Читать книгу "Смерш и ГРУ посвящается - Анатолий Терещенко"

На вопрос о первых оперативных успехах он рассказал, что это случилось осенью 1941 года в районе Большого Токмака.

— А было это так: ночью на участке одного из батальонов при переходе через линию фронта боевым охранением были задержаны трое вооруженных военнослужащих. Я прибыл в штаб батальона. В блиндаже сидели неизвестные. Один в звании старшины, а двое — рядовые. Я приказал разоружить их и приступил к допросу. Один из задержанных заявил, что он родом из Запорожья. Поначалу я обрадовался, что встретил земляка, а потом понял, темнит мой «землячок». Стал колоть — он и признался, что они заброшены немцами с целью осуществления диверсий на железнодорожном узле Волноваха. Вскоре мы их отвезли в Особый отдел армии…

Вторым успехом было разоблачение предателя-подстре-кателя некоего Боркова. Нашему полку для усиления был придан бронепоезд. Экипаж его формировался на месте, в том числе из числа военнослужащих, недавно вышедших из окружения противника без какой-либо проверки. И вот мы получили сигнал, что красноармеец Борков распространяет изменнические настроения. Подвели к нему доверенных лиц, и стало ясно, что он вынашивает планы сколотить группу для захвата бронепоезда.

С учетом предстоящего наступления в целях пресечения преступных намерений было принято решение Боркова арестовать. По указанию начальника Особого отдела дивизии мне приказали провести первый допрос задержанного и содержать его временно в расположении полка. Борков «чистосердечно», как мне показалось, стал признаваться и каяться. Заявил, что готов «свое действо искупить кровью в бою». Я расслабился, и чуть было не поплатился жизнью. Вечером Боркова привели ко мне в штаб полка. В соседней комнате отдыхала смена солдат с автоматами. Цель беседы с преступником — оформление необходимых документов для передачи его в дивизию. Конвоиру я предложил подождать за дверью. Когда все препроводительные материалы были готовы, я встал из-за стола и направился к двери вызвать конвоира. В это время Борков бросился в комнату и, схватив автомат, направил его в мою сторону. Я прыгнул на него и ударом рукоятки пистолета в живот уложил его на пол. Солдаты помогли скрутить предателя. Это был для меня урок с полученной оценкой «двойка» от своего руководства… Он заметил, что потом были печальные дни отступления по Украине в сторону Ростова-на-Дону, затем к Волге, участие в боях за Сталинград.

— Мне довелось быть участником Сталинградской битвы с августа 1942 по февраль1943 года. Я в то время являлся заместителем начальника Особого отдела 99-й Краснознаменной стрелковой дивизии. В то время Сталинград был пеклом, в котором сгорали каждодневно тысячи человеческих жизней. В числе пополнения полков дивизии наряду с призванными резервистами прибывали военнослужащие, вышедшие из окружения противника в одиночку и бежавшие из немецкого плена. Гитлеровские спецорганы абвер, «Цепелин» и другие широко использовали эти каналы засылки своей агентуры в наши войска с целью:

— выявления новых частей Красной армии;

— распространения провокационных и пораженческих слухов с целью подрыва боеготовности наших войск;

— склонение военнослужащих к измене Родине путем перехода через линию фронта;

— совершения диверсионных и террористических актов в частях и окружениях войск.

Геббельсовская пропаганда вела усиленное идеологическое воздействие при помощи листовок и радио. С самолетов сбрасывались тысячи тонн этой макулатуры, а специальные громкоговорители, установленные на автомашинах, вещали на русском языке разоруженческие тексты. Выступали предатели-перебежчики, рисовавшие «прелести» нахождения в немецком плену.

С учетом напряженной обстановки, возникшей на многих фронтах, 28 июля 1942 года Сталин, как Главнокомандующий страны, издал приказ № 227 «Ни шагу назад». Заявляю со всей откровенностью, что этот приказ сыграл важную роль по стабилизации обстановки на фронтах. В корне пресекались паникерство, членовредительство и самовольное оставление боевых позиций.

Процесс поиска вражеской агентуры не прерывался, образно говоря, ни на час. Однажды во время бомбежки склада МТО дивизии с земли было выпущено несколько сигнально-осветительных ракет в направлении этого склада. Военным контрразведчикам стало ясно, что это дело вражеской агентуры. Стали искать. И вот от агентуры поступило сообщение, что в деревне, недалеко от склада, появились двое военных, устроившихся на постой в избе. Хозяйке дома они представились военнослужащими одного из наших полков. Проведенной проверкой по спискам личного состава указанного полка они не значились. Арестованные признались, что являются агентами немецкой военной разведки, заброшенными в расположение нашей дивизии с диверсионно-разведывательными задачами.

19 ноября 1942 года Советская армия перешла в генеральное наступление. Предельно прижатая Сталинградская «пружина» дала обратный ход, стало веселее — мы погнали врага на Запад. Немец стал другим. Был даже такой забавный случай: в наш Особый отдел забрел один гитлеровский солдат и попросил принять его… в плен!!! В честь победы под Сталинградом многим армиям и соединениям были присвоены звания гвардейских. Наша 99-я Краснознаменная стрелковая дивизия стала именоваться 88-й Гвардейской стрелковой дивизией.

19 апреля 1943 года СНК СССР принял секретное постановление о реорганизации особых отделов в органы контрразведки Смерш (Смерть шпионам) с передачей их вновь из НКВД в ведение Наркома обороны СССР. Это решение привело к еще большему взаимодействию армейских и флотских чекистов с военным командованием.

Потом была снова Украина с проблемами бандеровщины и отрядов так называемой УПА, за ней Польша — с «партизанами» Армии Крайовой. В этот период я уже был начальником Особого отдела 47-й гвардейской стрелковой дивизии.

Бои за Берлин были особенно кровопролитны. Наша дивизия воевала в составе 8-й гвардейской армии (ГА), упорно продвигавшейся к центру германской столицы. 30 апреля над поверженным рейхстагом взвилось победное красное знамя!

1 мая на командный пункт 8-й ГА был доставлен начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал Кребс для переговоров. От нашего предложения сложить оружие он отказался, поэтому сразу после его ухода наши войска открыли ураганный огонь по фашистам, оборонявшим Берлин. И враг не выдержал, запросил пощады. А на следующий день в расположение нашей дивизии с белым флагом в руках явился и сдался командующий обороной Берлина генерал артиллерии Вейдлинг.

Командир дивизии Шугаев, комиссар Николаев и я допросили фашистского генерала. Он сидел на стуле и испуганно глядел на нас. Потом скорбным голосом промолвил, что полностью убедился в окончательном окружении Берлина…

«Я смотрел на этого сгорбившегося, дрожащего фашистского генерала, − напишет со временем А.И. Матвеев в своей книге «1418 дней и ночей Великой Отечественной войны», − и в памяти вставали образы гитлеровских вояк начального периода войны − наглых, беспощадных, уверенных в своей безнаказанности грабителей и убийц, автоматной очередью, виселицами и душегубками насаждавших на замечательной советской земле «новый порядок».