Читать книгу "Чертополох. Излом - Варвара Шихарева"

Остен и сам не понял, как сделал шаг вперед, намереваясь разрубить уродливые творения черного колдовства, но новая волна боли заставила его остановиться и со сдавленным шипением ухватиться за бок, зажимая пальцами растревоженную движением рану…

А уже в следующий миг призрачные отростки, ослабив свою хватку, стремительно втянулись в грудь Арвигена, а заговорщик повалился на пол, точно мешок с мукой… Князь шевельнулся в своей купели; потянулся, точно со сна, и, резко сев, произнес короткое и звучное: «Ко мне!»

Пытаясь замедлить все еще обильно текущую из раны кровь, Олдер с каким-то усталым изумлением наблюдал за тем, как прежде безлюдная зала наполняется звуком и движением. Из-за колон, точно горох из мешка, высыпала десятка «Доблестных», трое молчаливых, обряженных в темное слуг, подступили к Арвигену. Пока один из них ставил прямо возле туши небольшой раскладной стул черного дерева, двое других помогли князю выбраться из быка, обтерли своего Владыку от крови полотном и укутали в длинный, подбитый мехом плащ.

Устроившись на стуле, князь принял из рук одного из слуг чашу с молоком, и, сделав, пару глотков, взглянул на Олдера:

– Подойди, Остен…

Тысячник, не посмев ослушаться приказа, сделал несколько шагов вперед, опустился на колени. Азарт схватки ушел, на плечи навалилась усталость, да и кровь из раны никак не желала останавливаться – пропитав плотную ткань куртки, она тонкими струйками текла по пальцам тысячника.

Князь наградил склонившегося перед ним Остена еще одним долгим, задумчивым взглядом, а затем, отхлебнув молока, произнес:

– Что ж, сегодня я воочию убедился, что Остены не зря поместили коршуна на своем гербе. Тебе свойственна та же внезапность, те же ярость и скорость, каковы присущи этому крылатому хищнику… Я доволен тобой…

Олдер, у которого из-за кровопотери уже понемногу начинала кружиться голова, ответил на эту похвалу лишь тихим:

– Служу Владыке и Амэну.

Арвиген же, услышав это, сухо рассмеялся:

– Немногословен, как всегда… – впрочем, смешок князя почти сразу резко оборвался, и он уже совершенно иным тоном произнес. – Где лекарь?

Врачеватель появился тут же, выступив, точно по волшебству, из сгущающихся в дальнем конце зала теней. Повинуясь приказу Владыки, он тут же отвел Остена в сторону и занялся его раной, благо сумка со всем необходимым, была при лекаре. Тысячник терпел его вмешательство, привычно стиснув зубы, а Арвиген, попивая молоко, наблюдал за действиями врачевателя, спрятав улыбку в уголках губ.

Сегодняшняя игра удалась на славу – он не только устранил заговорщиков, но и проверил верность тысячника. К сожалению, пока Олдер больше верен присяге, чем лично князю, но этот недостаток со временем легко будет устранить. Даже самые дикие ястребы становятся послушными в умелых и терпеливых руках, а значит, и молодого тысячника можно прикормить и приручить. Впоследствии из него выйдет неплохой палач…

Взгляд Арвигена переместился с Олдера на тела заговорщиков, которые «Доблестные» поспешно вытаскивали из зала, и князь тут же нахмурился. Человеческие страсти действительно развлекали его, но во всем нужна мера, а Рейдек явно о ней забыл, когда попытался уложить в постель к Владыке собственную дочь.

