Читать книгу "Повседневная жизнь Берлина при Гитлере - Жан Марабини"

«Самолеты-роботы» атакуют

Пока готовится заговор генералов, «самолеты-роботы», непилотируемые Фау-1 и Фау-2, истинные предшественники современных баллистических и космических ракет, обрушиваются на Лондон и потом на Антверпен, сея вокруг себя смерть. Так будет продолжаться до марта 1945 года. 14 июня 1944 года было выпущено 200 таких ракет, а за пять последующих недель — более 3000. Англичане прозвали Фау-1 и Фау-2 «жужжащими бомбами» (buzz-bombs) из-за характерного пгума их моторов. Они падают с неба куда попало и в любое время суток. После того как одной польской разведчице из «Красной капеллы» (между прочим, именно «Красная капелла» пустила в обращение листовку о брате и сестре Шолль) удалось устроиться домработницей в Пенемюнде, союзники, бросив на эту операцию 1300 бомбардировщиков, уничтожили 75 «лыжеобразных» (по словам генерала Маршалла) пусковых установок для Фау, располагавшихся на Атлантическом побережье. Тем не менее от нового немецкого оружия пострадают, в той или иной мере, все кварталы Лондона. 50 тысяч оставшихся без крова столичных жителей будут ютиться на вокзалах и в поездах. 750 тысяч домов будет разрушено, 33 447 человек погибнут в Лондоне и других местах. Что думают об этом в Берлине? Голубые информационные бюллетени, публикуемые по распоряжению гаулейтера, сообщают об ужасном ущербе, причиненном противнику ракетами Фау-1, и рекламируют новые модификации этого оружия — Фау-2, Фау-3, Фау-4, даже Фау-5, — способные взорвать всю планету! На сей раз это не блеф: еще немного времени на доработку проекта — и с помощью Фау-3, Фау-4, Фау-5 немцы смогут выиграть войну. Однако Гитлер уже стал заложником времени. Может ли он думать о чудодейственной силе еще не готовых ракет, будто бы способных разрушить Москву и Нью-Йорк, когда союзники уже высадились в Нормандии и их со дня на день ожидают в Берлине? Самой немецкой столицей тоже овладевает странная смесь апатии и цинизма. Уже ничто не имеет значения. В городе не осталось ни одного целого стекла.

Повседневные заботы Фрици, молодого берлинца

Фрици работает как агент Штауфенберга: расширяет сеть участников заговора, подвергает себя риску, вступая в разговоры с незнакомыми людьми. Когда ему представляют очередного желающего участвовать в активном сопротивлении, Фрици недовольно ворчит: «Опять граф! Нам больше нужны рабочие». Вокруг Фрици уже собралось много отпрысков старых прусских фамилий (все они вскоре будут казнены). Его непосредственный начальник — Вернер фон Хефтен, «стальной человек», подчиняющийся, в свою очередь, непосредственно Клаусу фон Штауфенбергу. Эти трое приняли «коммунистическую систему разделения обязанностей». Фрици пробирается сквозь завалы и руины вместе с Полонием, своим псом, который обожает купаться в лужах, образующихся в воронках от бомб. Иногда, чтобы преодолеть какой-то километр пути, требуется не меньше часа. В таких условиях даже велосипед бесполезен. Фрици уже приобрел полезные связи в социалистических кругах, а также встречается с человеком по кличке «Тилен» и с фрау Бэрхен — той самой, которая со времени «Хрустальной ночи» оказывает помощь евреям. Он завел себе друзей и среди полицейских, а сейчас пытается установить контакты с остарбайтерами. Он завербовал трех французских рабочих, ранее уже присоединившихся к немецкому антифашистскому движению! Людей, подобных этим французам, должно быть много. Фрици, хотя и не принадлежит к «Красной капелле», стремится слить ее усилия с усилиями «Черной капеллы». Он осознал — что вообще для его среды нехарактерно — необходимость обретения заговорщиками более широкой социальной опоры. Он даже пытается, с максимальной осторожностью, агитировать за свое дело некоторых членов нацистской партии — людей «честных и разочаровавшихся [в идеалах нацизма]». Он создал ячейку сторонников новой политики и в редакции «Дойче альгемайне цайтунг». Там он подружился с Урсулой фон Кардоф, которая ведет страничку моды, — молодой женщиной, близко знакомой с некоторыми руководителями заговора. Урсулу как будто бы не угнетает, а скорее бодрит понимание того, что она живет на вулкане, который в любой момент может начать извергать лаву. Фрици эта девушка очень нравится. Она бывает в самых изысканных компаниях. Фрици приглашает Урсулу на концерт Шумана, в полуразрушенное здание Филармонии, где собралась многочисленная, но усталая публика. У Фрици есть «свои люди» и среди актеров и музыкантов. Он уговаривает свою спутницу, «молодую и красивую светскую женщину», чтобы она попробовала, действуя через знакомых в военном министерстве, добиться перевода с русского фронта во Францию нескольких его друзей, которые, прибыв на новое место службы, могли бы вести пропагандистскую работу среди лучших немецких офицеров. Вот уже шесть лет, как Фрици работает таким образом, не позволяя себе ни малейшей передышки. Он завербовал даже некоторых эсэсовцев, «которые разочаровались в политике и больше всего желали бы вновь стать крестьянами». В бункере отеля «Адлон» ему помогает элегантная любовница одного из министров.

