Читать книгу "Герои Первой мировой - Вячеслав Бондаренко"

Впрочем, спокойной «генеральской» жизни у Лавра Георгиевича в Харбине не получилось. Сам он описывал ситуацию, в которой оказался, так: «В конце 1913 года у нас в округе начались проблемы по части довольствия войск, стали кормить всякою дрянью. Я начал настаивать, чтобы довольствие войск было поставлено на других основаниях, по крайней мере, у меня в отряде. Мартынов поручил мне произвести расследование по вопросу о довольствии войск всего округа. В результате открылась такая вопиющая картина воровства, взяточничества и подлогов, что нужно было посадить на скамью подсудимых все Хозяйственное Управление Округа во главе с помощником Начальника Округа генералом Савицким. Но последний оказался интимным другом премьер-министра Коковцова и генерала Пыхачева, которые во избежание раскрытия еще более скандальных дел потушили дело. В результате Мартынова убрали, а я, несмотря на заманчивые предложения Пыхачева, плюнул на пограничную стражу и подал рапорт о переводе в армию». На деле все выглядело не совсем так просто, как в этом отрывке — в результате прекращенного по приказу начальства следствия Корнилова, что называется, «взяли на заметку» и убрали с глаз долой, начальником бригады 9-й Сибирской стрелковой дивизии (33-й и 34-й Сибирские стрелковые полки). Штаб дивизии дислоцировался на острове Русский недалеко от Владивостока. Генералу также понизили оклад, ограничили доступ к разведывательной информации, а Корнилов, просматривая оглавление очередного «Списка Генералам по старшинству», не мог не отметить, что его фамилия в этом списке попросту отсутствует… Генералу же Е.И. Мартынову еще предстояло сыграть в жизни Корнилова особую роль.

«Условия весьма тяжелые, — делился Лавр Георгиевич впечатлениями с сестрой, — занимаем небольшую квартирку в неотстроенном доме, квартира сырая, климат здесь суровый, крайне резкий. Таиса и Юрка стали болеть… Таисе необходимо серьезно полечиться, так как у ней болезнь почек, которая под влиянием климата и др. неблагоприятных условий жизни сильно обострилась… Я остаюсь здесь, т. к. мне придется до октября (1914 года. — В. Б.) командовать дивизией… В конце октября выяснится окончательно, — останусь ли я здесь или же перевожусь в Европейскую] Россию: мне обещан перевод или в строй или в Гл[авное] Управление Генерального Штаба. Но в канцелярию меня не особенно тянет, и лично я здешними местами очень доволен: тяжеловато, но зато приволье и дело живое; у нас несмотря на суровые холода, — всю зиму шли маневры, боевые стрельбы и пр., а я до всего этого большой охотник».

Лавр Георгиевич не догадывался, что «боевые стрельбы», до которых он был «большим охотником», вскоре начнутся для всей России. С началом Первой мировой войны генерал-майор Корнилов отбыл со своей бригадой на Юго-Западный фронт и 12 августа 1914 года впервые вступил в бой. В ходе сражения на реке Гнилая Липа бригада 9-й Сибирской стрелковой дивизии заняла город Галич, и командующий 8-й армией генерал от кавалерии А.А. Брусилов счел нужным поощрить Корнилова — 19 августа тот был назначен командующим 48-й пехотной дивизией, входившей в состав 24-го армейского корпуса генерала от инфантерии А.А. Цурикова. Неофициально дивизия называлась также Суворовской, так как ее полки носили названия легендарных побед А.В. Суворова: 189-й пехотный Измаильский, 190-й пехотный Очаковский, 191-й пехотный Ларго-Кагульский и 192-й пехотный Рымникский. До войны дивизия дислоцировалась в Казанском военном округе.

