Читать книгу "Бега - Иоанна Хмелевская"

Нубия меня так заинтересовала, что Дерчик с Василем вместе вылетели у меня из головы разом. Эта чёртова кобыла могла бы стать страшенным фуксом, и я начала ею одну квинту и четыре триплета. Но душа моя содрогалась при одной мысли, чтобы ставить на Замечека. Слова Мети доказывали, что не такой уж Нубия и фукс, как могло показаться. Я ничего не успела ответить, потому что ворвался пан Здись и сразу же посеял панику.

— Ну, сегодня будут бомбы! Пани Ада внизу, куда мне её сумку положить? Это чьё?.. Все равно! Не будет Трабанта! Не будет Честкова! Не будет Формины!

— Бомбы вчера были, — осадил его полковник. — Сегодня и говорить не о чем.

— А вас и не было, — упрекнула я. — Один разик случился, что ваши предсказания не оказались бы завышенными! Сто восемьдесят восемь миллионов квинта!

— Слышал, слышал! И сегодня будет то же самое!

— Как же, разбежались! Не все коту масленица…

— Что Честкова не будет, это все знают, он в Вену едет и никто на него не ставит, а Формина недоезжена, поэтому все ставят на Валькирию…

— Как это?!

— Опомнитесь, пан Здислав! — сурово сказала я. — Конь самой низкой группы, как ваша Валькирия выиграет?

— Вес у неё маленький!

— Ну и что?!

— А такой жлоб, смотри ты, а в бинго выиграл сорок лимонов, и что меня больше всего удивило, это то, что помчался и мне тут же отдал все, что был должен, — радостно рассказывал пан Эдя, пробираясь между кресел. — Я и подумал: как с неба упали деньги, на все поставлю! На квинту я уже настроился!

Сразу за паном Эдей появилась Моника Гонсовская, которая бросила сумку на пол, присела на край кресла и наклонилась ко мне.

— Я должна с вами посоветоваться, потому что случилось нечто совершенно дурацкое. Лошади ходят по паддоку, пятёрка резко выделяется, а остальные более или менее одинаковы…

Я так и подпрыгнула.

— Уже ходят? Так я поставлю! Сейчас вернусь!

— Пятёрка — это Нубия! — сразу оживился Метя. — Ну вот, говорил же я! Пойду поставлю на неё!

— Оставь что-нибудь на кресле, а то займут! Вошёл пан Рысек.

— Пришёл? — спросил он, показывая пальцем на сумку пана Здися, занимавшую кресло в середине.

— Ага. Пани Ада тоже.

— Пани Аду я внизу видел. Тогда я сяду сзади.

— А на что для вас поставить? — нетерпеливо спрашивал пан Вальдемар пана Собеслава. — Один-три или один-пять?

— Один-три и один-пять.

— А три-пять как? Вы третью сторону дорисовывать не станете?

— Я верю в единичку. Ну ладно, закрывайте. Один-три, один-пять и три-пять.

Я рассердилась. С паном Собеславом мне счастья не было: сколько раз он ни ставил на то же самое, что я, столько я и проигрывала. Абсолютно неукоснительно. Я, понимаете ли, настроилась на последовательность три-пять, Гамбия с Нубией, но уже видно было, что могу её в урну выбросить. Ничего другого я уже не в состоянии была выдумать, поэтому, поскольку уж спустилась вниз, поставила с Нубией остальных лошадей, которых не тронул пан Собеслав. Смысла в этом не было абсолютно ни на грош, потому что после Нубии самой лучшей лошадью была Гамбия, и на ней сейчас ехал ученик Поточек, который рвался на повышение: семь побед у него уже было, не хватало ещё трех. Поточек вклинится в мою последовательность, а я погорю на этом, как швед под Полтавой… Я опомнилась, поставила с Нубией на всех остальных лошадей и вернулась наверх.

— Для Марии ты тоже поставил? — спросила я Метю.

— С первого заезда и со второго, потому что я знал, что она опоздает. С третьего уже нет, я её уговаривал, а она отказалась.

Я повернулась к Монике.

— Теперь вы мне можете сказать, что стряслось, у нас есть минутка до старта.

