Читать книгу "Маленькая голубая вещица - С. К. Ренсом"

– Вам известно, что Алекс дала согласие на внесение ее имени в регистр доноров органов для трансплантации, когда получила временные водительские права? – Этот вопрос был задан с запинкой.

Последовала пауза. Затем первый голос заговорил снова, и в нем слышалось столько муки, что было вообще чудом, что эта женщина все еще способна продолжать разговор.

– Мы с ней говорили об этом. Она была так уверена, что хочет иметь возможность кому-то помочь, если… – Ее голос пресекся.

– Я понимаю, как вам тяжело, но вы должны об этом подумать. То, что случилось с Алекс, повредило только ее мозг. Все остальные органы находятся в идеальном состоянии, и она могла бы стать прекрасным донором. – Его голос вновь зазвучал мягче. – Есть множество других родителей, которые надеются на чудо.

Они опять замолчали, потом женщина издала звук, полный такого глубокого, такого безысходного отчаяния, что я почувствовала, как от жалости к ней у меня разрывается сердце. Она больше не могла говорить, но я чувствовала, как она раскачивается всем телом, прислонясь к моей кровати. Второй голос молчал, давая ей возможность предаться скорби.

Теперь уж мне точно нужно было сосредоточиться. Произошла чудовищная ошибка, и эта женщина, воображающая, что она моя мать, думала сейчас о том, чтобы разрешить им забрать мои органы. Я должна дать им знать, что могу их слышать, что я здесь.

Я опять попыталась сосредоточить все свои силы на том, чтобы пошевелить рукой. Женщина держала ее в своей ладони, так что мне достаточно было сделать так, чтобы она хоть немного дернулась. Я глубоко вздохнула и усилием воли направила всю свою силу к пальцам. На секунду мне показалось, что это сработает, но нет, ничего не вышло. Я как будто тщилась повернуть вспять воду, текущую по склону холма, – все усилия были напрасны.

– Вам нет нужды принимать решение прямо сейчас, – тихо говорил спокойный голос врача. – У вас еще масса времени. Но поверьте, никому из вас нет пользы от того, чтобы продолжать поддерживать ее в этом состоянии. Мы провели все исследования, и, поскольку перспектив выздоровления нет, вы должны позволить ей умереть. Мы можем либо отдать ее органы нуждающимся, либо отключить аппараты жизнеобеспечения, чтобы природа взяла свое. В любом из этих случаев вы сможете без помех продолжать скорбеть.

Последовала пауза. Почему она не отвечает? Мне отчаянно хотелось вновь обрести способность видеть. Что, если она сейчас утвердительно кивает?

– Спасибо за откровенность, – выдавила из себя она. – Мы с ее отцом вместе решим, что нам делать, когда он придет позже. Сегодня он находится с нашим сыном. Мальчик воспринял это очень тяжело.

Значит, я получила отсрочку в приведении смертного приговора в исполнение, хотя бы на время.

– Я вернусь, – сказал второй голос, – однако, если возникнут какие-то изменения, сестры тут же дадут мне знать.

– Спасибо, – прошептала женщина, и я почувствовала, как она сжимает мою руку. Снова раздался скрип шагов по полу, и все стихло, если не считать всех этих прерывистых писков.

У меня было какое-то время, чтобы подумать.

Итак, я парализована, но нахожусь в сознании; кто-то, кого я не знаю, сейчас решает, жить мне или умереть; и у меня нет абсолютно никаких воспоминаний. Даже мой затуманенный мозг понимал, что все это очень, очень плохо. Я постаралась подавить поднимающуюся во мне волну паники, пытаясь рассуждать логично. Эта женщина считает, что она моя мать. Не исключено, что так оно и есть. Если я приму это как факт, то мне надо будет исходить из того, что она отстаивает мои интересы. Судя по всему, ей действительно не все равно. Я подумала, что вряд ли она даст им согласие на отключение аппаратов – на то, чтобы отключить меня, – если есть какой-то другой выход.

Но врач намекнул, что другого, лучшего выхода нет. Меня захлестнула паника. Если другого выхода нет, то я умру, и причем скоро.

Я снова расслышала прерывистый писк, он опять все учащался и учащался. В конце концов до меня дошло, что это такое – кардиомонитор. Я слышала отчаянные, но тщетные усилия моего сердца и прислушивалась к единственному средству связи с окружающим миром, которое у меня еще оставалось.

Прислушиваясь к ритмичному сигналу, отсчитывающему время до моей смерти, я вдруг поняла, что у меня все-таки есть один выход – может быть, я смогу заставить их понять, что я здесь, изменяя ритм биения сердца. Я попыталась расслабиться, чтобы посмотреть, замедлится ли он.

Я сосредоточилась на том, чтобы дышать медленнее, и начала чувствовать себя спокойнее. В ответ писк монитора стал немного реже. Я начала входить в азарт при мысли, что это может действительно сработать, и писк монитора участился опять. Мне надо сделать так, чтобы женщина что-то заметила. Возможно, если я сумею успокоиться настолько, насколько это возможно, любое изменение моего сердечного ритма станет намного более заметным.

И я перестала бороться. Туман, которому я прежде пыталась сопротивляться, начал снова наползать на мое сознание. Я позволила ему распространиться и почувствовала, как расслабляюсь, когда его завитки начали обматываться вокруг меня. Отдаваясь ему, я чувствовала странное успокоение, чувствовала, как все мои тревоги куда-то уходят. Туман успокаивал и ласкал меня. Мне ничего не оставалось, как полностью отдаться этой мгле. Разве мне когда-нибудь хотелось чего-нибудь другого? Похоже, все остальное уже неважно. Раздался какой-то звук, казалось, доносящийся из далекого-далекого далека, и на секунду туман разошелся в стороны. Я снова слышала голос женщины, и сейчас он звучал настойчиво и напряженно.

– Алекс, не уходи! Борись, борись, вернись ко мне!

Я никак не могла ее понять. Куда я не должна уходить? Что ее так огорчило?

Туман все клубился.

– Алекс, прошу тебя, не сдавайся. Пожалуйста! Только не сейчас. Подожди! Хотя бы дождись прихода папы! – В ее голосе звучало такое отчаяние, что я опять начала бороться. Я собрала все свои силы и заставила туман расползтись по углам. Он отступил, но я чувствовала, он по-прежнему здесь, готовый вернуться. Я вдруг поняла, что не могу позволить ему снова завладеть собой.

Я вспомнила про свой план. Сработал ли он? Стоило ли мне отдаваться этому туману? Заметила ли эта женщина какую-то перемену? Был ли ее эмоциональный всплеск вызван чем-то, что сделала я? Я прислушалась к звуку монитора. Он казался таким мирным, в нем не было и намека на то, что в моей голове бушует буря.

– Алекс, пожалуйста, – умоляла она, – ты должна продолжать борьбу. Я не верю, что ты не можешь меня слышать. Вид у тебя почти такой же, как когда ты спишь. – Она замолчала. – Я помню, когда ты была маленькой, всякий раз, когда я говорила тебе чего-то не делать, ты это все-таки делала. Какое-то время мне удавалось заставлять тебя делать и то, и другое, и третье, просто говоря, что это запрещено. Но потом ты раскусила мою уловку. Я не уверена, что с тех пор ты хоть раз сделала то, чего тебе не хотелось. Вот я и удивляюсь, как ты оказалась здесь, в реанимации, в таком состоянии.