Именно тогда фронтовая судьба свела Корнилова с его будущим соратником по Белому делу — генералом Антоном Ивановичем Деникиным. «С Корниловым я встретился первый раз на полях Галиции, возле Галича, в конце августа 1914-го, когда он принял 48 пех. дивизию, а я — 4 стрелковую (железную) бригаду, — вспоминал Деникин. — С тех пор, в течение 4 месяцев непрерывных, славных и тяжких боев, наши части шли рядом в составе XXIV корпуса, разбивая врага, перейдя Карпаты, вторгаясь в Венгрию. В силу крайне растянутых фронтов, мы редко виделись, но это не препятствовало хорошо знать друг друга. Тогда уже совершенно ясно определились для меня главные черты Корнилова — военачальника: большое умение воспитывать войска: из второсортной части Казанского округа он в несколько недель сделал отличнейшую боевую дивизию; решимость и крайнее упорство в ведении самой тяжелой, казалось, обреченной операции; необычайная личная храбрость, которая страшно импонировала войскам и создавала ему среди них большую популярность; наконец, — высокое соблюдение военной этики, в отношении соседних частей и соратников, — свойство, против которого часто грешили и начальники, и войсковые части». Отменная репутация, которую завоевала корниловская 48-я дивизия, вскоре принесла ей второе неофициальное название — Стальная.

Высокую оценку А.И. Деникина подтверждают многие другие люди, знавшие Корнилова в бою. Один из рядовых бойцов 48-й дивизии отзывался о генерале так: «С офицерами он был офицер, с солдатами — солдат». Доблесть военачальника была отмечена высокими наградами — чином генерал-лейтенанта (16 февраля 1915 года со старшинством с 26 августа 1914 года) и орденом Святого Владимира 3-й степени (19 февраля 1915 года). Однако были у Корнилова и недоброжелатели, считавшие его самонадеянным честолюбцем, который думает только о личном успехе. Так, А.А. Брусилов в своих воспоминаниях отмечал: «Странное дело, генерал Корнилов свою дивизию никогда не жалел, во всех боях, в которых она участвовала под его начальством, она имела ужасающие потери, а между тем офицеры и солдаты его любили и ему верили». Общий вывод Брусилова о Корнилове звучал так: «Очень смелый человек, решивший, очевидно, составить себе имя во время войны. Он всегда был впереди и этим привлекал к себе сердца солдат, которые его любили. Они не отдавали себе отчета в его действиях, но видели его всегда в огне и ценили его храбрость».

Апрель 1915 года, месяц начала Великого отступления русской армии, стал месяцем великого испытания для 48-й Стальной дивизии. Не получив своевременного приказа об отходе, дивизия до последнего держала горный перевал в Карпатах и отступила только в последний момент, причем не раз пыталась прорвать кольцо врагов отчаянной контратакой. Ответственность за катастрофу, постигшую 48-ю дивизию, Лавр Георгиевич и не думал перекладывать на вышестоящих начальников: подчеркнув несвоевременность приказа об отходе, он прямо говорил и о своих ошибках в командовании, о неправильной оценке им сложившейся ситуации. Это отмечал и корпусной командир Корнилова А.А. Цуриков, по мнению которого Корнилов свою дивизию «направил по наиболее опасному и невыгодному направлению». Резче всех о действиях Корнилова в апреле 1915 года высказался уже в советское время его первый биограф, бывший генерал Е.И. Мартынов: «За такое деяние, во всякой благоустроенной армии, начальник дивизии подлежал бы преданию суду, но в царской России, с ее извращенными понятиями “о воинском долге” и всеобщей наклонностью к реляционному вранью, сумели и это преступление обратить в “геройский подвиг”». Не менее красочно очернил подвиг Корнилова и другой военный деятель, перешедший на службу в Красную армию, — А.И. Верховский: «Корнилов с группой штабных офицеров бежал в горы, но через несколько дней, изголодавшись, спустился вниз и был взят в плен австрийским разъездом. Генерал Иванов (тогда главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта) пытался найти хоть что-нибудь, что было бы похоже на подвиг и могло бы поддержать дух войск. Сознательно искажая правду, он прославил Корнилова и его дивизию за их мужественное поведение в бою. Из Корнилова сделали героя на смех и удивление тем, кто знал, в чем заключался этот “подвиг”».