Это происходит на середине ее сбивчивой фразы о воскресных поездках в Голубые горы{41}. Джейк поднимается под влиянием порыва, неловко, и едва не проливает вино. Элли так же неловко запрокидывает голову, и он целует ее сверху, дыша в рот вином, придерживая ей затылок рукой с обручальным кольцом умершей женщины. Элли не знает, как ответить на поцелуй и одновременно телепатически объяснить, что он сейчас вывихнет ей шею. Она пытается встать, но Джейк как будто придавил ее к креслу. Когда поцелуй заканчивается, он запускает руку ей под блузку, возится с пуговицами, Элли чувствует, как колотится ее сердце под его горячей ладонью. И вновь есть что-то странное в выборе момента, какая-то неправильность. Элли перехватывает его запястье, и он странно обмякает, выпрямляется, идет назад к своему креслу и вину.

Эти эротические вылазки выматывают ее. Элли предпочла бы решительный переход к новым отношениям. Она допивает второй стакан вина и говорит:

– В первую ночь у меня в квартире ты спросил, много ли у меня было мужчин.

Джейк отрывает взгляд от окна, но ничего не говорит.

Элли заставляет себя смотреть прямо на него.

– Так вот, если ты действительно хочешь знать правду, я никогда не была с мужчиной. – Ей снова одиннадцать, она читает про танец Элизабет Беннет с мистером Дарси, и ее пальцы с коротко подстриженными ногтями дрожат. – Ты будешь первым.

Он смотрит не ей в глаза, а на коврик у камина, моргает и серьезно кивает, будто только что узнал о смерти дальнего родственника.

– Что ж, логично. Ты не была замужем и…

Его незаинтересованность убивает ее, стыд накатывает, как тошнота. Приходится отпить вина и подержать его на языке, прежде удается заговорить снова. Она смотрит на темнеющие обои за головой Джейка и произносит:

– Большинство моих знакомых уже не девушки. Я опоздала… как это говорится?

– На пароход? На праздник?

– Что-то из этого.

За окном темень. Элли жалеет, что они не разожгли камин. По крайней мере, им обоим было бы на что смотреть. Затянувшая тишина ощущается как пустота в комнате. Наконец Элли произносит:

– Мне не надо было ничего говорить.

– Нет-нет, я рад, что ты сказала. Это много для меня значит.

Джейк как будто хочет что-то добавить, но его мысль уплывает. Теперь он смотрит в почерневшее окно и чешет шею.

Ей хочется закричать.

Вместо этого она говорит:

– Думаю, я приму перед обедом ванну.

– Отличная мысль. Я, наверное, прогуляюсь по окрестностям. – Он встает с кресла, отталкиваясь от подлокотников обеими руками. – Будешь готова через полчаса?

Они оба понимают, о чем он спрашивает, и Элли ощущает вопрос всем телом. Что выражает лицо Джейка – обреченность или нежность? И почему она не может угадать разницы?

Ей хочется сказать «нет», но она говорит «да».

Он подходит к кровати, берет свой анорак и направляется к двери. В освещенном коридоре останавливается, снова глядит на нее, потом закрывает дверь.

Элли открывает на кровати свой обшарпанный чемодан, достает комбинацию и кружевные трусики, купленные позавчера на Манхэттене. Она везла их в Бруклин на поезде, аккуратно завернутые в рисовую бумагу и уложенные в плоскую коробку белого картона. Очевидно, попутчики знали, что внутри. «Я приберегала это для особого случая», – хотелось ей сказать им. Она берет сумочку с туалетными принадлежностями и начинает набирать ванну. Вода очень долго не набирается, но вот Элли, наконец намылившись, смывается из металлической миски, которую хозяйка, женщина, пекущая пироги с мороженой вишней, держит рядом с раковиной. Стоит голая перед запотевшим зеркалом, протирает его рукой, чтобы увидеть свое отражение. Голову она не мочила, так что расчесывается, волосы со щетки бросает в унитаз и не забывает спустить воду. Заворачивается в полотенце, возвращается в номер, задергивает занавески. Надевает комбинацию – тонкая ткань приятно холодит тело. А вот кружевные трусики ужасно неудобные и задираются сзади. Элли жалеет, что не взяла свой старый, заляпанный красками халат. По правде сказать, воображая близость с мужчиной, она всегда видела партнера на фоне большого окна, а его тело – как импрессионистскую вспышку света.