Читать книгу "«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев"

По дороге к самолетам объяснил Саше задание. Договорились, как будем действовать. Для большей скрытности решили соблюдать радиомолчание. Отличная слетанность пары позволяла так лететь. Несмотря на разбитое летное поле, взлетели парой, чтобы не терять время на сбор. На аэродром истребителей пошли на высоте 30–50 метров. Подняться выше мешала облачность. Видимость не более 150 метров. На аэродроме истребителей погода была получше. Взлетела четверка «яков» и сделала круг над своим аэродромом. Ведущий передал, что на задание с нами пойти не может – погода не позволяет. Решили идти одни. Заданием предусматривалось выйти на Полоцк, а затем вдоль шоссейной и железной дорог идти на Витебск и посмотреть, что на них делается. Если встретится подходящая цель – атаковать. При перелете линии фронта и обратно сфотографировать оборону противника.

По мере того как мы продвигались на запад, погода становилась все хуже. Пришлось снизить высоту полета. Вскоре мы уже шли на уровне вершин сосен. Пролетели контрольный ориентир – станцию Бычиха. Примерно через две минуты попали в сильнейший снегопад. Видимость не превышала нескольких метров. Конца снегопада не видно. Саша подошел ко мне так близко, что его крыло находилось буквально между крылом и стабилизатором моего самолета. И, несмотря на это, я его с трудом различал. В любой момент могло произойти столкновение. До Полоцка еще далеко.

Лететь в таких условиях бесполезно и опасно. Все равно ничего не видно. Сам Саша в кабине практически не виден. Вижу только консольную часть его крыла. Конечно, в таких условиях он следит только за мной. В данной ситуации смотреть на приборы нельзя – это гибель. От меня требуется безукоризненная работа рулями управления. Я это отлично понимаю и делаю все, чтобы избежать неприятности. С нетерпением жду, скоро ли кончится этот снегопад.

Принимаю решение: пока еще не поздно, вернуться назад. Но как развернуться? Надо сделать крен, но в таких условиях сделать это непросто. Сразу зацепишь землю или сосны. Решаю сделать это «блинчиком» – без крена, за счет одного руля поворота. Делаю попытку. Вроде получается. При этом не спускаю глаз с ведомого. Он молодец, держится отлично, словно прилип к моей машине. Наконец развернулись. Пытаюсь выйти на Бычиху. Это удалось легко. Район полета я знал отлично. Бычиха! Что делать дальше? Возвращаться назад, не выполнив задания? Нам доверили такое дело, дали лучшие самолеты, командование ждет и надеется. О нашем полете, вероятно, уже доложили в штаб армии, а может, и фронта. А мы вернемся с пустыми руками. Как смотреть в глаза командиру и товарищам? Нет, назад не полетим. Надо искать другой путь, но такой, чтобы хватило горючего.

Мелькнула мысль: Витебск! А что, если по железной дороге выйти на него, а дальше по тому же маршруту, только в обратном направлении? Все, решено. Других вариантов нет! Саше об этом ни слова. Сейчас не время для разговоров. Нельзя выдавать себя. К Витебску подошли на бреющем. Видимость – около 400 метров. Ничего интересного для нас нет, подходящих объектов тоже. Город во мраке сильной дымки. Улицы города пусты. На одной из них увидел женщину, несшую воду, да в районе железнодорожного вокзала нескольких немецких офицеров, которые, подняв головы, смотрели в нашу сторону. Трогать их не стал – для нас это мелкая цель. Проскакиваем город. Выходим на дороги, идущие в сторону Полоцка. Идет небольшой снежок. Видимость не улучшается, но позволяет продолжать полет в направлении заданного маршрута. Это уже хорошо. Задание будет выполнено хотя бы частично.

Чтобы не выдавать противнику направления полета, решил лететь не строго вдоль дорог, а делать отвороты в стороны, выскакивая то с одной, то с другой стороны и удерживая их в поле просмотра. Пока движения нет. На рельсах лежит снег. В нескольких километрах от города в сторону Витебска прошли три крытые грузовые машины. По мере удаления от города видимость стала ухудшаться. Снег стал более крупным. Впереди стало просматриваться что-то темное.

