Читать книгу "Мечта цвета фламинго - Светлана Лубенец"

Галина Андреевна под пристальным взглядом мужа сбилась, замолчала, отложила на стул портфель, который так и держала в руках, и нервно поправила волосы.

– Ты меня не слушал, Левушка? – жалобно спросила она.

– Почему же не слушал? Слушал и даже могу сделать вывод: все вокруг дебилы, проститутки и маньяки! Верно, Галина?

– Ну почему же… Не надо преувеличивать…

– Честно говоря, я не представляю, как ты посмотришь теперь в лицо собственному сыну! – не стал развивать до этого заявленную тему Лев Егорыч.

– Он поймет, что мать желает сыну только добра! – выкрикнула Галина.

– Боюсь, что он надолго, если не навсегда, отказался тебя понимать. Ты хоть сама-то понимаешь, что довела его невесту чуть ли не до самоубийства?

– Вот еще! – фыркнула она. – Такая сама кого хочешь доведет!

– Галя! – рявкнул Лев Егорыч. – Побойся бога!

– Если бы бог был, – решила всхлипнуть Галина, – он не допустил бы, чтобы ты со мной так разговаривал!

Лев Егорыч не обратил внимания на выкатившуюся из подкрашенного глаза жены прозрачную слезинку, потому что вспомнил еще кое-что.

– Слушай, а что это еще за голые девушки разгуливали по нашей квартире? – спросил он.

– Голые? – фальшиво удивилась Галина, и эта фальшь так ясно проступила на ее лице, которое готовилось к обильному слезоизлиянию и не успело перестроиться, что Лев Егорыч побагровел. Его рука, сжавшись в кулак, прихватила с собой отглаженную, голубую в невинный белый горошек скатерть, и все столовое великолепие полетело на пол под ноги Галине: и немецкий коллекционный фарфор, и английские мельхиоровые приборы, и богемский хрусталь, и голландского полотна салфетки в гематитовых кольцах, и запотевшая бутылка французского сухого вина. И кухня дома Голощекиных сразу напомнила Льву Егорычу кухню Нины и Ларисы Муромцевых.

– Если ты, – проревел он, брызгая слюной в лицо Галине, – сейчас же не расскажешь мне все, что делала сегодня, вчера и позавчера, то не увидишь больше не только Давида, но и меня.

– Ну что ты такое говоришь, Левушка! – самыми честными газами посмотрела на него жена. – Конечно же, все эти три дня я работала на микроскопе! Еще… стирала, ходила в магазин, на рынок и в библиотеку! Что я могла еще делать? Какой ты, право, странный…

Слово «странный» прозвучало очень протяженно во времени и пространстве, но все-таки не смогло догнать бросившегося к выходу из родного дома Льва Егорыча Голощекина. Галина Андреевна, прислонившись к стене разгромленной кухни, сосредоточенно принялась катать носком изящной домашней туфельки ограненную ножку фужера из набора, который она покупала к их со Львом серебряной свадьбе. Да-а-а… Все-таки с Ниной она прокололась… Что ж… И на старуху бывает проруха…

Когда квартира Муромцевых была вымыта от крови и шампанского, вновь обретенные друг для друга мать и дочь весь оставшийся вечер проговорили о Давиде и их с Лялькой неземной любви. После этого разговора, который затянулся далеко за полночь, у Нины совсем не осталось времени, чтобы подумать о Викторе. Этот тяжелый день так вымотал ее, что она смогла только обрадоваться: «Завтра я снова увижу его» – и заснула, уткнувшись в Лялькины волосы.

Проснулась Нина как от толчка задолго до звонка будильника и побыстрей отключила его, чтобы Лялька спокойно отсыпалась после вчерашнего нелегкого дня. Сквозь щель штор сочился серый свет. Нина выглянула на улицу. Опять пасмурно и даже, похоже, прохладно. Точно, на градуснике всего плюс двенадцать. Недолго музыка играла… Недолго Питер радовал хорошей погодой. До чего же неохота опять влезать в вытертые джинсы. Впрочем, у нее есть даренные Тарасовым тонкие бежевые колготки. С узкой черной юбкой, которая была еще в очень приличном состоянии, самое то.

