Читать книгу "Смерть со школьной скамьи - Геннадий Сорокин"

Закрывшись на ключ в кабинете, я осмотрел бандероль. Снаружи она была обернута толстой почтовой бумагой и перевязана упаковочным шпагатом. Сургучная печать не нарушена. Адрес отправителя был вымышленный: я точно знал, что на улице Урицкого нет дома номер 128. Имя отправителя мне ни о чем не говорило. Все надписи на бандероли были сделаны рукой Лебедевой.

Под бумажной оболочкой оказались записка и обыкновенная общая тетрадь в полиэтиленовой упаковке. Края полиэтилена были аккуратно запаяны утюгом. Я разодрал внутреннюю упаковку, бегло пролистал тетрадь. Внутри ее было только одно вложение — фотография на уже знакомую мне тему «свадьбы» Лебедевой с двумя мужчинами, но на этом снимке она стояла на покрытом бархатной скатертью табурете, опустив руки мужчинам на плечи.

«На сей раз «невеста» запечатлена в полный рост, а ее «женихи» только до колен. Все правильно — невеста, как ни крути, центральная фигура на свадьбе».

Отложив тетрадь и фотографию, я прочитал послание Лебедевой.

«Андрей! Ты имеешь все основания ненавидеть меня. Я поступила с тобой как последняя скотина и давно уже пожалела об этом. Я могла бы написать тебе, что всегда любила только тебя, но ты вряд ли в это поверишь. К чему слова? Былого уже не вернуть. Андрей, ради всего хорошего, что было между нами, я прошу тебя, оставь эту тетрадь у себя, пока я не заберу ее. Пожалуйста, не вскрывай ее упаковку. В этой тетради нет ничего интересного для тебя, только одни мои записи. Люблю, целую. Твоя Л.».

Под текстом было нарисовано шестиногое животное, похожее на муравьеда, и поставлен оттиск напомаженных губ.

«Обалдеть! Она меня любила все эти годы, а замуж собиралась за Вьюгина. Кстати, а почему передумала? В сказочку об ее отъезде за границу не очень-то верится. Кто ее, беспартийную, без стажа работы, выпустит за пределы Советского Союза? Ей даже в Болгарию путевку не дадут. С другой стороны, доллары-то я сам видел. Зачем-то же она их приобрела».

Я спрятал фотографию в оперативное дело, опечатал сейф и пошел домой. Тетрадь с записями взял с собой, записку с трогательным отпечатком губ разорвал и выбросил в урну на улице.

На входе в общежитие меня заговорщицки подозвала вахтерша Анна Ефимовна.

— Иди, что-то расскажу тебе. — Вахтерша завела меня в свой закуток. — Инга съехала!

— Как съехала, а ребенок?

— Сегодня днем за ней грузовая машина пришла, два мужика вещички погрузили, и поминай как звали! Комендантша после ее отъезда как угорелая по всей общаге носилась: Инга ей за этот месяц оплату за комнату не внесла.

Мимо нас на выход прошла практикантка. Неприязненно взглянула на меня и отвела глаза.

Я поднялся к себе, поел, передохнул и взялся за изучение тетради.

Записи в тетради были разбиты на две части.

Первую половину вела Лебедева. Судя по всему, она осуществляла поименный учет гостей на тайных вечеринках. Вместо фамилий гости фигурировали либо под псевдонимами, либо под именами с добавлением одной или трех букв. Первым из потенциальных участников оргий мне на ум пришел Николаенко. Если давать ему условную кличку, то за выступающую вперед челюсть я бы его назвал Челюсть или Бульдог. Ничего похожего в записях не было, зато в самом начале тетради, в списке за июнь прошлого года, был некто ЖН — Женя Николаенко. Естественно, для Лебедевой он был никакой не Евгений Павлович, а просто Женя. Бывший «муж», как-никак. Женя в тот день через знак «плюс» был записан в одной строке с некой Таней Д… Всего в мероприятии вместе с Николаенко принимало участие двенадцать человек. Мужчина по имени Дима П. был с двумя женщинами, а некая Света С. — с двумя мужчинами. Все остальные записи, сделанные рукой Лебедевой, были в том же духе. Себя она именовала ЛЛ и трижды появлялась в сочетании с мужчиной по кличке Академик. Один раз Академику она наставила рога и была с Димой П. Вечеринки проходили два раза в месяц. В сентябре оргию устроили только один раз, в конце месяца.

