Читать книгу "Дети свободы - Марк Леви"

– Вон как! И что же он делал? - с интересом спрашивает Франсуа.

– Да ничего особенного, всё как в другие вечера, только читал молитву на иврите, а потом мы пили вино из одного стакана.

– Из общего стакана? - спрашивает Франсуа.

– Да, из общего.

Клод улыбается; я вижу, что его забавляют мои слова. Он подталкивает меня локтем.

– Давай-ка расскажи им ту знаменитую историю - в конце концов, она случилась так давно…

– Что за история? - спрашивает Жак.

– Да ничего особенного!

Но наши товарищи, соскучившись по рассказам после месяца гнетущей тоски, хором просят: расскажи!

– Ну ладно, слушайте: каждую пятницу, перед тем как сесть за стол, папа читал нам молитву на иврите. В нашей семье только он один и знал ее смысл, больше никто из нас не понимал этот язык. Так мы отмечали "шаббат" много лет подряд. Однажды наша старшая сестра объявила, что встретила человека, за которого хочет выйти замуж. Родители обрадовались этой новости и настояли, чтобы она пригласила своего жениха к ужину, - надо же было с ним познакомиться. Тогда Алиса предложила: пускай придет в следующую пятницу, на "шаббат", и мы отметим его все вместе.

Ко всеобщему удивлению, папа отнесся к этой идее без особого энтузиазма. Он стал доказывать, что это сугубо семейный праздник и что их гостю лучше прийти в любой другой вечер.

Напрасно мама уверяла его, что, если молодой человек завоевал сердце их дочери, значит, он уже почти член семьи, - отец никак не соглашался. Он твердил, что для первого знакомства куда больше подходят и понедельник, и вторник, и среда с четвергом. Мы же все присоединились к маминому мнению, настаивая на вечере пятницы, когда на столе и трапеза обильнее, и скатерть праздничная. Отец, со стоном воздев руки к небу, вопросил, почему его семья так ополчилась на него. Ему вообще нравилось изображать из себя жертву.

Он добавил, что это очень странно: в то время как он радушно, не задавая никаких вопросов (что доказывает необъятную широту его взглядов), открывает гостям двери своего дома во все дни недели, кроме одного, его семейство непременно желает принять этого незнакомца (который, между прочим, намерен отнять у него дочь!) именно в тот единственный вечер, который главу семейства не устраивает.

Мама, которая также отличалась врожденным упрямством, пожелала узнать, отчего выбор пятничного вечера представляется ее мужу такой неразрешимой проблемой.

– Не скажу! - ответил он, расписавшись таким образом в своем поражении.

Мой отец никогда ни в чем не отказывал своей жене. Ибо он любил ее больше всех на свете, кажется, даже больше собственных детей, и стоило ей высказать хоть какое-нибудь желание, как он спешил его исполнить. Короче, всю следующую неделю мой отец не раскрывал рта. И чем ближе к пятнице, тем сильнее мы чувствовали, как он нервничал.

Накануне долгожданного ужина папа отводит свою старшую дочь в сторонку и шепотом спрашивает, еврей ли ее суженый. Алиса отвечает:

– Ну конечно! - на что мой отец опять со стоном воздевает руки к небу и бормочет: - Так я и знал!

Нетрудно представить себе, в какое изумление повергло сестру явное недовольство отца; она тут же спросила его, почему это ему так не нравится.

– Да нет, все в порядке, дорогая, - ответил он и подозрительно добавил: - А ты что подумала?

Наша сестра Алиса унаследовала характер матери, поэтому, когда отец попытался улизнуть от нее в столовую, она схватила его за руку и повернула лицом к себе.

– Извини, папа, но меня крайне удивляет твоя неприязнь! Я бы еще поняла ее, если бы мой жених не был евреем, но в данном случае!…

Однако папа заявил, что она делает из мухи слона, и поклялся, что ему совершенно безразличны происхождение, вера и цвет кожи ее избранника при условии, что он человек благородный и сможет сделать ее счастливой, как сам он сделал счастливой ее мать. Алиса не очень-то ему поверила, но тут папе все же удалось от нее вырваться и "сменить пластинку".

Наконец наступает вечер пятницы; никогда еще мы не видели нашего отца в таком волнении. Мама все время подшучивала над ним, напоминая, как он устраивал вселенский плач при малейшем недомогании, при малейшей ревматической боли, заявляя, что умрет прежде, чем выдаст замуж свою дочь… но вот теперь Алиса влюблена, а он пребывает в добром здравии, значит, есть все основания ликовать и нет никаких поводов для уныния. На эти подначки папа с апломбом отвечал, что даже не понимает, о чем она говорит.

И вот Алиса и Жорж (так зовут жениха нашей сестры) ровно в семь вечера звонят в дверь, и мой отец нервно вздрагивает, а мама, подняв глаза к небу, идет открывать.

Жорж - красивый парень, одетый с ненавязчивой элегантностью; его легко принять за англичанина. Алиса и он идеально подходят друг другу, их брак кажется вполне естественным. Жоржа сразу принимают в доме как родного. Даже мой отец как будто начинает приходить в себя, пока все пьют аперитив.

Мама объявляет, что ужин готов. Все рассаживаются вокруг стола, благоговейно ожидая момента, когда отец прочтет субботнюю молитву. Мы видим, как он набирает воздуха в грудь… и тут следует глубокий выдох. Вторая попытка - и снова выдох. Третья - и вдруг отец обращается к Жоржу:

– Почему бы нам сегодня не попросить нашего гостя прочесть молитву вместо меня? Я уже вижу, что все мы полюбили его, и отец должен вовремя отступить, чтобы не мешать счастью своих детей, коль скоро наступил такой момент.

– Что ты несешь? - удивленно спрашивает мама. - Какой такой момент? Кто тебя просит отступать? Вот уже двадцать лет, как ты считаешь своим долгом читать по пятницам молитву, ты один здесь понимаешь ее смысл, больше никто из нас не говорит на иврите. Неужели ты хочешь сказать, что стесняешься друга своей дочери?

– И вовсе я не стесняюсь, - уверяет наш отец, нервно комкая лацкан своего пиджака.

Жорж молчит, но мы все приметили, что он слегка побледнел, услышав папино предложение занять его место. Воспрянул он только тогда, когда мама встала на его защиту.

– Ну, ладно, хорошо, - говорит отец. - Тогда, может быть, Жорж хотя бы прочтет ее вместе со мной?

И папа начинает читать молитву, а Жорж встает и повторяет ее за ним слово в слово.

По окончании молитвы они оба садятся, и дальше ужин проходит весело, все смеются от чистого сердца.

После ужина мама просит Жоржа помочь ей отнести посуду в кухню - хороший предлог, чтобы познакомиться поближе.

Алиса ободряет жениха заговорщицкой улыбкой, означающей, что все идет прекрасно. Жорж собирает тарелки со стола и идет следом за мамой. Войдя в кухню, мама забирает у него посуду и приглашает сесть.

– Ну-ка, признавайтесь, Жорж, вы ведь вовсе не еврей?

Жорж краснеет и смущенно кашляет.

– Ну… только отчасти, со стороны отца… или кого-то из его братьев; а мама у нас была протестанткой.