— Что стряс… А-а-а! Ну да, конечно. Моя тётка обзванивала всех знакомых и всем рассказывала про этот блокнот Завейчика, потому что очень расстроилась. Вчера вечером и даже сегодня утром ещё звонила. И ей тоже звонили всякие разные… Потом она пошла к обедне в костёл, а я осталась дома, и пришёл один знакомый. Он был страшно расстроен, спрашивал насчёт этого блокнота и не хотел верить, когда я сказала, что полиция ещё вчера его забрала. Он все повторял, что у него с Завейчиком были разные общие дела и в том блокноте записаны адреса и телефоны, которые ему страшно нужны. Он обязательно хотел до этого блокнота добраться. Когда он пришёл, то не представился, потому что в лицо я его знаю, да и он меня, наверное, тоже знает, но потом назвал свою фамилию. Он с большим таким нажимом повторил несколько раз, что зовут его Кароль Бальцерский и что он очень просит, чтобы тётка ему сообщила, когда же он сможет получить этот блокнот в своё распоряжение. Я ведь ему сказала, что блокнот потом должны отдать тётке. Так вот, дело все в том, что фамилия его совсем не Бальцерский, я в этом уверена. Тётка, когда вернулась, подтвердила, что никакого Бальцерского не знает, зато ей звонили двое знакомых, Подвальский и Ерчик, оба они были связаны с Завейчиком какими-то деловыми интересами, выглядят они похоже, прийти мог любой из них. Не знаю, важно ли то, что он представился как Бальцерский. И вообще я не знаю, что надо делать.

Я сосредоточенно слушала, потому что одна из фамилий показалась мне знакомой. Подвальский, я ведь уже слышала такую фамилию, Господи, где это могло быть… Минутку, его должны звать Эугениуш…

— Эугениуш? — спросила я.

— Что — Эугениуш?

— Этот ваш Подвальский. Его, случайно, зовут не Эугениуш?

— Не знаю. Минутку… Да, Геня Подвальский.., такое сочетание имени и фамилии у меня в памяти отложилось. А что?

— Но вы не уверены, что это приходил Подвальский?

— С тем же успехом это мог бы быть и Ерчик. Или ещё кто-нибудь. Но погодите, это ещё не все. Я даже сомневаюсь, стоит ли рассказывать… Вы надо мной смеяться не будете? То есть я не это хотела сказать, смейтесь на здоровье, если хотите, только не принимайте меня за кретинку, мне бы очень этого не хотелось. К тому же за истеричку.

— Я ещё не слышала про кретинок-истеричек, которые занимались бы лошадьми. Лошади требуют спокойствия, они сами истеричны. Так что на этот счёт можете быть спокойны, что бы вы там ни сказали.

— Тогда я вам расскажу. Так вот, в какой-то момент мне показалось, что он хочет меня убить.

— Ты что, оглохла, что ли? Дашь ты мне в конце концов открывалку или я сама могу её взять?! — возопила Мария, близкая к тому, чтобы треснуть меня по башке бутылкой пива.

Я даже и не заметила, как она пришла, и не убрала свои пакеты с её кресла. Я сунула руку в сумочку и вытащила косметичку.

— На, все здесь, возьми. И выброси куда хочешь Расскажите подробнее, — попросила я Монику. — Может быть, вам вовсе не показалось.

— Пришёл дворник… Нет, наверное, тут нужно по порядку рассказывать… Теперь это называется «домоуправ». Моя тётка его попросила, чтобы он поменял ей прокладку в кране — вода уже струйкой подтекала, — а она ему хорошо платит за такие услуги, вот он и пришёл, едва смог… Нет, на самом деле не так, это потом было… Я разговаривала с этим Бальцерским, который вовсе не Бальцерский, сказала ему, что полиция забрала блокнот Завейчика, он мне наконец поверил, очень огорчился, встал с кресла и восхитился цветком. У моей тётки есть цветущий амариллис, он действительно очень красивый, но мужчины ведь редко когда такие вещи замечают, а этот на цветок показывает и спрашивает меня: «Какой красивый! Что это такое?» Я взглянула, куда он указывал, а в этот момент позвонили в дверь, я вскочила и бросилась открывать. И я Совершенно уверена, что этот самый лже-Бальцерский держал в руке что-то такое., ну, вроде палки с шаром на конце. И вообще мне показалось, что он словно бы замахивался этой штуковиной. Он уже замахивался, но тут я вскочила с кресла, и он поскорее спрятал руки за спину. Оказалось, что как раз пришёл этот дворник слесарь-домоуправ, и выяснилось, что тётка, спускаясь вниз, напомнила ему насчёт крана и сказала, что деньги она оставила на письменном столе. Ну, дворник для начала заглянул в комнату, Бог его знает почему: то ли из простого любопытства, то ли деньги эти хотел увидеть, потому что, как только зыркнул на стол, так сразу воодушевился. Бальцерского он тоже увидел. Я сразу не сообразила, только сейчас, когда вы меня стали расспрашивать, я вспомнила, что именно тогда этот тип и сообщил, что его фамилия Бальцерский. И мне сейчас даже начинает казаться, что он специально говорил, для слесаря. На весь дом провозгласил, что фамилия его Бальцерский. Этой палки с шаром я уже, конечно, не увидела, и даже не стала бы клясться, что она действительно существовала.