Арвиген воспользовался неожиданным подарком, правда, совсем не так, как на то рассчитывал вельможа, но князь, в отличие от других Владык, не любил демонстрировать свой истинный дар и силу. Пусть хозяева Триполема сколько угодно малюют на своих знаменах василиска, намекая тем самым на свой наследственный дар, и, соответственно, слабость… Слухи в подобном деле, гораздо предпочтительнее, ведь неведомое, зачастую, пугают гораздо больше…

Вот только Рейдока совсем не устроило то, что его дочь, вместо того, чтобы стать любимицей престарелого князя и отрадой его последних лет, оказалась обескровленной, и он решился на бунт… Арвиген, узнав о готовящемся заговоре, не подавил его сразу же лишь по одной причине – недовольные в княжестве есть всегда, а давить крыс проще скопом, чем по одиночке… И, как всегда, оказался прав – очередное осиное гнездо перестало существовать, княжеская казна вскоре пополнится деньгами вельмож, посмевших забыть о том, что они – лишь пыль у ног своего Владыки. Их же земли можно будет раздать более достойным людям…

Олдер же, в свою очередь, думал о другом: когда лекарь сделал свое дело, и Остену разрешено было покинуть подземное убежище, он, увидев в полумраке коридора очередных «Доблестных», окончательно убедился в том, о чем уже и так догадывался. Произошедшее в зале, что бы там ни думали захваченные круговертью боя соперники, случилось согласно воле князя. И он сам, и заговорщики были всего лишь марионетками, которых Арвиген столкнул лицом к лицу и всласть подергал за ниточки… Маленькая княжеская прихоть…

При мыслях об этом во рту у Олдера стало кисло, и он едва заметно покачал головой: нет уж, судьба Остенов – служить Мечнику и добывать победы на ратном поле, а бои для развлечения Владыки пусть устраивают другие, стремящиеся получить расположение Арвигена любой ценой…

Это было верное решение, но принимая его, молодой тысячник еще не знал, что старый князь уже вплел его судьбу в свою сеть интриг и столкновений, и вырваться из этих тенет будет почти невозможно…

О произошедшем в подземном зале противостоянии Олдер не рассказал ни Дорину, ни Антару, несмотря на то, что именно Чующему довелось менять перевязку на ране своего главы. Тем не менее, совсем скоро о благоволении князя к молодому тысячнику знали как в казармах «Карающих», так и в домах милестской знати.

Хотя кривоплечий Остен был редким гостем в княжеской твердыне, а на больших праздниках предпочитал оставаться в тени, Арвиген часто хвалил его за глаза и ставил в пример другим военачальникам.

Завистники, гадая о причинах княжеской милости, скрипели зубами; Дорин, как глава Остенов, просчитывал, какую выгоду будет иметь древний род из создавшегося положения, сам Олдер жил так, точно ничего особенного вокруг него и не происходило, зато Ири вовсю пользовалась доставшимся на ее долю вниманием.

Хотя Остен не жаловал шумные сборища, своей жене он позволял развлекаться так, как она сама того пожелает. Благо, подходящее для нее сопровождение не было проблемой – жена Дорина тоже любила блеск и пестроту милестских празднеств, в которых она чувствовала себя, как рыба в воде.

Ириалане же просто льстили устремленные на нее взгляды – теперь она была не просто одной из красивейших женщин Амэна, а супругой обласканного Владыкой военачальника. Те подруги, что поначалу лишь подсмеивались над ставшей женою простого сотника Ири, теперь сами завидовали ей. Что же до мужского внимания, то у Ириаланы этого добра было даже больше, чем прежде. Вельможи и царедворцы сами искали с нею знакомства, расточали молодой женщине бесчисленные комплименты и развлекали ее беседами, в надежде на то, что окажутся приглашенными в дом Остена…

Впрочем, наслаждаясь сладкими речами, Ири никогда не давала мужчинам зайти в своих восхвалениях слишком далеко или позволить себе какую либо двусмысленность. Кривые ухмылки и шепотки не должны были портить тех редких мгновений, когда она, опираясь на руку мужа, ступала по мозаичным полам княжеской твердыни или посещала милестские храмы… Тем более что совместные выходы супругов и так были несколько подпорчены крошечной ложкой дегтя.