Читать книгу "Полёт попугайчика - Евгения Мелемина"

Императрица замерла, а статуя шикарным жестом потянула свои одеяния и, избавившись от них полностью, встала в щеголеватую позу молодого Аполлона.

— Наконец-то мы наедине, детка, — проникновенно сказала статуя.

Ее сильный голос разнесся по залу, притихшему так, что казалось — он опустел.

Зрители молча, не двигаясь, смотрели на обнаженную статую, мраморно-белую, с яркими, как ярмарочный флажок, короткими завитками волос в паху.

Минди тоже молчала. Ее грудь, приподнятая лифом, тяжело поднималась и опускалась. Уголки губ опустились вниз, словно она собиралась зареветь, как девчонка, упустившая воздушный шарик.

Статуя повернулась к зрителям и тем же сильным, ясным голосом, чуть дрогнувшим в самом начале, произнесла:

— Рим! Город порока и разврата, где неверные жены, разжиревшие всадники, холуи и рабы славят шлюху! Зачем вы привели меня сюда, боги?

Раздался первый шорох. Директор Деррик судорожно листал программку. Кто-то неловко хлопнул в ладоши и снова затих.

Томми спрыгнул со сцены и пошел по проходу между рядов, скорбно опустив голову и волоча за собой одеяние. Его босые ноги шлепали по натертому полу.

Через секунду со сцены спрыгнула Минди и понеслась следом, подобрав юбки.

— Митфорд! — вопила она. — Я убью тебя! Я тебя убью! Я тебя уничтожу! Я! Я!..

Она остановилась, растерянно улыбаясь обращенным к ней лицам, а Томми спокойно дошел до конца прохода и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Так Томми Митфорд закончил свой учебный год в школе «Хилл».

* * *

Лето перевалило за середину. От реки шел теплый влажный аромат прогретой воды. Большая стрекоза, трепеща лиловыми крылышками, чутко опустилась на согнутое колено Томми и тут же взмыла вверх. Томми проводил ее взглядом.

Он сидел, прислонившись к спине Кита, и сонно наблюдал за плывущими облаками, белоснежными и чуть подсвеченными розовым. Целое небо парусных яхт, подумал он.

Кит запрокинул голову, затылком прижавшись к затылку Томми, и тоже сидел расслабленно, думая о своем. Правую ногу, еще бледную и высохшую от долгого ношения гипса, он осторожно вытянул, вторую согнул в колене, и теперь он и Томми напоминали фирменный значок «Kappa».

Два часа — самое спокойное время летнего дня. Замедлившийся бег минут, жаркий воздух, словно выпущенный из духовки, где запекалось диковинное блюдо из свежей травы и цветов.

Запахи разморенной природы действовали убаюкивающе, и Томми с Китом давно сидели почти неподвижно. Им легко удавалось молчать рядом друг с другом. Никто никому не был обязан, и потому было свободно и безмятежно на душе, и не нужно было придумывать слов.

Но Томми час назад вернулся от психолога, а у них так повелось — каждый раз обсуждать эти визиты. Поэтому Кит спросил:

— Как психолог?

— Я опять рисовал животное, — лениво ответил Томми.

Стрекоза вернулась и снова попыталась сделать его колено своей взлетно-посадочной площадкой.

Несуществующие животные Томми — даже не животные. Они все, как один, похожи на спусковой механизм.

— Сон ей рассказал.

— А что тебе приснилось?

— Двор возле школы. Солнце, свет и целая толпа людей. Я выхожу из двери, а у меня изо рта льется кровь. Сильно льется, толчками, яркая. Ее хорошо видно под солнцем, блестит. Она быстро заливает одежду, я понимаю, что умираю. Но не это страшно.

— А что страшно?

— Страшно то, что все, кто это видел — уйма народу, — все смеялись.

Кит запрокинул назад руку и рассеянно дотронулся до плеча Томми. Это означает поддержку. Киту незачем выражать ее словами, Томми и так понимает.

— Мне снова дали снотворного, — щурясь на свет, подытожил Томми. — Только я его не пью. Не могу. Пробовал — вырубаюсь на сутки. Не хочу так. А что за таблетки пил ты?

— Кто бы знал, — сказал Кит. — Парень моей сестры, недоучка из медицинского колледжа, выдумал мне диагноз и лечил меня таблетками, которые воровал в аптеке бесплатной клиники для свихнувшихся стариков.

— Выкинул бы.

— Они мне отчасти помогали. Только я не знаю, от чего помогали.

«От меня, Кит. Это были таблетки от меня, твоего бессменного тренера, Бретта Фарва. Ума не приложу, что с тобой теперь делать. Ты вылетел из высшей лиги. Я так не играю»

— С ними я был спокойнее, — сказал Кит.

— Ты? — удивился Томми. — Спокойнее? Ты самый спокойный парень из всех, кого я видел.

— Для того, чтобы натворить что-нибудь неприемлемое, не нужно впадать в истерику. Таблетки помогали мне не натворить неприемлемое. Как тебе — твой психолог.

— К психологу я хожу из-за мамы, — возразил Томми. — Ей так легче. После того, как она выкинула все мои комиксы про Зеленого Фонаря, ей стало почти хорошо, а психолог был последним штрихом. Теперь она снова мной гордится. Снова рассказывает подружкам, каким талантливым я удался.

Кит наклонился, сорвал травинку и сунул ее в рот. Прижал губами, поразмыслил, глядя перед собой сузившимися серыми глазами.

— Я как-то слышал, — сказал он, — еще в Нью-Йорке… Моя мать разговаривала по телефону и рассказывала кому-то, как мы с ней ходили в магазин, и продавщица приняла меня за ее молодого любовника. Она тоже этим страшно гордилась.

— Попахивает инцестом, — сказал Томми.

— Он и есть.

Томми запрокинул голову, постарался заглянуть в лицо Киту.

— Я не в прямом смысле, — неохотно поправился Кит. — Я в том смысле, что она ни черта не соображает, и считает меня не пойми кем. Раньше я вытягивал ее и своего отца, а теперь мне плевать. Папаша куда-то исчез, а она постоянно обкуренная. Ей так веселее и проще. Дед пару раз упоминал ее прошлые ошибки, но я думал, что ошибки — это что-то вроде слишком короткой юбки, которую она нацепила на выпускной. Но теперь мне кажется, что дело обстояло намного хуже.

— Странно это, — сказал Томми. — Все перевернулось.

— Да, — ответил Кит. — По идее, заниматься такими вещами должен я. Я подросток. Я должен завывать гиеной и нести чушь, припрятав в кармане кусок гашиша, а ей полагается ругаться и спасать мою никчемную жизнь. А тут получилось наоборот, она ведет себя как малолетняя идиотка, а я не хочу с ней связываться, хотя иногда так и тянет раздолбать ее башку об стол. Если вернется папаша, все станет совсем плохо. Он каким-то образом ее сдерживал, потому что очевидно, что она ему такая досталась, а потом превратилась в приличную домохозяйку. Что-то такое он знал особенное, что ее вернуло на путь истинный. Я таких методов не знаю, но он точно взвалит на меня ответственность за все это. За то, что я похоронил эту чертову семью и не остановил мать вовремя.

Томми поразмыслил. Представил свою мать, держащую в пухлой руке косячок, и тут же отогнал противоестественное видение.