Читать книгу ""Красная капелла". Советская разведка против Абвера и Гестапо - Владимир Пещерский"

Есть воспоминания, принадлежавшие перу друзей и очевидцев тех событий. Но мемуары — особый вид творчества, которому свойственны субъективизм, а порой и добросовестное заблуждение. На одном таком ошибочном утверждении, появившемся в Германии, следует остановиться подробнее. Так, Эрдберг, которого называют то военным атташе, то советником посольства, пришел на встречу якобы сильно взволнованным, призывал активно разворачивать сопротивление фашистам, осуществлять саботаж.

Коротков был человеком редкой выдержки и самообладания. Он мог быть приятным и умным собеседником, поражая логикой и глубиной мысли, бывал упрямым, отстаивая перед начальством свою точку зрения, даже грубым, нетерпимым с коллегами, ставившими личные интересы выше служебных, но никогда не был слабым или нервным. Поэтому на встрече он предстал, скорее всего, предельно собранным, но отнюдь не взволнованным.

Вряд ли он дал совет развивать сопротивление и активизировать саботаж. Таких указаний из Центра не поступало, а заниматься самодеятельностью он не стал бы, поскольку понимал, что нелегальная резидентура, в создании которой он принимал участие, мало приспособлена для такого рода занятий. Призывать к ним — означало обречь агентуру на гибель.

Работники посольства, а с ними и разведчики резидентуры выехали из Берлина 2 июля 1941 года и через Турцию прибыли в Ленинакан на советско-турецкой границе 18 июля того же года. Следовательно, выход в город Эрдберга 24 июня был, скорее всего, последней личной встречей нашего разведчика с берлинскими антифашистами. Но могла бы быть и еще одна встреча с ними.

Среди инструкций, оставленных подпольщикам, имелось расписание радиосвязи с Центром, которое заслуживает того, чтобы с ним познакомились в подлиннике.

«Совершенно секретно

ИНСТРУКЦИЯ

для связи корреспондента «Д-6» с корреспондентом «А-1»

(«А-1» — наша радиостанция, расположенная на территории СССР.

«Д-6» — радиостанция Корсиканца.)

1. Работа производится в числа месяца кратные «4» и «7». Корреспондент «Д-6» может производить вызов в следующее время суток:

от 02.00 до 03.15 немецкого времени на волне 52,63 м.

от 16.15 до 17.30------- ||------ 42,50 м.

от 22.30 до 23.15------- ||------ 46,10 метра.

Волны корреспондента «А-1» будут сообщены особо.

2. Корреспондент «Д-6» в качестве позывного употребляет 4, 1 и 6-ю буквы немецкого названия дня недели, в который производится связь.

3. Корреспондент «А-1», услышав вызов корреспондента «Д-6», дает свой позывной: в четные дни месяца «Wbr»

в нечетные числа «Stk de mst»

4. При работе оба корреспондента употребляют только выражения международного «Q» — кода и любительского жаргона. Открытая передача на любых языках категорически запрещается.

5. Вызов и передачу шифровок производить по возможности короче. При передаче шифровок в заголовке передавать только условный номер радиограммы и число групп. Нумерацию телеграмм начинать с № 21 и далее нумеровать числами, кратными «3» и «5» (24, 25, 27, 30 и т. д.).

6. В случае необходимости изменения расписания связи корреспонденты договариваются посредством шифротелеграмм».

Для несведущего человека инструкция выглядит довольно сложной и громоздкой. Не имея специальных навыков, а их у берлинских антифашистов не было, трудно запомнить порядок позывных и передач, не прибегая для этого, по крайней мере на первых порах, к конспективным записям.

Условия связи предусмотрены только для Корсиканца, хотя рассматривалась подобная возможность и для Старшины.

Отсылка Корсиканца к международному коду без уточнений и примеров чревата недопониманием корреспондентов, так как каждая из сторон, участвующих в радиообмене, могла вкладывать в него свой субъективный смысл.