Утром она ехала на работу в тревожно-приподнятом настроении. Тревожным оттого, что предстояло встретиться с Галиной, да еще, может быть, оказаться сокращенной. В приподнятом – потому что она увидит Виктора и все-все ему скажет. Что это «все-все», она толком не знала, да, скорее всего, это и неважно было. Может, она только посмотрит в его глаза, и он сразу сам все поймет, а потом обнимет ее и поцелует своими сухими губами так, как ей мечталось на даче у Тарасова. Она вчера даже не нашла времени, чтобы выразить ему признательность за беспокойство о Ляльке, за головокружительный спуск с балкона. Что он о ней подумал? Наверно, что она неблагодарная… Ну… ничего… Она еще отблагодарит его, так отблагодарит…

Судя по тому, как обыденно приветствовали ее сотрудники, сократить собирались все-таки не ее. Если бы ее, то на лицах, обращенных к ней, наверняка явственно проступило бы жалостливо-похоронное выражение. Нина даже боялась спросить, кого же постигла печальная участь. А может быть, все еще до сих пор не решено? Пятница – она длинная. Время еще есть.

На будильнике, стоящем на столе Морозова, было уже пятнадцать минут девятого, а на рабочих местах отсутствовали Голощекина и Лактионов.

– А где Виктор с Галиной? – осторожно спросила Нина и почувствовала, как покраснела, когда произнесла имя Лактионова.

– Галина взяла отгул, Витька – тоже… – ответила Валентина и спросила: – А разве ты про него ничего не знаешь?

– Откуда же я могу знать, если меня не было… – сразу испугалась Нина, и колени ее стали такими же ватными, какими были вчера в собственной окровавленной кухне.

– Руководство решило сократить его.

– Как это его? – не могла поверить Нина. – Да вы что, девчонки! Юра! Сергей Игоревич! Что за ерунда? Разве можно сокращать Лактионова? Без него же микроанализатор сдохнет!

– Это никого не интересует, – глухо отозвался начальник.

– Но вас-то должно интересовать! – возмутилась его бездействием Нина. – Не понимаю, почему вы тут спокойно сидите и ничего не предпринимаете?

– А что я, по вашему мнению, Нина Николаевна, должен предпринимать? – раздражился Сергей Игоревич.

– Ну… не знаю… Вы должны куда-то идти… Кому-то доказывать… Вы же не можете не понимать, что со смертью одного из приборов на ладан задышит и вся лаборатория!

– Брось, Нинка, выступать! – оборвал ее Юра. – Пока ты там нежилась в отгулах, Сергей уже оббегал всех, кого мог.

– И что? – не унималась Нина.

– И, говоря официальным языком, он ни у кого понимания не встретил.

– И все-таки это странно… должна же быть какая-то причина… Почему именно его?

– Квартиру ему припомнили, – угрюмо вставила Фаина и с ненавистью взглянула на Нину, будто это она и была виновата во всем, а теперь прикидывается невинной овцой.

– Как это квартиру? – совсем растерялась Нина.

– Ну… ты же знаешь, что он с «Петросталью» судился.

Конечно, Нина знала. Когда Виктор, уроженец Саратова, после распределения устраивался на работу на завод, ему, как молодому специалисту, обещали квартиру в Питере, который тогда еще гордо звался Ленинградом. Пообещать-то пообещали, а дать забыли. Целых двенадцать лет Лактионов прожил в общежитии барачного типа с картонными перегородками, общей кухней и удобствами в конце коридора. На тринадцатом году общественной жизни, когда в соседнюю с ним комнату въехал новый сосед, отвратительный буйный алкаш, терпение Виктора истощилось. Он начал ходить по разным инстанциям с требованием обещанной квартиры. Но ни его личная просьба, ни ходатайство администрации центральной лаборатории, ни решительное требование профсоюзной организации дело с мертвой точки не сдвинули: обещанную квартиру «Петросталь» предоставлять ему не собиралась, мотивируя тем, что жилье ему обещала не она, а несуществующая ныне некая «Ленстальконструкция», позорно носившая имя сомнительного пламенного революционера. Подстегиваемый воплями буйного алкаша, Виктор сдаваться не собирался. Вместе с еще двумя такими же уже престарелыми молодыми специалистами они подали на завод в суд, и нанятый ими за приличные деньги молодой и резвый адвокат в короткий срок сумел доказать, что «Петросталь» и «Ленстальконструкция» – одно и то же предприятие. Он, этот адвокат, еще много чего нарыл против «Петростали» и в защиту престарелых молодых специалистов, таким образом квартиры получили все трое претендовавших, но двое сразу по получении новехонькой жилплощади предусмотрительно уволились с завода, а Виктор неосмотрительно остался. Надо сказать, что победа этих «трех танкистов» над «Петросталью» разбудила других дремавших по комнатухам общаг бывших молодых специалистов, и против завода потянулась бесконечная череда исков. Но и завод уже не дремал. Молодой и резвый адвокат резвость свою быстро поубавил, когда получил солидное денежное единовременное пособие от руководства «Петростали». И в самом деле, чего ему еще было желать? Класс свой адвокатский он уже продемонстрировал, клиенты к нему записывались в очередь, и квартирным вопросом бывших молодых специалистов он теперь вполне мог уже пренебречь.