Читать книгу "С войной не шутят - Валерий Поволяев"

На лбу, точно между бровями, темнел густой синяк, центр синяка был украшен красной влажной точкой — автоматная пуля угодила мичману прямо в голову. Мослаков вздохнул — Балашову уже ничто не могло помочь и никто не мог помочь — ни один врач. Мослаков тяжело поводил из стороны в сторону челюстью, будто боксер, которому ударом срезали подбородок, и вздохнул. Легонько потряс мичмана за плечо.

Глаза у Балашова сжались, из уголков выкатилось по крохотной горькой слезке, и голова мичмана опустилась на грудь.

Все, отмаялся в этом мире мичман Балашов. Мослаков, услышав, как сзади тоненько скулит рулевой, втянул голову в плечи и выругался. Люди погибают, как на войне…

Ишков продолжал скулить. Одной рукой он держался за штурвал, второй — вытирал глаза. Мослаков положил руку ему на плечо, проговорил мягко:

— Хватит, Ишков. Будет, — и, понимая, что этих слов недостаточно, добавил то, о чем думал: — Идет война… Только мы не знаем, что это война. Ее никто не объявлял. Держись, Ишков. Нас все равно эти суки не согнут. Не согнут и не возьмут!

Сторожевик ходко двигался вперед, оставляя после себя пенистый широкий след. Отсюда, с высоты рубки, было видно, что разбойные катера не отстали, идут вровень с «семьсот одиннадцатым», они мертво прицепились к сторожевику и с них на пограничный корабль продолжают лезть люди.

— Может, повернем к берегу, товарищ капитан-лейтенант? — выкрикнул рулевой захлебывающимся слезным голосом.

— Ни в коем разе, Ишков! С этими бандитами нам надо разобраться в море. Держи на восток, Ишков, как и держал. На солнце. Тебя как зовут? — неожиданно спросил Мослаков.

— Володькой.

— Вот такая-то у нас, Володя, судьба, чашу эту надо испить до дна. Это — наша доля.

Плечи у рулевого дернулись, он сгорбился, отер кулаком глаза.

На носу сторожевика тем временем появилось сразу трое налетчиков.

— Вот, блин! — выругался Мослаков, невольно покривился лицом и выпрыгнул из рубки. С ходу дал автоматную очередь, сбил одного мюрида с ног и нырнул за кожух, прикрывающий лебедку.

По кожуху, брызгаясь искрами, загрохотали пули. Из-за спины Мослакова также ударил автомат, и пули перестали выбивать неровную барабанную дробь — двое налетчиков, раскорячившись, будто в каратистской стойке, перенесли огонь на автоматчика, стрелявшего из-за Мослакова. Мослаков оглянулся, засек промельк знакомого лица, мелькнуло лицо и исчезло, — это был Мартиненко. С ним — еще кто-то, кажется, из новичков.

Всего на сторожевике у Мослакова было восемь человек. Балашева нет, Хайбрахманов ранен, он — не боец. Значит, осталось шесть штыков. Вместе с командиром. Хоть и была арифметика не особо обнадеживающей, а Мослаков немного повеселел: бывает, что и один человек оказывается воином.

От палубы несло жаром — успела нагреться. Кровавая гора солнца поднялась над водой, тяжело зависла в небе, растекаясь кипящей вязкой массой по пространству. Вода еще более попрозрачнела, приобрела рекламную голубизну, заискрилась дорого — не верилось, не укладывалось в голове, что в этой райской красоте, в этом благолепии могут умирать люди. Мослакову в который уж раз что-то цепко сжало горло, вызвало слезный, как и у Ишкова, приступ. Он переместился на метр назад, уходя за прикрытие, и вовремя это сделал — один из мюридов совершил лихой цирковой прыжок и прямо в воздухе, дал очередь по месту, где только что находился Мослаков. Выругался громко, зло, снова располосовав пространство очередью. И снова мимо.