Но главное — Центр не сообщил Корсиканцу длину собственной волны, без чего связь с подпольщиками принимала односторонний характер. При всем желании в Берлине не могли принять и расшифровать указания Москвы, а они были неизбежны. Нарком госбезопасности Меркулов, отдав в мае 1941 года распоряжение о том, чтобы шифры и порядок связи с берлинской нелегальной резидентурой были показаны ему лично, вероятно, ознакомился и с приведенной выше инструкцией. Имел ли он в виду первоначально ограничиться односторонней связью с Корсиканцем и лишь в дальнейшем перейти на двусторонний обмен шифротелеграммами — неизвестно. Последнее обстоятельство заставляет предположить, что длина волны «А-1» могла быть сообщена радисту Харнака дополнительно, хотя и не обязательно. Важна мотивировка этого решения руководства. Нельзя исключать, что она была продиктована озабоченностью Центра безопасностью Корсиканца, так как сокращала выходы в эфир его радиостанции «Д-6».

Поэтому 24 июня 1941 года следует считать днем, когда личные контакты резидентуры внешней разведки в Берлине прервались с группой Корсиканца на длительный период и она начала действовать по своей инициативе с учетом обстановки, но с той же целью — содействовать разгрому германского фашизма. Группа Корсиканца не изменила своей ориентации на Советский Союз, видя лишь в нем реальную силу, способную сокрушить фашизм, помочь воссозданию новой миролюбивой Германии.

СВЯЗЬ ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО!

Оборудованная в районе Бреста приемопередающая станция для Корсиканца «А-1» перестала существовать в первые же дни войны, уничтоженная стремительно наступавшим вермахтом. Другого приемного пункта у внешней разведки не было, и Фитин, получив из Берлина подтверждение тому, что «Д-6» может связаться с Москвой, срочно обратился 25 июня 1941 года к заместителю начальника 5-го управления НКО СССР генерал-майору А.Б. Панфилову с просьбой установить связь с нелегальной радиостанцией, находившейся в Берлине. Желательно, чтобы радиосеансы проводились из Минска и полученные материалы пересылались в 4-е управление НКГБ, указал Фитин. Но Разведывательное управление Генштаба Красной Армии не смогло выполнить просьбу коллег из внешней разведки, так как быстро менявшееся положение на фронте и отступление Красной Армии постоянно корректировали оперативную обстановку. И, увы, не в лучшую сторону!

Попытка обогнать время и как можно скорее принять сигналы Корсиканца не достигла цели. Внешняя разведка по-прежнему оставалась лицом к лицу с необходимостью установления радиоконтакта с берлинским подпольем. Будь в Германии хотя бы один разведчикнелегал, не пришлось бы предпринимать рискованные поспешные шаги без гарантии того, что они принесут ожидаемые результаты.

Стоило, однако, взглянуть на карту Европы, чтобы заметить, что расстояние от Стокгольма или Лондона до Берлина было намного короче, чем от Минска или Москвы, не говоря уже об Урале. Это натолкнуло руководство разведки на мысль — использовать радиостанции резидентур НКГБ—НКВД в Великобритании и Швеции для прослушивания эфира и нахождения позывных Корсиканца. Резидентам в Стокгольм и Лондон были сообщены время и длина волны «Д-6» с указанием слушать их постоянно и немедленно докладывать о результатах. Наступила пауза, которая чем дальше, тем становилась тягостнее. В Центре не могли понять, в чем дело: берлинцы имели, как считалось, исправную, опробованную аппаратуру, радисту Кляйну показали, как работать на ней, дали порядок связи с Москвой — что еще требовалось?! Все казалось надежным, отлаженным, и о каких-либо неурядицах не могло быть и речи. Но чем дальше, тем настойчивее руководство разведки терзал вопрос: почему молчит Корсиканец? О том, что Кляйн по неосторожности повредил рацию, узнали позднее.