Читать книгу "Жмых. Роман - Наталья Елизарова"

Однажды мне довелось быть свидетельницей разговора Терезы с одним чумазым мальчуганом лет семи; они стояли у фонтана и о чём-то громко спорили.

— Отец сказал — если твоя мать вышвырнет нас из дома, он обольёт себя керосином и подожжёт прямо у неё на глазах! — свирепо вращая глазами, прорычал мальчишка на скверном португальском и, зачерпнув ладонью воду, плеснул Терезе в лицо; она зажмурилась, а он злорадно захохотал.

— Он же сгорит! — ужаснулась девочка, заслоняясь руками от брызг.

— Он сказал, лучше умереть, чем так жить. Он сказал, твоя мать — кровопийца!

— Неправда, она хорошая!

— Она — злая! Она с каждого работяги по три шкуры сдирает!

— Что ты врёшь! Моя мама ни с кого не сдирает шкуры!

— Сдирает!.. Она — хуже кайсаки, хуже индейцев, хуже жёлтой лихорадки!

Увидев меня, он бросился было бежать, но я схватила его за ухо.

— Иди в свою комнату, Тереза, — приказала я дочери; та послушно побежала в дом. — Ну-ка, змеёныш, теперь расскажи мне, с кого это я содрала шкуру?!

— Отпустите, сеньора! Я больше не буду! — завопил мальчишка.

— Кто твои родители?

— Мы беженцы, сеньора, из Кордовы[118].

На нём была выцветшая красная рубаха и старые, необъятных размеров штаны, по всей видимости, отцовские; когда я встряхнула его за плечо, ветхая рубашка затрещала по швам.

— Наглый паршивец! Как Франко[119] вас прижал, так сюда прибежали… «Будем стараться на совесть, не боимся никакой работы»… А сейчас вон как запели, неблагодарные твари!.. Так-то вы отплатили мне за то, что я дала вам кров!..

— Сеньора, миленькая… Ухо пустите, оторвёте ведь!..

— Ещё раз подойдёшь к моей дочери, я тебе, как курице, шею сверну! Понял, щенок?!

— Понял, сеньора!

Как только я отпустила его, он бросился наутёк со всех ног. А я решила, что было бы не лишним познакомиться с папашей этого маленького испанского голодранца — наверняка, социалиста.

В тот же день я пригласила к себе в кабинет некого Гомеса. На бунтовщика или подстрекателя он похож не был: типичный работяга, занимавшийся у себя на родине производством оливкового масла. А потом началась гражданская война и репрессии. Франкисты расстреляли всех друзей и соседей Гомеса за сочувствие республиканцам. Он не стал дожидаться, когда очередь дойдёт до него и, схватив в охапку жену и детей, бежал в Южную Америку. Обычная история. Нынче испанские беженцы были повсюду.

— Как вам нравится Бразилия, сеньор Гомес? Хорошо устроились? — начала я издалека.

— Спасибо, сеньора Антонелли, с Божьей помощью, — сдержанно ответил он.

— Вы — республиканец?

Он заметно занервничал:

— Нет, сеньора…

— Видите ли, я интересуюсь не из праздного любопытства. Коммунистическая зараза, которая в последние годы расползлась по всему миру со страшной силой, вынудила нашего доброго президента принять на себя диктаторские полномочия и учредить Эстадо Ново[120]. Отныне все политические партии у нас под запретом. И здесь я полностью солидарна с нашим уважаемым президентом — в такое сложное время нельзя проявлять близорукость и попустительство. Поэтому, сеньор Гомес, если вы коммунист, я обязана буду сообщить об этом властям. Я далека от политики, кроме производства и продажи кофе меня мало, что волнует, но порядок превыше всего. Он основа нашей стабильности.

Я видела, как он побледнел, как на его лбу выступили крупные капли пота, и неторопливо продолжала.

— Вы приехали в благодатный край, сеньор Гомес, здесь никто не занимается политикой, здесь занимаются делом, а не пустой болтовнёй, как в Европе. Президент Варгас хорошо заботится о своём народе. И народ ему благодарен за это… Президент Варгас провозгласил курс на доступное жильё. Разве это плохо? Любой бразилец может купить дом, если захочет. Нет денег — пожалуйста, бери кредит. Будущее в твоих руках!

— Всё так, сеньора, всё так… — покорно закивал головой он.

— Чем же вы недовольны? — перешла в наступление я. — Разве вам, иностранцу, приехавшему сюда без гроша за душой, не пошли навстречу, не предоставили выгодный займ, чтобы вы могли приобрести приличное жильё для своей семьи?

— Да, сеньора…

— И как вы отблагодарили тех, кто протянул вам руку помощи? Обвинили в том, что они якобы пытаются на вас нажиться!

— Нет, сеньора, клянусь вам!.. — заверещал Гомес, молитвенно складывая руки на груди. — Я ничего подобного не говорил… Вы не так поняли…

— Всё, что я имею, я заработала честным трудом. Я работала сама и давала работу другим. Дать работу в наше время, когда повсюду нищета и безработица — это дать надежду. Вы упрекаете меня в том, что я дала вам надежду? Вам, несчастному иммигранту, притащившемуся сюда вместе со своим голодным выводком!

— Ах, сеньора, это всё Бенито… мой сын… — его руки нервно комкали кепку. — Он слишком много болтает, пострелёнок!.. Сегодня же выломаю хороший прут и выдеру его, как следует!.. Негодный мальчишка, мелет языком, что попало!.. Но, клянусь, я ему ничего не говорил! Это он не от меня наслушался!..

— И про то, как сожжёте себя керосином на моих глазах, он тоже не от вас услышал?!. Вы меня разочаровали, Гомес… Конечно же, вы — коммунист! Откуда бы ещё взялись такие мысли?.. Думаю, мне пора известить об этом полицию.

Он аж побелел от ужаса.

— Нет, сеньора, прошу вас… Это не я говорил… Бенито перепутал… Это Матео Феррас…

— Кто такой Феррас?

— Мы познакомились на корабле, когда плыли сюда… Он сказал, что не собирается ни к кому наниматься, что в Бразилии много неосвоенной земли и не надо горбатиться на чужого дядю, а надо работать на себя.

— Так, так… продолжайте!

— Ещё сказал, что кредиты, которые вы выдаёте… — он замялся, тщательно пережёвывая слова, готовые сорваться с его языка; нетерпеливым жестом я поторопила его, — это пожизненное ярмо, от которого даже смерть не спасёт, потому что его набросят на шею нашим детям…

— Вот сукин сын!.. Дальше!

— Что ваш банк загибает сумасшедшие проценты, а сама земля столько не стоит, сколько вы накручиваете на каждый акр…

— Что ещё?

— Больше ничего, сеньора…