Читать книгу "Четвёртый - Сергей Калашников"

***

Лаврентий Павлович был одет в штатский костюм. Поздоровался, пригласил сесть и даже улыбнулся нашему юному облику. Оля тоже улыбнулась, да и я перестал чувствовать напряжение.

- Я верю твоей логике Ваня, - начал генеральный комиссар госбезопасности сразу с места в карьер. - Проверка показала - все, сделанные тобой предсказания сбылись. В непонятных же случаях ты ничего не сообщаешь. Однако хотел бы понять - обязательно ли высказанные утверждения сбываются, или есть возможность изменить будущее?

- Возможность есть, - поспешил я успокоить Лаврентия Павловича. - Дело в том, что согласно моим выводам осенью сорок первого немцы должны были взять Клин. Но нащи войска сумели этому воспротивиться. А летом сорок второго фашисты имели возможность прорваться до Сталинграда и Моздока, что приводило к выходу из эксплуатации танкового завода и нефтепромыслов. К счастью, наше командование сумело воспрепятствовать планам гитлеровцев.

То есть, возможность изменить то, что подсказывает логика, существует.

- Может быть, у тебя есть какие-нибудь новые логические заключения?

- Нет, товарищ генеральный комиссар. А вот вопрос имеется. Можно?

- Спрашивай.

- Танковую пушку калибром восемьдесят пять миллиметров на тридцатьчетвёрки уже ставят? А то нынче летом без этого фрицы из своих новых танковых орудий нам форменный отстрел устроят.

- А говоришь, что нет у тебя новых заключений, - взгляд Берии стал укоризненным.

- Это не новое. Оно мне уже давно стрельнуло. Я даже докладывал.

- Действительно! Что это я вдруг разворчался, - откровенно ухмыльнулся хозяин кабинета. - Пожалуй, не стану вас больше задерживать. Передавайте пламенный привет братскому уругвайскому народу.

- Вань! А чего это он вдруг так расшалился? - спросила Оля, когда мы уже паковали чемоданы.

- Настроение поднялось, потому что мы с тобой ему глянулись, - отшутился я. На самом же деле, главной темой, которая волновала Лаврентия Павловича, был вопрос о возможности купировать последствия смерти Сталина и гибели его самого. Приятно, когда тебе доверяют. А Оля и сама обо всём догадается, как только успокоится немного - шутка ли, встреча с таким человеком, явно прилетевшим на неё из самой Москвы, чтобы не подвергать меня риску расстрела, появись я на территории нашей страны.

Эпилог

В Советский Союз мы вернулись только в тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом году вместе со всеми своими троими детьми. Они все говорят по-русски, потому что на родном языке мы общаемся дома и в гостях у дедушки, который им прадедушка. А ещё, кроме испанского, владеют английским - им приходится пользоваться в Кении или в Англии, куда то и дело завеиваются с Олей. Непоседы они у меня. То слонам хоботы крутят, то рассказывают маминой подруге Елизавете Георгиевне как шумит водопад Виктория или про злобных крокодилов северной Австралии.

В России они тоже бывали вместе с дедушкой и бабушкой. Жили в московской квартире Бецких и целый учебный год ходили в школу, где когда-то училась их мама. А потом точно так же жили у моих стариков и ходили в школу, где учился их папа.

Мне же всё никак не удавалось вырваться в родные места - пришлось напряжённо работать на собственную авиакомпанию. Она приносила нескромную прибыль, которая уходила на закупку нужного Советскому Союзу оборудования - и в войну, и позднее, когда восстанавливали хозяйство, надобность в средствах была огромная, а тут целая транспортная сеть со сложившейся репутацией и собственной инфраструктурой. То есть - постоянный источник валюты.

Поэтому, советские реалии первых послевоенных лет я знаю слабо. Был всплеск преступности, националисты какое-то время не хотели успокоиться, но боролись с этим жёстко и, если не справились окончательно, то под половицу этих гадов загнали.

Зачем я здесь? Буду трудиться в области авиаперевозок, возглавляя советское отделение нашей авиакомпании. Да, некоторые лазейки для присутствия международного капитала в законодательстве оставлены. В основном в области транспорта и связи. И ещё что-то по технологической части. Я плохо себе представляю, как с этим было в прошлый раз, потому что меня в эти годы ещё на белом свете не присутствовало, но нынче антисоветская пропаганда на западе, как и в прошлый раз, кричит гадости про страну советов. Но железного занавеса я на своей шкуре не почувствовал. Оформляют документы, пропускают хоть туда, хоть обратно.

Гонка вооружений...? Не знаю. Наверняка она имеет место, просто внешних признаков не заметно. Мне вообще никто ничего про замыслы высшего руководства не рассказывает и во внешнеполитические расклады я не посвящён. Моё дело отчитаться перед управлением в том, как в мире развивается авиация и сопутствующие ей направления науки и промышленности - то есть обе мои работы друг с другом связаны.

Появилась у меня ещё одна награда - как всегда, нас с Оленькой удостоили высокой чести вместе, причем, на этот раз и наши, и британцы одновременно. Опять Военный Крест и Красное Знамя за общее дело - уничтожение фашистской агентуры в Уругвае и Аргентине. Конечно, проводилась эта операция негласно, но одну группу вооружённых гансов пришлось долго гнать через пампасы - мы вовремя высадили команду томми с самолёта незадолго до кромки сельвы, где и положили всех. У нас тоже были убитые и раненые. До рукопашной дело дошло.

Парни, с которыми мы в этом деле побывали, потом пригласили нас на крейсер, который их доставил. Похоронили погибших и помянули, как пристало. Мы, разумеется, были в форме - так полагается. Ко мне обращались "Сэр", а к Оле "Мэм". А то до этого всё "Малыш" и "Крошка". Хотя, относились они к нам по-доброму и не дразнились с самого начала - англичане вообще народ тактичный.

В Москве они тоже иногда попадаются, когда у них тут пересадка. То в отпуск едут, то к месту службы. Так что на площади трёх вокзалов даже указатели встречаются на их языке.

Встречаться с Берией мне больше ни разу не пришлось - он и раньше был человек занятой, а сейчас, когда отвечает за всю страну, и подавно. И вообще, нет у меня ничего важного, чтобы ему сообщить. Если понадобится, так писать я не разучился, потому что бумаги нынче на компьютерах не печатают.