Читать книгу "Пламенный вихрь - Бренда Джойс"

Он умылся и оделся, потом с неосознанной тревогой постучался в дверь Сторм. Он не пытался понять, почему ему хотелось ее видеть, проверить, все ли с ней в порядке. Ответа не было, — вероятно, она еще спала. Он не станет ее будить. Он спустился вниз к завтраку.

В восемь утра, когда он уже заканчивал завтракать, в столовую вошел Сайен. Он нерешительно мялся у двери, теребя в руках кепи. Бретт жестом подозвал его ближе:

— В чем дело, Сайен?

— Сэр, я не знаю, как это могло случиться, но Демон исчез.

Бретт поставил чашку:

— Что?

— Да, сэр. Я пошел задать корм лошадям и, когда добрался до его стойла, увидел, что его там нет. Ни его, ни упряжи, сэр.

Бретт вскочил, пронзенный ужасным предчувствием.

— Оседлай Кинга, Сайен, — приказал он.

Он взлетел по лестнице и без стука ворвался в комнату Сторм. Ее не было. Кровать не была застелена, на белых простынях виднелось алое пятно — еще одно напоминание… Он мгновенно заметил, что шкаф открыт и одежда разбросана по полу, словно она в спешке искала что-то определенное.

— Бетси, — взревел он.

Она тут же вбежала в комнату:

— Сэр?

— Где Сторм?

— Я… я думала, что она спит, — проговорила Бетси, округлившимися глазами оглядывая пустую комнату и неприбранную кровать.

— Чего не хватает? — рявкнул он. Она стала просматривать гардероб:

— Этой ее гадкой одежды из оленьей кожи, и грязных ботинок, и старой шляпы. Она не позволила мне их выбросить.

Сердце Бретта готово было выскочить из груди. Она сбежала — но когда? Он ушел из ее комнаты примерно в час или полвторого, но не ложился до трех, так как не мог спать. Если она уехала сразу после этого, то опередила его часов на пять… Проклятие!

Может быть, она просто поехала к Фарлейнам или к Полу? Ну, дай ему только до нее добраться… Боже! Поехать ночью, одной… Его охватила паника.

Первым делом он заехал к Фарлейнам. Было уже восемь двадцать. Вне себя от беспокойства он спешился и взбежал по ступенькам. Марси и Грант были в столовой.

— Доброе утро, — вставая, сказал Грант. — Бретт…

— Сторм у вас? — выкрикнул Бретт. Марси тоже встала:

— Нет, здесь ее нет. Что случилось?

— Проклятие! Она сбежала.

— О Боже, — воскликнула Марси. — Вы уверены?

— Демона нет, и она надела свою оленью кожу. Грант?

— Можешь на меня рассчитывать. Марси остановила Бретта у дверей:

— Может быть, она просто захотела покататься, Бретт. Он подавленно смотрел на нее:

— Нет, Марси, после этой ночи — нет. Боже, если только…

Марси сжала его руку. Они вышли.

— Куда поедем? — спросил Грант, приказав подать себе лошадь.

— Лучше нам разделиться, Грант, на случай, если она где-то в городе. — Бретт посмотрел ему в глаза: — Но я знаю, что она поехала домой, в Техас. Значит, она направилась к югу, в сторону Сан-Диего. Я в этом уверен. Я поеду домой взять еще одну лошадь и, если надо будет, загоню обеих до смерти, лишь бы ее догнать. Ты прочеши город. Если вдруг я ошибаюсь и ты найдешь ее, дай мне знать.

Грант сжал его руку:

— Обязательно. Бретт, с ней будет все в порядке. Бретт был вне себя от беспокойства:

— Она где-то там, одна. Ей всего семнадцать. Грант сочувственно смотрел на него.

— Я должен найти ее, — не унимался Бретт. — Это я во всем виноват.

Глава 14

Ей пришлось сделать остановку: Демон совсем выбился из сил. Солнце начинало заходить, малиново зависая над океаном. Она прикинула, что почти четырнадцать часов гнала без передышки с тех пор, как выехала из дома в темноте, за час до рассвета.

Сторм устало спешилась и расседлала жеребца, который облегченно фыркнул. Она растерла его пожухлой травой и дала несколько пригоршней овса, которым набила седельные сумки. Она не догадалась прихватить еду для себя и посла немного вяленого мяса, завалявшегося в сумке с того времени, когда они с отцом ехали в Сан-Франциско. Она просто умирала от голода.

Она оставила вороного пастись около дубовой рощицы и, взяв винтовку, углубилась в заросли. Ей повезло, потому что было еще не совсем темно, и, обшарив глазами землю, она заметила в траве олений помет. Она прошла дальше в гущу деревьев, не обращая внимания на взбежавшую по стволу белку: она не собиралась довольствоваться белкой на ужин. Передвигаясь совершенно беззвучно, она раздвинула собой ветки, шагнула вперед и замерла.

Прямо перед ней неподвижно, насторожив уши, сидел заяц. Сторм медленно подняла ружье и прицелилась. Когда она взвела курок, заяц большими скачками бросился прочь, но было уже поздно. Первым же выстрелом она попала ему точно между ушей — оставалось только подобрать добычу.

Она освежевала зайца тут же, на месте, — отрезала ему голову, потом сделала один точный надрез и стянула всю шкуру целиком. Затем она вернулась к тому месту, где решила устроить стоянку, и отложила зайца, чтобы разжечь небольшой костер. Через несколько минут мясо уже жарилось на вертеле, а когда стемнело, она поужинала горячей и очень вкусной жареной зайчатиной.

Это утихомирило ее муки голода, в отличие от прочих мук, не отпускавших ее весь день.

Никогда в жизни она не испытывала такого унижения.

Сторм выросла в надежной атмосфере любви. Ее мать всегда была рядом, строгая, но никогда не дававшая повода сомневаться в своей преданности. Отец откровенно обожал Сторм, и она чувствовала себя в полной безопасности, зная, что осмелься кто-нибудь когда-нибудь оскорбить ее, то если она сама не сумеет поставить грубияна на место, это сделают ее братья — обычно кулаками. Время от времени ее наказывали — за какие-то проступки, за озорные выходки или пренебрежение своими обязанностями, обычно не делая скидок на то, что она девочка. Ее никогда не били родители, хотя в детстве она несчетное число раз дралась с соседским мальчишкой.

Сторм привыкла к любви и уважению.

Но Бретт не любит ее. Он ловелас, и она для него просто очередная победа. Он желал ее, это она понимала, но этим его чувства и ограничивались. Сторм тошнило от мысли, что его угрозами заставили жениться на ней. А теперь он так легко и умело соблазнил ее, проявляя полное безразличие к ее собственным желаниям. И она отозвалась на его изощренные прикосновения, еще как отозвалась! Мысль, что одним прикосновением он сумел обратить ее в похотливое животное, смог заставить делать то, что ему хотелось, мысль, что она тоже желала его, наполняла ее стыдом и яростью.

Первый раз в жизни она поняла, что это значит — быть совершенно беспомощной.

Она оказалась бессильной защититься от Бретта, оказалась бессильной перед лицом собственной страсти. И этого она боялась больше всего. Она не могла отдаваться, просто позволяя пользоваться своим телом без любви.