Внимательно всматриваюсь. Это станция Оболь. На всех путях стоят составы, а вокруг них – солдаты. Их так много, что от неожиданности буквально дух перехватило. Сразу же, не успев дать команду Саше, опускаю нос самолета и один за другим выпускаю все РСы. Бросаю взгляд на Пятикопа – он тоже пускает. Теперь очередь за бомбами. Прицеливаюсь и серийно опустошаю весь запас. Вижу, как, спасаясь, немцы носятся по путям. Часть из них выскакивает из вагонов. Освободившись от бомб, с правым разворотом иду на второй заход. В развороте вижу, как на путях, где стоят эшелоны, рвутся бомбы.

Подхожу ближе. Все лежат. Кто прячется, а кто уже отвоевался. В пологом планировании открываю огонь из пушек и пулеметов. У Саши пушки крупного калибра – 37 мм. Вижу, как его огненные головешки летят туда же, неся фашистам смерть. Решив, что дело сделано, разворачиваемся в сторону Полоцка. Выскакиваем на проселочные дороги. Они сплошь забиты подводами. На каждой до десятка немецких солдат. Обозы движутся к станции. Не мешкая, веду по ним огонь из всех стволов. Как назло, кончается боекомплект. Даю Феде команду бить из пулемета и патронов не жалеть – истребителей противника, пожалуй, не будет.

Слышу, как он длинными очередями накрывает повозки. Стреляет из своего крупнокалиберного УБ и Коля Ипанов, Сашин стрелок. Обозам нет конца, а боекомплект кончился и у стрелков. Тогда, решив еще больше насолить фашистам, переходим на бреющий и чуть не по головам проносимся над ними, пугая лошадей и людей. Воздушные стрелки потом говорили, что за нами поднималась снежная пыль, летели какие-то предметы, лошади переворачивали повозки, ломали оглобли. Солдаты метались и разбегались в разные стороны.

Проходит еще несколько минут, и мы снова попадаем в тот самый снегопад, из которого с большим трудом вышли. До Полоцка осталось не более 10–12 километров. Задание в основном выполнено. На душе отлегло, слетал не впустую, есть о чем доложить командиру. Теперь главное – дойти до дома. Обратный путь показался легче, хотя погода была такой же. Посадку произвели благополучно. Самолеты не получили повреждений, значит, фашисты не вели огонь или он был неэффективен. Наш налет был для них неожиданным.

Стрелки потом смеялись: «У них и пушки в такую погоду были в чехлах, да и стрелять особо было некогда – только появимся и тут же скрываемся во мгле, куда бить-то?» Возвращения нашей пары ждал весь полк, и не только он. Вышестоящие штабы ждали результата вылета. Не успел я вылезти из кабины, как ко мне подошел начопер майор Юстратов: «Чутьем чувствовал, что вы вернетесь. Давно вас жду с готовыми бланками боевых донесений, в которые надо занести результаты полета. Говори, что видели и что сделали. Начальство из дивизии уже несколько раз звонило, интересовалось, вернулись вы или нет».

Делая записи, он просил назвать количество убитых, разбитых вагонов и другой техники. Вопрос вполне законный, но он озадачил меня. «Товарищ майор, точно сказать не могу, ведь не на земле же я находился, где можно сосчитать. За те секунды, пока находился над станцией, думал не о количестве убитых, а как лучше бить по цели». – «Да я понимаю! Но хоть примерно скажи, мне же надо срочно докладывать в штаб дивизии», – настаивал он. Желая поскорее отделаться от назойливого начопера, сказал: «Пишите, сколько хотите». При этом назвал примерное количество солдат, находившихся в тот момент на путях и на станции. «Нет, назови сам», – настаивал он. Как поступить? Скажешь, сотня или больше – подумают, что «загнул», а меньше полусотни – скажут мало. «Пишите пятьдесят, ну и вагонов штук семь». Юстратов, сделав пометки в листе, побежал на КП сообщать в дивизию. А сам я подумал: а ведь уничтожили мы их гораздо больше, ну да бог с ним!