Читать книгу "Синдром Е - Франк Тилье"

Это дело не поддавалось никакой логике. Шарко вспомнил фильм, найденный в Бельгии, тот, о котором говорила Энебель, вспомнил ее таинственного канадского собеседника. Ответвления потянулись по свету, как щупальца спрута. Интересно, не приходили ли сюда иностранцы – разузнать побольше о феномене коллективной истерии и найти девочек, вовлеченных в эту волну? Комиссар попробовал наудачу:

– Думаю, Махмуд Абд эль-Ааль уже интересовался этим, но… Скажите, а не помните ли вы одного или, может быть, нескольких человек, которые расспрашивали вас о феномене коллективной истерии или о Бусайне еще до убийства?

– Это было так давно…

– У входа в ваш центр я видел коробки и мешки с эмблемой французского Красного Креста. Вы работаете с этой организацией? Часто встречаетесь с иностранцами? Французы приезжали сюда?

– Как странно… Вот теперь я очень хорошо припомнил того египетского полицейского… Мне кажется, вы с ним похожи: те же вопросы, то же упорство…

– Нормальное для человека, который хочет хорошо делать свое дело.

Доктор печально улыбнулся. Должно быть, здесь ему нечасто приходится улыбаться.

– Лекарства и медикаменты поступают к нам отовсюду, не только от французского Красного Креста. Мы входим в гуманитарную египетскую ассоциацию, которая занимается развитием общин, ростом благосостояния каждого гражданина, социальной справедливостью и здравоохранением в стране. Нас поддерживают многие гуманитарные организации, в том числе, конечно, Красный Крест и Красный Полумесяц. Тысячи людей разных уровней побывали здесь. Волонтеры, политики, просто гости, любопытные… И еще я припоминаю, что в девяносто четвертом у нас, по инициативе и под руководством ГСБИ[18], проводилось весьма представительное ежегодное совещание по теме безопасности инъекций, и улицы Каира в то время заполняли исследователи и ученые со всех концов света. Тоже чуть ли не тысячи.

Шарко записал. Возможно, это след. Легко представить, что в момент убийства в Каире находился волонтер или служащий одной из гуманитарных организаций, прибывший на это самое совещание. Доступ в любую больницу, да и вообще куда угодно, участнику мероприятия обеспечивался. Кое-что и впрямь выстраивается, хотя вряд ли будет легко продраться сквозь бюрократические заслоны и отыскать следы событий пятнадцати-шестнадцатилетней давности.

Но все-таки дело начинало обретать очертания. Тогда, полтора с лишком десятилетия назад, египетский полицейский догадался, что убийцей мог быть иностранец, попавший в Египет с помощью какой-то ассоциации или приехавший на совещание. Потому-то Абд эль-Ааль и отправил телеграмму в Интерпол: хотел узнать, не случалось ли аналогичных преступлений в других местах. А телеграмма послужила детонатором и привела к его собственной смерти. Потому есть все основания предполагать, что кто-то там, наверху, – полицейский, военный, высокопоставленный чиновник, имевший доступ к информации, – был замешан в этом деле.

– Последняя просьба, доктор. Мне известны имена еще двух убитых девушек, и я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы вы узнали, в какие лечебные учреждения по месту жительства могли обратиться они, позвонили туда и узнали, не были ли и эти девушки жертвами коллективной истерии.

– Это займет полдня, а я очень занят и…

– Разве вам не хотелось бы иметь возможность хоть когда-нибудь объяснить родителям убитых девочек, что тогда произошло?

Врач, помолчав, кивнул. Шарко оставил ему номер своего мобильного.

– И скажите: могли бы вы дать мне на время эту книгу о коллективной истерии? Я без задержки пришлю ее вам из Франции.

Нубиец снова кивнул. Шарко тепло поблагодарил его, откланялся и оставил доктора там, где нашел: в самом сердце нищеты, на которую наплевать всему миру.

29

Полицейская коллегия Льежа – административный орган местной полиции – выделила для сопровождения Люси к Шпильману слесаря, сержанта и двух кандидатов в инспекторы. Теоретически француженка не имела права ни к чему прикасаться, она должна была присутствовать при обыске только для того, чтобы помочь бельгийским коллегам сориентироваться в помещении, где уже побывала, и при необходимости выступить в роли свидетеля.

Маленький отряд остановился у закрытой двери льежского дома. Люси чувствовала себя не совсем в своей тарелке: со вчерашнего дня Люк Шпильман так ни разу и не подошел к телефону, когда его пытались предупредить о грядущем обыске, и не ответил на приглашение прийти в полицию, чтобы помочь в составлении фоторобота человека в армейских ботинках. Сейчас нетерпеливые звонки полицейских в дверь тоже ничего не дали, но, когда слесарь, вооружившись своими инструментами, приготовился к взлому, Люси перегородила ему дорогу:

– Думаю, в этом нет необходимости. – И показала на покореженный замок. – Не стоит нам дотрагиваться до ручки. Есть у вас перчатки?

Главный в группе, Деброек, вынул из кармана несколько пар, роздал коллегам, протянул Люси. Никто не сказал ни единого слова. Бельгийцы вытащили свои девятимиллиметровые «глоки» и вслед за Люси, державшей наготове «зиг-зауэр», вошли в дом. Слесарь остался на улице.

Внутри жужжали мухи.

Пока никто еще ничего не увидел, но потянуло холодком преступления. Люси наморщила нос.

Тело Люка Шпильмана лежало позади кушетки, а тело его подружки – на ступеньках лестницы, ведущей в кухню. За ним тянулся кровавый след.

Оба были убиты в спину. Многочисленные ножевые ранения.

Многочисленные? Десять, двадцать, тридцать – сразу и не сосчитаешь, – что у него, что у нее, от лодыжек до шеи, пижама и ночная рубашка продырявлены.

Люси провела по лицу отяжелевшей рукой. Всего три дня, как она вышла на эту зловещую тропу, но это на́чало уже сказываться на нервной системе. Мрачное зрелище воспринималось картиной, застывшей во времени: казалось, мертвые тела сейчас внезапно оживут и продолжат спасаться бегством, потому как, судя по всему, Люк и его подружка это и собирались сделать, когда к ним заявились незваные гости. Представить себе сцену совсем не сложно. Скорее всего, все случилось ночью. Безуспешно поковырявшись в замке входной двери, убийцы взломали заднюю дверь и вошли в дом. Было два или три часа, они были уверены, что Люк Шпильман один и спит. Но они оказались лицом к лицу с хозяином дома, который, сидя в гостиной за низким столиком рядом с девушкой, скручивал сигарету с наркотиком. Люк одного сразу узнал – человека в армейских ботинках: тот приходил к нему за фильмом. Будущие жертвы запаниковали, кинулись бежать, но их нагнали и ударили ножом в спину – раз, два…

Дальше проявилось это необъяснимое остервенение.

Люси и бельгийцы молча застыли на месте. Самый молодой из полицейских, кандидат в инспекторы, которому, наверное, и двадцати пяти еще не исполнилось, побледнел и попросился выйти: он работал в местной, а не в федеральной полиции, не привык к делам такого рода. День предполагался спокойным, они явились просто-напросто произвести обыск, и вдруг – два человека, погибшие от ударов ножом, два трупа, уже осаждаемые мухами.