Читать книгу "Секрет для соловья - Виктория Холт"

Люблю тебя, как прежде, и надеюсь на встречу с тобой.

Амелия».

Я была потрясена прочитанным письмом. Мне и в голову не приходило, что я еще когда-нибудь увижу Обри и Минстер.

Первой моей мыслью была следующая: нет, я ни за что не поеду туда! Опять ворошить старые воспоминания… Нет, это невозможно!

Целый день я обдумывала, как мне поступить.

Генриетта заметила мое состояние и пожелала узнать, в чем дело. Я показала ей письмо.

– У меня нет сил поехать туда! – вырвалось у меня. – Это оживит все то, что я так старательно пытаюсь забыть. Там меня повсюду опять будут преследовать воспоминания о моем дорогом сыночке. Благодаря тому, что со мной за последнее время произошло, горе перестало быть таким острым. Если же я приеду в Минстер, старые раны откроются вновь!

– Анна Плейделл, – торжественно произнесла Генриетта, – если вы не поедете, этот грех останется на вашей совести. Вы разочаровались в своем муже и решили уехать от него. Я прекрасно понимаю, от чего вы бежали и к чему стремились. Да, вы правы – старые раны откроются вновь. Вы будете страдать, но поверьте – если вы не поедете сейчас, то всю оставшуюся жизнь будете страдать неизмеримо больше.

Я долго размышляла над тем, что сказала мне подруга. Несмотря на все свое внешнее легкомыслие, она порой рассуждала весьма здраво, и после некоторых раздумий я все-таки решила поехать.

На станции меня встретил Джек Сент-Клер.

По дороге в Минстер он сказал мне: – Вы найдете Обри сильно изменившимся.

– Я к этому готова. Все это случилось довольно неожиданно, не так ли? – Вы ведь уже почти год не видели его, если я не ошибаюсь?

– Да, это так, – ответила я.

– Доктор говорит, что агония длится недолго.

– Вы хотите сказать, что он умирает?

– Я не думаю, что он долго сможет прожить в том состоянии, в котором сейчас находится. Он сильно похудел, очень нервозен, легко раздражается и почти ничего не ест. Мне кажется, когда он пытается хоть что-нибудь проглотить, у него начинаются сильные боли. Без наркотика, как считают доктора, ему уже не прожить ни дня.

– Вы имеете в виду, что он не отвечает за себя?

– Да, если полностью лишить его наркотика, он не остановится ни перед чем, чтобы достать его.

– Его непременно нужно держать дома?

– Дело в том, что он больше нигде и не смог бы находиться. Каждый день он получает небольшую дозу лауданума, к которому чувствует болезненную тягу. Поистине он представляет собой сейчас жалкое зрелище, особенно если вспомнить, каким он был, и представить себе, каким мог бы быть. Доктор считает, что вы должны отдавать себе полный отчет в его состоянии. По его мнению, уже ничто не способно повернуть течение болезни вспять, но ваше присутствие может хоть как-то утешить больного.

Дальше мы ехали в молчании, и я со страхом думала о том, что ждет меня впереди.

Амелия тепло приветствовала меня.

– Почему-то я была уверена, что ты непременно приедешь, – сказала она.

Меня провели в комнату Обри. Он спал, дыхание было тяжелым. В этом сильно постаревшем человеке я с трудом узнала моего мужа.

– Ты можешь пойти в свою комнату, – предложила мне Амелия, – а когда он проснется, мы скажем ему, что ты приехала. Я распорядилась, чтобы тебе приготовили другую комнату, а не ту, где ты жила раньше.

Как хорошо она понимала меня!

Я прошла по знакомой галерее, где со стен на меня взирали портреты предков Обри, в том числе порочный Гарри, казалось, проводивший меня презрительной усмешкой. Отведенная мне комната находилась в переднем крыле дома и выходила на подъездную аллею. Выглянув в окно, я мысленно представила себе Джулиана, играющего в траве рядом с домом. Нет, я обязана отогнать эти воспоминания, которые, похоже, уже готовы нахлынуть на меня здесь с новой силой.

Через некоторое время меня позвали к Обри. Глядя на изможденное лицо моего мужа, я не могла не испытывать жалость к нему.

– Сусанна, – увидев меня, пробормотал он, – ты все-таки приехала.

Я села у его постели. Он протянул мне руку, которую я схватила и прижала к груди.

– Вот так, – сказал Обри, – очень хорошо. Мне всегда нравились твои руки, Сусанна. Они успокаивают меня. Видит Бог, как я нуждаюсь сейчас в успокоении! Я очень рад, что ты приехала. Спасибо тебе! Я хотел бы извиниться перед тобой.

– Все, что было, прошло. Не надо никого винить.

– Все могло бы сложиться по-другому.

– Так можно сказать не только о нас с тобой.

– Это казалось так легко, – сказал он. – Ты помнишь?..

– Я помню все, что с нами произошло.

– Мне казалось, что наступит какой-то перелом. Я собирался оставить свои дурные привычки.

– Теперь я это понимаю.

– Если бы только…

– Не надо горевать о том, чего уже не исправишь, – сказала я.

– Прости меня, Сусанна! – проговорил он со вздохом.

– И ты меня тоже.

– О нет! – воскликнул Обри. – Тебя не за что прощать, Сусанна. В последнее время я много думал о том, что все могло бы быть по-другому.

– Да, я знаю.

– Побудь со мной немного!

– Конечно. Для этого я и приехала.

– Мне уже недолго осталось жить.

– Не говори так! Возможно, ты еще поправишься.

– Да разве можно исправить мою порочную жизнь? Нет-нет, Сусанна. Однажды я видел человека… он умирал, как я сейчас умираю. Страсть к наркотикам… это ужасно. Ты можешь пойти на все, чтобы достать зелье – даже убить. Это такой ужас!

– Да, я понимаю.

– Люди должны знать об этом, прежде чем начинать их принимать.

– Они знают, но это их не останавливает, – сказала я.

– Поговори со мной о Венеции… О тех первых неделях, пока я не принялся за старое. Если бы я тогда остановился!.. Меня еще можно было спасти.

Я начала вспоминать Венецию, гондольеров, наш милый палаццо, Дворец дожей, прекрасные венецианские мосты… На какое-то время к нам обоим вернулось очарование тех дней.

Все это время Обри держал меня за руку и не отпускал. Было видно, что это его успокаивает. Потом он уснул, сон его был глубоким и безмятежным.

О, если бы он мог остаться таким, каким был в те минуты!..

Позже в этот же день я услышала его крики – он находился в агонии. Ему требовалась новая доза наркотика, которой ему не давали. За Обри ухаживал медицинский брат, больше Похожий на тюремщика. Это был очень сильный мужчина, которому приходилось сдерживать Обри, когда тот находился в очередном припадке.