Читать книгу "Случай в Семипалатинске - Николай Свечин"

— Молодец! Я просмотрел то, что вы привезли — нужно срочно доложить государю. Немцы форсируют модернизацию крейсерского флота. Сведениям резидента номер девяносто два просто нет цены.

— Я чуть не сжег пакет, когда вторично обнаружил за собой хвост, — признался Лыков-Нефедьев.

— М-да… Ну, отдыхайте. Выражаю вам покамест свою личную признательность. После оформим, как положено.

— Ваше высокопревосходительство, Федор Федорович! Запретите полковнику Монкевицу объединять в одну командировку два дела. Ведь чудом не попался! В следующий раз такого везения уже не будет.

— Я понимаю, — посерьезнел начальник Генерального штаба. — Сидели бы сейчас в крепости. А мы говорили бы, что знать вас не знаем… Хорошо, я скажу Николаю Августовичу. Ступайте, голубчик, вы потрудились на славу. Пожелайте от меня здоровья Виктору Рейнгольдовичу.

Из приемной поручик действительно направился в Николаевский военно-сухопутный госпиталь. Таубе сидел во дворе на скамейке и поджидал его.

— Ну, доложился Феде?

Вся армия звала Палицына Федей, он это знал и не обижался.

— Доложился и удостоился устной благодарности.

Барон хмыкнул:

— Из устной благодарности шубу не скроишь. Ну, я при случае напомню. Садись, Брюшкин. Есть интересные новости.

Тон у генерал-майора был такой, что Павел сразу насторожился.

— Да нет, все хорошо, — успокоил барон сына своего товарища. — Даже слишком. Замечательно, что ты не сжег в той подворотне бумаги от Буффаленка.

— Федя то же самое сказал. Мол, сведениям резидента номер девяносто два нет цены.

Таубе отмахнулся:

— Ерунда все и глупости. А вот приложение к основному донесению, которое касается твоего брата, очень важное.

— Николки? — удивился поручик. — Где он и где Фридрих Гезе?

— А вот поди ж ты. Буффаленок, он же Гезе, попал в Германию через Циндао. И у него там до сих пор сохраняется агентура. Так вот. Человек Буффаленка прислуживает в офицерской столовой Третьего морского батальона, который стоит на острове. В ней кормятся не только моряки, но и все офицеры гарнизона. И кельнер подслушал обрывок разговора между двумя лейтенантами. Про которых он точно знает, что ребята имеют отношение к секретной службе.

— Ну и что?

— Задумайся. Там всего несколько фраз. Один офицер сказал: «Задал нам хлопот белый китаец. Семьдесят пять тысяч в русских золотых десятках! Едва собрали». Второй ему ответил: «Зато англичане будут в ярости».

— Ну и что? — повторил Лыков-Нефедьев. — По-прежнему ничего не понимаю. Кто такой белый китаец?

— Пока не знаю. Но догадываюсь. Да и Федор предположил, что это имеет отношение к случаю в Джаркенте.

Поручик начал соображать:

— Чунеева посадили под арест за убийство, которого он не совершал. Англичане в ярости… А немцы заплатили за это огромную сумму. Так?

— Правильно рассуждаешь. Непонятно, что там за белый китаец. Все китайцы желтые. Кроме…

Виктор Рейнгольдович задумался, а потом вдруг хлопнул себя единственной рукой по лбу:

— Ах я, старый рамолик! Не все китайцы желтые. Есть же албазинцы!

Глава 21. Белый китаец

Алексей Николаевич ходил по камере и взволнованно рассуждал:

— Нет, понимаешь? Это как фонариком осветить темноту. Ты сам говорил, что верить тут можно одним русским. Все остальные легко обманут: дунгане, таранчи, даже твои любимые казахи изменят за деньги. А когда мы искали, например, германского агента, то назвали колбасника и эскулапа. Помнишь тот разговор?

— Помню, — ответил Николай.

— Никому из нас не приходило в голову подозревать своих, тем более офицеров. Таких, как подъесаул Забабахин.

Подпоручик упрямо помотал головой:

— Я не верю в вину Кузьмы Павловича. У нас есть только обрывок фразы. Почему именно Забабахин?

— Потому что все улики указывают на него. Я заподозрил офицеров после того, как прочитал телеграмму: «Срочно отозвать доверенность девятнадцать дробь три». Это был приказ на устранение Тайчика Айчувакова. Депешу могли послать четверо: подполковник Малахов, помощник прокурора Штюрцваге, штабс-капитан Рамбус и — Забабахин. Но Малахова со Штюрцваге подозревать смешно, вся их служба прошла в Туркестане, на виду. Рамбуса проверили, штабс-капитан тот, за кого себя выдает. А вот Кузьма Павлович… Полиция опросила тех, кто учился с ним в Новочеркасском казачьем училище. И тех, кто служил с ним в одном полку. Ты знаешь, как проводится проверка тождественности личности?

— Догадываюсь. Сравнивают те черты, которые не меняются с годами?

— Да. Рост, цвет глаз, особые приметы наподобие шрамов… Еще привычки, манеру поведения, отличительные особенности характера.

— И что выявила проверка? — напрягся подпоручик.

— Двое из числа бывших юнкеров показали: когда Забабахин сердился, или возбуждался, или напивался, его серые глаза быстро темнели. Становились на время почти что карими. Ты когда-нибудь замечал такое за Кузьмой Павловичем?

— Нет, ни разу. Хотя приходилось видеть его и пьяным, и взволнованным.

— Это первое отличие. Далее: на левой ноге, на икре, у юнкера Забабахина было родимое пятно размером с алтын.

Лыков-Нефедьев задумался:

— И как мы это проверим?

— Позовем в баню.

— А если он не согласится? Есть люди, которые терпеть не могут публично раздеваться. Даже если они не шпионы.

— Надо как-то заставить. Медицинский осмотр? Давай я ему на ногу что-нибудь уроню, и потащим подъесаула к доктору.

— Папа! — Николай сердито стукнул по столу. — Расскажи сначала про албазинцев. Я ничего не знаю. Это их называют белыми китайцами?

Коллежский советник вздохнул:

— Истории этой скоро двести тридцать лет. Давно дело было…

— Про абазинов знаю, что это кавказская народность. Давай про албазинцев.

— Албазин — так назывался острог на берегу Амура, первое русское поселение в тех местах, — начал Алексей Николаевич. — Он был основан в конце семнадцатого века. Стал опорным пунктом, базой для покорения тамошних мест. Русь была еще допетровской, но на земли Приамурья уже заглядывалась. Это не понравилось маньчжурам. И они решили Албазин сжечь.

В тысяча шестьсот восемьдесят пятом году большое китайское войско приплыло к острогу и осадило его. Силы были неравны, через несколько недель крепость пала. Часть гарнизона во главе с воеводой китайцы отпустили. Но некоторые казаки решили перейти под китайскую руку. Называли разные цифры, но, судя по всему, изменников насчитывалось около ста человек.

— Так мало? — удивился сын. — И что, за двести с лишним лет эта кучка людей не растворилась в многомиллионном китайском народе? Разве такое возможно?