Читать книгу "Морские нищие - Арт. Феличе"

Старая Марикитта совсем не ложилась. Скорчившись на камышовой циновке у потухающих углей очага, она молилась, путая давно забытые мусульманские молитвы с католическими…

Беглецам не повезло с первых же шагов. Они не застали шкипера-фрисландца, к которому их направил Швенди. Сеньора Мария угадала — он уехал с торговым судном в Португалию.

Рустам предлагал пройти весь путь пешком по берегу Франции под видом пилигримов. Но Генрих не доверял французским властям, а главное — торопился как можно скорее оставить Испанию. До Бискайи дошел слух, что король арестовал сына. Особая комиссия во главе с великим инквизитором начала строгое дознание…

— Бежать… Бежать во что бы то ни стало!.. — твердил он.

Им удалось наконец сговориться с одним незнакомым купцом, ехавшим в родной Брабант. Но в назначенный для отъезда день перепуганный купец объявил, что ни за что на свете не вернется теперь домой. Там виселица, топор и конфискация имущества ждут всякого, кто владеет хоть сотней гульденов.

— Я только что получил письмо, где мне сообщают, что после учреждения герцогом Альбой «Совета по поводу беспорядков»[36] за три месяца казнено тысяча восемьсот человек. И правый и виноватый, и папист и кальвинист — каждый чувствует, что голова непрочно сидит у него на плечах. А все дело в деньгах!

Купец зашептал еще тише:

— Говорят, герцог поклялся доставлять из Провинций ежегодно пятьсот тысяч дукатов. Зачем же, ваши милости, я поеду теперь на родину, когда все, кто только может, бегут оттуда, как из зачумленного места?.. Кто бежит, как и раньше, за границу, а кто совсем отчаялся — в леса или на суда к «морским нищим». И убежать-то, как пишут, не так легко: всем носильщикам, судовщикам, извозчикам под страхом самых тяжелых взысканий запрещено помогать беглецам…

— Надо бороться против произвола, а не прятаться, — попробовал было уговорить его Генрих.

— Что вы, что вы, ваша милость! Я — истинный католик, а церковь велит подчиняться властям, ибо власти — наши земные боги, подобно Богу небесному, который…

Беглецы поспешили уйти подальше от «истинного католика», который мог, пожалуй, выдать их.

Они решили пуститься в путь на простом рыбачьем баркасе, чтобы ни одна душа не знала об их настоящих намерениях.

Опытные моряки говорили, что погода в час их отъезда не сулила ничего хорошего. Выходить в открытое море было, по их мнению, чистым безумием.

— Но оставаться хоть день еще на земле короля Филиппа — двойное безумие, — говорил Генрих Рустаму. — Тебе ли, валенсийцу, привыкшему с детства к морю, бояться опасности?..

— Я не боюсь бури, — ответил спокойно мавр, — но ты плохо знаешь море, если думаешь, что по морю — самый ближний и скорый путь. У нас с тобой только четыре руки, а у моря — миллионы могучих, цепких рук… Но я не боюсь его, ибо иду на борьбу с более диким зверем — инквизицией.

— Так в добрый час, Рустам!..

— В добрый час!

И они отплыли под хмурящимся небом от песчаной отмели Бискайи, с сетями на дне баркаса. Там же, рядом с кожаным мешком Генриха, они спрятали запас провианта и пресной воды.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

У «Морских нищих»

Было темно и таинственно. В вышине среди призрачных очертаний мачт дрожали звезды. Пушки казались огромными приземистыми животными, вытянувшими во мрак ночи длинные гладкие шеи. На марсе[37] блуждающим огнем колыхался фонарь в руках исправлявшего снасти матроса. Спардек[38] был ярко освещен — там шел совет. Лица моряков то выплывали, то снова скрывались в тени.

Генрих с трудом открыл веки и застонал.

Знакомый взволнованный голос произнес:

— Слава Аллаху, ты наконец очнулся!..

Генрих смотрел на склонившееся над ним лицо, видел радостные глаза и сверкающую белизной зубов улыбку. Спутанные кольца иссиня-черных волос сливались с темной бездной неба. И Генрих долго не мог понять, почему в этих густых прядях, словно искорки светящейся по ночам морской воды, запутались звезды.

— Что ты так смотришь, Генрих? Или все еще не узнаешь своего Рустама?

Генрих облегченно вздохнул:

— A-а!.. Это Рустам… А звезды?..

— Ты бредишь?

— Нет. Где мы?

— У берегов Англии. Нас подобрали «морские нищие».

— Нидерландцы?

По исхудалому лицу Генриха скользнула слабая улыбка, и он снова впал в забытье. Рустам заботливо отер с лица больного пот и натянул плотнее на него плащ.

Вставало солнце. Ветер с океана засвистел в парусах. На баке[39] шумно перебранивались. Доносились слова грубоватой песни:

Эй, вперед, всегда вперед, Свободного моря народ!.. Да сгинет герцог-урод! Все вперед и прямей, Глаз и ухо острей! Не соберет герцог Альба костей!

Генрих пришел в себя.

— Позови ко мне этих людей, Рустам… — сказал он вполне сознательно и добавил: — Я обязан им и тебе жизнью… И хочу сказать… что свой долг я заплачу… тою же ценой…

Рустам просветлел. Генрих много дней был на границе смерти. И теперь Рустам понимал чувства друга. Когда их лодку, отнесенную бурей к берегам Англии, и их самих подобрали, он готов был плакать от счастья и благодарности. Грубое обращение гёзов показалось ему дружеским приветом. А придя окончательно в себя, он вдруг увидел на вымпеле подобравшего их корабля вышитый полумесяц и какую-то надпись. Потом Рустам догадался, что это те самые люди, к которым они рвались с Генрихом на жалком баркасе сквозь бурю.

Он пошел на бак. Не научившийся еще в течение этих нескольких дней понимать чужую речь, он размахивал руками и звал кого-нибудь к Генриху.

Гёзы толкали Рустама в бок и гоготали:

— Ну, черномазый, привыкаешь? Что у тебя там?.. А-а, твой товарищ!

Они окружили лежащего Генриха.

— Клянусь дьяволом, это первый испанец, которому мы не свернули сразу шеи.