Огляделся растерянно — он только что видел человека, знает, куда тот нырнул, где затаился, а человека этого там, оказывается, нет, человек этот исчез.

— Ты где? — проорал мюрид. — Вылезай, тварь!

Мослаков ждал. Позиция его была выгодной, он видел мюрида, мюрид его — нет. Был мюрид по-негритянски загорелым, лицо его от солнца сделалось совсем черным, будто физиономию ему сшили из старого сапога, отличался завидной худощавостью — на теле ни одной жиринки. Такие люди, как знал Мослаков, бывают самыми опасными в драке.

— Тварь! — блеснув зубами, вновь выкрикнул мюрид, завращал глазами.

«Сейчас я тебе покажу “тварь”», — спокойно, будто бы наблюдая за происходящим со стороны, подумал Мослаков. Ему надо было, чтобы мюрид немного развернулся, стал смотреть в другую сторону. Сейчас он смотрел в то место, где скрывался Мослаков, и мог засечь любое, даже самое легкое и неприметное движение.

— Ну! — вновь выкрикнул мюрид, в голосе его слышалась ярость.

А нервишки-то у него, оказывается, совсем никуда не годятся.

Вдруг в ноги Мослакову ткнулось что-то осторожное, пушистое, нежное. Он скосил глаза и увидел кота Каляку-Маляку.

Господи, а кот-то как сюда попал? Его место — в Астрахани, на причале бригады либо в столовой, около чашки с макаронами по-флотски. Мослаков, не сводя глаз с мюрида, протянул руку к коту, подтолкнул его.

— А ну, смывайся отсюда немедленно, — прошептал беззвучно, — пши!

Но Каляка-Маляка и не думал смываться, он привычно потерся о ногу Мослакова, замер.

— Где ты, тварь? — проорал в очередной раз мюрид, вращая глазами и от злости делаясь еще более черным.

Каляка-Маляка, не привыкший к такому крику, выгнул спину дугой.

— Тихо, Каляка-Маляка, — предупредил его Мослаков, — не возникай!

Мюрид ткнул автоматом в одну сторону, в другую, потом развернулся лицом к рубке, и Мослаков напрягся — вдруг мюрид засек там Ишкова? Сейчас даст очередь, и все… Но Ишков опустил защитную стальную «ресницу», угодить очередью в прорезь «ресницы» — дело трудное, и Мослаков успокоился.

Каляка-Маляка выгнул спину еще круче.

Солнце стало припекать сильнее, от железа начали исходить прозрачные дрожащие струи.

— Ну! — яростный крик мюрида был схож с выстрелом.

Каляка-Маляка неожиданно фыркнул и сорвался с места. Он беззвучно одолел пространство, отделяющее его от мюрида, и взвился в воздух. Каляка-Маляка бесстрашно летел к мюриду, по-беличьи раскинув в обе стороны лапы и норовя выцарапать ворогу глаза.

Мюрид вскрикнул гортанно, на длинной, как у коня, мускулистой шее его вздулись жилы, за криком послышался хохот — мюрид хохотал безудержно, весело, в следующий миг он ткнул стволом автомата в сторону Каляки-Маляки и нажал на спусковой крючок.

В воздух полетели клочья шерсти, брызги крови — очередь разрезала Каляку-Маляку пополам. Мослаков почувствовал, как что-то горячее сдавило ему горло, в глазах возникла радужная мокреть. Он стремительно выдвинулся вправо, выходя из укрытия, и в ту же секунду, опередив мюрида, дал по нему короткую злую очередь.

Автомат вылетел из рук мюрида, изуродованной железкой подскочил вверх — в него попали сразу две пули, смяли, словно детскую жестянку, две пули попали также в самого мюрида. Он схватился рукою за горло, сжал его, сквозь пальцы брызнула кровь, мюрид, хрипя и напрягаясь шеей, сделал несколько шагов назад и запрокинулся на спину. Ткнулся головой в борт.