Ведь он такой милый, симпатичный молодой человек, «настоящий берлинец», и с ним приятно общаться в эти хмурые летние дни 1944 года, когда весь город пропах газом, вытекающим из разбитых труб! Фрици легко знакомится с пожарными, рабочими, остарбайтерами, которые убирают трупы с Унтер ден Линден. Люди с киностудии УФА и даже сотрудники Геббельса по секрету сообщают ему, что «во всей Европе имеется не больше двух миллионов настоящих нацистов, не принадлежащих к германской нации»; эту цифру признает как соответствующую действительности и «Красная капелла». Фрици знает, что в немецких тюрьмах на каждого заключенного приходится не больше сорока квадратных сантиметров. Сейчас он ищет в горящем Шарлоттенбурге для своих друзей настоящий кофе и «первитин», какое-то витаминизированное лекарство. Потом покупает для них же на черном рынке на 12 марок тушенки. В обмен на эту услугу они должны будут срывать флаги со свастикой, водруженные на каждую кучу руин, и уничтожать лозунги, которыми покрыты все обгоревшие стены: «Fьhrer, befiel, wir folgen!» («Фюрер, приказывай, мы последуем за тобой!») или: «Наши стены обрушиваются, но сердца наши выдержат всё!» Фрици спокоен, он знает, как много еще нужно сделать. Даже «переворот» Клауса фон Штауфенберга ничего не изменит, если Гитлер останется в живых. Это чувствуют все, кто имеет отношение к заговору. Спустившись в метро, на станцию «Биржа», Фрици видит маленький оркестр из моряков-калек, которые таким образом собирают средства на «зимнюю помощь»! Наверху всю ночь работают сварщики, чтобы к утру вновь начала функционировать пострадавшая в результате взрыва линия эс-бана. «Наш народ очень трудолюбивый», — думает Фрици. Возвращаясь домой, он также замечает, что в соответствии с распоряжением Геббельса все выбитые окна в кварталах иммигрантов уже затянуты красными тряпками. «Это делается, чтобы нагнать на людей страх», — мелькает у него в голове вполне обоснованная мысль.

Встреча на Жандармском рынке

19 июля 1944 года, в отдельном кабинете ресторанчика на Жандармском рынке, в центре города, который уже насчитывает четыре миллиона жителей (включая рабочих и не считая убитых и уехавших), несколько немцев и один швед угощаются уткой с апельсинами, сбрызнутой шампанским. Вообще хозяин спекулирует коньяком, а в общем зале его заведения каждый желающий может получить тарелку обычного супа. На доходы от этих видов деятельности он приобрел недвижимость в пригородах. Сейчас, самолично обслужив почетных гостей, он скромно удаляется. Разговор поначалу вертится вокруг Фау-1 и Фау-2, немецких «самолетов-роботов», и американских бомбардировок Берлина, осуществляемых почти вслепую. Тот, кто представился как швед (а в действительности является секретным агентом Соединенных Штатов и имеет задание наладить контакты с абвером), обеспокоен успехами немцев в сфере разработки ядерного оружия. Его собеседникам известно, что, помимо Ферми, выходца из Италии, и Бора, получившего инженерное образование в Дании, имеется и ряд других ученых, которые под руководством Оппенгеймера работают в Нью-Мексико над созданием атомной бомбы. «Я вас уверяю, что американский проект, уже продвинувшийся достаточно далеко, не будет опробован на немцах», — говорит «швед». Его приятели, прусские офицеры в штатском, молча приподнимают рюмки с коньяком и никак не реагируют на эту фразу. Отпустив несколько ироничных замечаний по поводу отеля «Адлон», который, очевидно, потому не пострадал от налетов, что янки намереваются устроить в нем берлинский штаб оккупационных войск, мнимый швед предпринимает еще одну попытку расшевелить своих собеседников: «Что хотел сказать Гитлер, когда употребил фразу: «Да простит мне Бог последние пять минут войны?»» — «Только то, что он на пять минут опоздает», — презрительно усмехается один из офицеров.