Читать книгу "Это по-настоящему - Эрин Уатт"

Например, его сообщения, которые приходят мне с его личного номера, а не через соцсети: они подозрительно похожи на его твиты.

Я не решаюсь спросить его, неужели он сам отвечает мне в публичных аккаунтах в интернете, но команда Клаудии уж точно не стала бы писать мне что-то в духе:

Сегодня проснулся в девять утра. Не думал, что солнце встает так рано.

А потом:

Я в музыкальном магазине, смотрю гитары. Хочется купить еще одну, это как с татуировками. Вот поэтому мне нельзя рано вставать. Приходи меня развлекать.

Это было его первое спонтанное приглашение встретиться. И мне очень хотелось. Боже, еще как! Но, честно говоря, меня пугает перспектива общаться с Окли просто так, не по работе. Еще месяца не прошло, как мы расстались с УУ. Боюсь, что магнетизм Окли затянет меня в свою воронку и мне захочется как-то отыграться. Не уверена, что это именно то, что мне нужно. Поэтому я все время придумывала отговорки:

Не могу. Готовлю ужин.

Занята. Пытаюсь подобрать удачный рецепт тирамису.

Не получится. Надо забрать близнецов из школы.

С нынешним бюджетом Пейсли смогла отправить близнецов в баскетбольный лагерь – они всегда об этом мечтали, но раньше у нас никогда не было денег.

Через день после моего последнего отказа Ок прислал мне видео:

Как тебе?

На видео он подбирал новые аранжировки к своим старым песням. Тексты были прежние, но звучание точно изменилось: стало более тяжелым и серьезным, ближе к року, чем в его трех уже выпущенных альбомах.

Неплохо.

«Неплохо» – ужасное слово. Противное, как остывший кофе. Совсем не то, что кто-нибудь хочет услышать.

Я не умею петь или играть на музыкальных инструментах. Могу только сказать, нравится мне или нет. Мне нравится.

А мурашки у тебя есть?

Каждый раз, когда я получаю от него сообщение, мне хочется сразу же ему ответить. Даже когда просто жужжит телефон. Но он спрашивал про музыку, а не про себя самого, так что я написала:

Пока нет.

Хочешь заставить меня постараться?

Просто говорю честно. Мне понравилось.

Я хочу, чтобы ты была в восторге.

Ну, этого точно не было. Мне понравилась музыка. Она звучала хорошо и по-новому. Но не настолько хорошо, чтобы у меня появились мурашки, и я не собиралась ему врать.

Ну, тогда тебе действительно придется постараться.

Он несколько часов ничего не писал, и я даже начала беспокоиться, что он обиделся.

Спасибо за откровенность. Когда-нибудь я переверну твой мир с ног на голову.

Если уж сам Окли Форд собрался это сделать, похоже, спасения нет. Мне очень хотелось написать ему: «Не надо. Боюсь, я этого не переживу». Но вместо этого я написала:

Посмотрим.

Но потом поняла, что это выглядит как откровенное заигрывание. Особенно когда Окли ответил:

Вызов принят.

На следующий день было еще хуже. За весь день он написал только один раз и прислал фотографию рожка с мороженым:

Опять туда поехал. В этот раз мороженое не такое вкусное. Просто чтоб ты знала.

И мне даже захотелось написать в «Твиттер» для всех его фанаток, которые каждый день заваливают меня сообщениями, что-то вроде крика о помощи: Окли Форд слишком обаятелен, пожалуйста, спасите меня кто-нибудь!

Невероятно сложно держать эмоциональную дистанцию при общении с человеком, с которым вы как бы встречаетесь. И честно говоря, то, что я лежу рядом с ним на мягком диване, моя голова покоится на его плече, а его знаменитые зеленые глаза ласково на меня смотрят, этому вовсе не способствует.

– Тебе не нравится, что наш первый совместный День святого Валентина документируют, – он, прищурившись, смотрит на противоположный конец дивана, где сгрудилась команда фотографов, – пять человек?

– Да. Пять – это многовато.

– Я тоже так думаю.

Я вздыхаю, и на его губах появляется улыбка. Он наклоняет голову ниже и меняет положение так, чтобы заслонить меня от находящихся в комнате людей. Понимаю, что сейчас будет, и напоминаю себе, что все это показуха, но блеск в его глазах говорит о другом, и…

– Не прикасайся к ней!

Ок раздраженно прикрывает глаза и откидывается обратно на подушки. И я внезапно проникаюсь огромной любовью к Белинде. Она спасла меня от невероятного, потрясающего поцелуя, о котором я продолжала бы вспоминать еще очень долго.

Клаудиа позвонила утром и сообщила, что сегодня мы будем делать романтические фотографии для социальных сетей. Но я не знала, что это будет так… интимно. И еще она сказала, что Окли должен сделать заявление. Как будто недостаточно моей встречи с его матерью и размытых фотографий на пикнике с моей семьей.

Окли нужно сделать заявление, и поэтому мы должны сфотографироваться, сплетясь телами на диване, в опасной близости друг от друга.

– Свет слишком яркий, – недовольствует Клаудиа. – Нужно, чтобы фотографии создавали впечатление «вместе смотрим кино поздно вечером», а не «только что проснулись в одной постели».

– И что, этого можно добиться при помощи света?

Окли подпирает рукой голову и смотрит вниз:

– Знала бы ты, сколько смыслов люди могут увидеть в обычной фотографии! Вот, например, когда у меня был перерыв в туре в поддержку «Форда», я пошел в клуб со своим приятелем Тревором Дэвидом, – ну, он барабанщик из группы Twenty Four Seven, знаешь?

Я киваю. Это довольно старая рок-группа, они уже лет десять выступают, но мне никогда особо не нравились.

– Ну вот, и он тогда встречался с одной моделью Victoria’s Secret из Лондона. У нее еще такое странное имя, библейское. Эзра? Джиджи?

– Вирсавия?

– Точно. Ну вот, мы были в клубе, и тут ее кто-то толкнул. А я подхватил, потому что иначе бы она упала. И в это время какой-то придурок нас сфотографировал и продал снимки немецкому таблоиду. И эти снимки выглядят так, будто я не отлипал от нее весь вечер, и на следующее утро они вышли с заголовками, что она изменяет своему парню с его лучшим другом. Хотя на самом деле Тревор все это время стоял рядом, на одном снимке его даже видно. – Он качает головой. – Но они его просто отрезали.

– Ничего себе. Это мерзко.

– Угу.

– А что по поводу… – Я нерешительно умолкаю.