«Опа! — догадался я. — Они все ездили в колхоз картошку копать, не до гулянок было. Вот что значит ответственные советские служащие! Велела партия урожай собирать, надели фуфаечки — и пошли в поля и на овощебазы».

В конце сентября, судя по записи, в очередном мероприятии участвовало в два раза больше народу, чем обычно. «Праздник урожая» отмечали, наверное. Николаенко в тот день появлялся в последний раз.

Разбирая записи в тетради, я заметил, что невольно отслеживаю, с кем Лебедева и Николаенко проводили время и не сочетались ли они между собой знаком «плюс».

«Уж не ревную ли я Ленку к полковнику? — мелькнула мысль. — Она веселится с Академиком — мне на это наплевать, а если бы ее потащил в темный угол Николаенко — наверняка было бы мерзко на душе. Бред какой-то! Лебедева — потаскуха, каких свет не видывал, а я к ней чувства испытывать должен?»

За дверьми послышались голоса идущих на выход девушек:

— Кому теперь ее комнату отдадут? Нам точно не достанется.

«Вьюгину — вот кому было бы интересно почитать эту тетрадку! — усмехнулся я. — Представляю картину: она прикидывается порядочной девушкой, мол, до тебя, Сережа, у меня был всего один мужчина, соблазнил меня и бросил. А он ей в ответ: «Леночка, вспомни, пожалуйста, шестого августа ты с Димой П. в «Изумрудном лесу» чем занималась? Наверное, вы вместе полы мыли в гостевом зале?»

По коридору прошли мужики.

— Падла, она у меня вчера трешку заняла, а сегодня съехала! Где ее теперь искать?

«Знатная тетрадка попала мне в руки! Не за нее ли убили Ленку? Узнали, что она свистнула эту тетрадь у Журбиной, и прихлопнули ее, для профилактики — чтобы никого шантажировать не вздумала… Не подходит. Очередность не та. Вначале надо заполучить тетрадь в свои руки, а уж потом расправляться с шантажисткой».

Вторая часть тетради была отведена под учет поступающих от участников оргий финансовых средств. Тот же Дима П. перед каждой вечеринкой вносил по 200 руб. Подумать только, за один раз он тратил денег больше, чем зарплата у начинающего офицера милиции! На хлебозаводе, насколько я знаю, ни один человек 200 рублей не получает. Грузчики, бывает, заколачивают по 300 рублей, так они за эти деньги в выходные стокилограммовые мешки из вагонов разгружают.

ЖН денег не вносил. На халяву всем пользовался! На месте Журбиной я бы с него тоже плату не брал. Бывший подельник, вместе пространство для маневра расчищали.

Еще интересный момент: некоторые женщины также платили за участие в мероприятиях.

«Наверное, или старухи, или совсем уж страхолюдины, — решил я. — Иначе зачем женщине оплачивать свое времяпровождение с мужчинами?»

Какой же у Журбиной был оборот за один день?

Я посчитал «взносы» за шестое августа. У меня получилось полторы тысячи рублей. Моя зарплата за семь месяцев. Десять зарплат Ларисы Калмыковой.

За сентябрьский «Праздник урожая» она собрала четыре тысячи. Некоторые мужчины платили в тот день по 350 рублей, а один — даже 500. Этот богач, зашифрованный как Жук, больше в записях не появлялся.